Разрушители мозга (О российской лженауке). - Олег Арин

Приведенная элементарная некорректность в цифрах усугубляется в другом месте несуразицей в методике подсчета «потерь» от «утечки мозгов». Пишется: «Так, по последним подсчетам американских социологов сложная рабочая сила создает в стране (без учета эффективности экспорта товаров, технологий и услуг) прибавочную стоимость, эквивалентную 400–450 тыс., а научно-техническая — около 800 тыс. долл. Исходя из этих оценок, Россия потеряла от внешней утечки ученых и специалистов в 1992 г. 25,0–28,0 млрд долл., в 1993 г. — 25,0–33,0 и в 1994 г. — 25,0 — 28,0 млрд долл. соответственно» (с. 86–87). Даже если приведенные цифры верны для США или для других стран «золотого миллиарда», неужели авторы всерьез полагают, что они верны и для России? Если следовать данной методике подсчета, то получится, что только одна категория «исследователей» в России, которых в 1990 г. было 993 тыс., а в 1996 г. — 485 тыс. (по данным авторов, на с. 53), создали «прибавочной стоимости» на сумму в первом случае около 794 млрд долл., а во втором — 388 млрд долл. (из расчета 800 тыс. долл. на душу). А сколько еще миллиардов должны были «добавить» другие категории «сложной рабочей силы»! Дух захватывает. Только почему-то весь наш ВВП, скажем, в 1996 г. был равен около 450 млрд долл. Куда делись эти миллиарды?

Уже давно замечено, что русские любят делить шкуру не убитого медведя. Вот еще один пример из этой серии. Со ссылкой на «Независимую газету» авторы пишут: «Имеются необходимые условия для того, чтобы, например, к 2005 г. захватить 25–30 % мирового рынка интеллектуальных технологий и программных продуктов, общий объем которого будет составлять не менее 40 млрд долл. в год» (с.64). Правда, они оговаривают, что для этого необходимо осуществить реформу всей сферы НИОКР и высшего образования. Вот на этом последнем и надо было сконцентрироваться: в состояние ли нынешняя власть осуществить такую реформу, а потом уже подсчитывать, какой процент рынка мы «захватим».

Самый главный недостаток данной работы заключается в том, что авторы даже не ставили себе задачу объяснить и проанализировать, в чем главная проблема российской науки, почему она докатилась до тех «низин», которые подробно описали ученые экономисты. И каким образом выкарабкиваться из этих «низин»? Ведь нельзя же всерьез воспринимать их рекомендации решения проблем «утечки умов» необходимостью «создания нормально функционирующего общества, предъявляющего высокий спрос на научные идеи и разработки.» и т. д. в таком же духе (с.173) Такие рекомендации могут давать люди, которые для себя, видимо, не уяснили, в чем причина развала не только науки — это всего лишь следствие, а всей российской экономики. Да что экономики, всей России.

Я уехал из СССР в начале 90-х годов в знак не согласия с политикой Горбачева, приехал назад в Россию в 1997 г. и был просто потрясен всем, что я увидел. Уезжал я еще из страны, которая называлась и признавалась Великой державой, приехал же в страну Третьего мира: нищую, голодную, холодную, вымирающую, агонизирующую, над которой правит бал тонкий слой охлократии. В России восстановился чисто русский вариант государственно-монополистического капитализма, почти на 100 % воспроизводящий ГМК начала века. И никакими терапевтическими реформами, в том числе и в области науки, при сохранении нынешней государственной власти ее не излечить. Здесь нужна хирургия. Проблема в том, что пока нет хирургов.

Но книжка, тем не менее, полезная.

Июнь 2000 г.

Японоведы, китаеведы, востоковеды

(Краткие характеристики)

В общественном сознании россиян сложилось убеждение, что человек, обладающий какой-нибудь ученой степенью, является ученым. Да и сами «остепененные», по крайней мере многие из них, тоже считают себя учеными. Нередко можно слышать, как новорожденный кандидат наук, выступая на какой-нибудь конференции, говорит: «Я, как ученый, считаю.» На самом деле даже не каждый академик является ученым. В то же время человек без всякой степени может быть ученым. Например, Ф. Энгельс не имел даже докторской степени, однако как ученому-обществоведу, ему не было равных в XIX веке, кроме Маркса.

Здесь не место подробно раскрывать тему «ученый — не ученый», но, чтобы читателю в какой-то степени были понятны мои характеристики востоковедов, я коротко, без детальных обоснований, выскажу некоторые соображения на этот счет.

Ученый — это человек, открывший законы или закономерности природы или общества. «Великость» ученых зависит от их масштаба. Гениальный ученый совершает открытия, влияющие на ход развития всего человечества (Платон, Аристотель, Ньютон, Лейбниц, Гегель, Маркс, Эйнштейн). Талантливый ученый открывает (в основном) законы в рамках какой-либо одной научной дисциплины (Ом, Ампер, Фарадей, Лобачевский, Менделеев, Павлов, Фрейд, Смит, Рикардо, Кейнс). Способный ученый совершает открытия в узкой сфере какой-либо из научных дисциплин (их много).

С определенной натяжкой к ученым можно отнести также класс людей-изобретателей, которые придумывают нечто такое, что отсутствует в природе или обществе.

В рамках Российской академии наук, по крайней мере в области общественных наук работают научные сотрудники. Ученых среди них наберется максимум процентов пять. Значительно больший процент (где-то около 10–15 %) приходится на специалистов: это те исследователи, кто обладают знаниями по изучаемому предмету. Кандидат наук обычно владеет знаниями по весьма узкому кругу явлений. Он значительно шире для доктора наук. Остальные — околонаучные работники. Это бесценная армия паразитов и разных уклеек при науке. Их «бесценность» двояка. Во-первых, в самом прямом смысле этого слова: они ничего не стоят, а во-вторых, по материальному объему затрат государства на обеспечение жизнеподдержания этой армии прожорливых около-науко-приживал, будь они кандидатами или докторами наук.

Что касается званий член-корреспондентов и академиков, в российских условиях они обычно даются за бюрократические достижения директорам институтов и их замам. К науке эти звания, за редким исключением, почти не имеют отношения (надеюсь, что в естественных науках картина несколько иная). Вообще-то директор института и ученый — вещи несовместимые по той простой причине, что ученый никогда не сможет стать бюрократом, к чему вынуждает директорская должность. Знаю это по собственному опыту.

Особую настороженность должны вызывать различные ученые степени и звания у действующих политиков. Все они, уверен, «липовые» кандидаты и доктора. Ко мне, к примеру, неоднократно обращались с предложением за немалые суммы написать докторские диссертации для такой категории лиц. Но это уже отдельная, так сказать, криминальная тема, требующая отдельного анализа. Важно только, чтобы читатель зафиксировал для себя, что сложился постоянно действующий механизм «остепенения» политиков, о чем весьма робко начали писать в печати[1].

Одним из признаков отличия ученого от не ученого является то, что первый строит свой анализ на базе понятийно-категориального аппарата, второй — на уровне слов и терминов. В первом случае процесс познания, или, если придерживаться гегелевской терминологии, погружение в предмет осуществляется через последовательную триаду разум — рассудок — разумный рассудок (или рассудочный разум). На последнем этапе происходит слияние познающего и предмета, т. е. акт познания, другими словами, открытие закона бытия предмета или явления. Во втором случае работает принцип здравого смысла, который позволяет описать явление, но не понять его сущность. В таком ключе, в частности, пишутся почти все работы в области современного китаеведения и японоведения. Среди нынешних российских японоведов-международников только трое работают на понятийном уровне. В то же время их значительно больше среди международников — не востоковедов, поскольку многие из них прошли школу освоения теории международных отношений, например в секторе покойного В. Гантмана в ИМЭМО, в Центре международных исследований МГИМО, а также у А.В. Сергиева (к сожалению, тоже покойного) в МИДе. У меня нет намерений перечислять их имена, но не могу не удержаться, чтобы не назвать одно выдающееся имя — Э.А. Позднякова — автора классического труда в 2-х томах: «Философия политики» (М., 1994), которую советую изучить всем нашим востоковедам.

И еще два слова о терминах «журналист» и «публицист».

Разница заключается в том, что публицист — это тот же научный работник, который пытается в средствах массовой информации в популярной форме изложить ту или иную идею, до этого выношенную на основе научного исследования. Между прочим, одним из выдающихся публицистов первой половины XIX века был гениальный поэт Гейне (кстати, он имел степень доктора юридических наук и был одним из немногих, кто понял Гегеля).

Журналист же пишет свои статьи или книги по принципу: что вижу, то пишу, т. е. на основе поверхностного взгляда на те или иные явления. Журналистика — это жанр, отражающий текущую реальность как можно в более понятной для среднего читателя форме. Журналисту некогда копаться в глубинах темы, поскольку ему приходится писать практически обо всем. Поэтому даже яркие журналисты не в состоянии проникнуть в суть общественных процессов. Не потому что они глупы, а потому что таков их жанр. Хотя на фоне общей массы серых ученых, некоторые наиболее выдающиеся журналисты могут показаться очень «учеными».