Призрак Тюлифанского аббатства - Питер Тримейн

Я невольно приподнял бровь.

— И видели, и слышали? — переспросил я. — Сразу два свидетеля? Что ж, могу заверить вас: в этом мире не существует ничего, чему нельзя найти рационального научного объяснения.

— В этом мире, — пробормотал Филимор. — А в том?

— Если ваши родственники верят в проклятие, почему они не уедут из Тюлифана? — спросил я. — Разве не лучше было бы оставить имение, коль скоро вы уверены, что проклятие обладает такой силой?

— Мой отец очень упрям, Холмс. Он вложил в аббатство все свои деньги, до последнего пенни, не считая дома в Дублине. Будь я на его месте, продал бы имение соседу и уехал из проклятого дома.

— Соседу? В смысле, Мориарти? А почему именно ему?

— Он предлагал отцу купить аббатство и таким образом разрешить все затруднения.

— Весьма великодушно с его стороны, — заметил я. — По-видимому, его проклятие не пугает?

— Он считает, что проклятие преследует только англо-ирландские семьи вроде нас, а ему, чистокровному ирландцу, кельту из кельтов, так сказать, оно вреда не причинит.

Полковник Филимор прислал коляску на вокзал Килларни, чтобы отвезти нас в Тюлифанское аббатство. Старый полковник явно пребывал не в лучшем расположении духа, когда встретил нас у себя в библиотеке. Я заметил, что протянутая им для рукопожатия кисть слегка дрожит.

— Друг Джека, а? Да, я вас помню. Вы из голуэйских Холмсов, а? Майкрофт Холмс — ваш брат? Служит у лорда Хартингтона, а? У первого заместителя министра финансов, а?

У него была раздражающая манера прибавлять «а» едва ли не к каждой своей телеграфной фразе.

Тут и Агнесса Филимор вышла поздороваться с нами. Господи, Ватсон, как же я был молод и горяч в те дни. Даже и теперь, когда устремляю в прошлое взгляд более критический и холодный, я не могу не признать, что она обладала ослепительной красотой. Девушка протянула мне руку, но я сразу заметил, что в ее улыбке уже нет теплоты и дружелюбия, которые, как когда-то казалось, предназначались мне одному. Может быть, Агнесса стала взрослой женщиной, пока я с мальчишеской страстью грезил о ее прежнем образе? В то время я не мог допустить и мысли о том, что страсть была лишь с моей стороны. Желторотый юнец, что еще можно сказать.

Ужин проходил в мрачной атмосфере. Мне было тяжело примириться с жестокой правдой жизни; полковник Филимор не испытывал радости по вине проклятия, висевшего над его домом. Мы уже почти покончили с десертом, как вдруг Агнесса замерла, не донеся вилку до рта. Затем полковник Филимор с грохотом уронил ложку на тарелку и издал жалобный стон.

В наступившем молчании звук был слышен отчетливо. Это был детский плач. Он, словно эхо, разносился по всем комнатам. Даже Джек Филимор растерялся.

Я отодвинул стул и встал, стараясь определить, откуда исходит звук.

— Что находится прямо под этой комнатой? — спросил я.

Полковник сидел весь белый и от потрясения не мог отвечать.

Я обернулся к Джеку. Он несколько нервно отозвался:

— Винные погреба, Холмс.

— Так идемте! — Я схватил со стола канделябр и без промедления направился к выходу.

Когда я подошел к двери, Агнесса дважды топнула ногой, словно бы в волнении.

— Нет, мистер Холмс! — крикнула она. — Против потустороннего существа вы ничего не сможете сделать!

Я задержался в дверях и улыбнулся ей.

— Не думаю, что это потустороннее существо, мисс Филимор.

Джек Филимор показал мне погреб, мы обыскали его самым тщательным образом и ничего не нашли.

— А что вы рассчитывали найти? — спросил Филимор, увидев мое разочарование, когда мы вернулись в столовую.

— Мальчика, живого мальчика из плоти и крови, а не призрака, — твердо ответил я.

— Если бы. — Агнесса не скрывала своего удовлетворения тем, что у меня не нашлось никакого рационального объяснения. — Думаете, я не приказывала обыскать этот дом, и не один раз? Отец уже на грани безумия. Мне кажется, самообладание начинает ему изменять. Я боюсь, как бы он не сделал с собой что-нибудь.

— А послезавтра ему исполняется пятьдесят лет, — серьезно добавил Филимор.

Мы стояли у входа в столовую, когда Мелоун, пожилой дворецкий, заслышал звон колокольчика у входной двери и пошел открывать.

— Профессор Мориарти, — доложил он.

Мориарти был высок и худ, у него был большой бледный куполообразный лоб и глубоко посаженные глаза. Все лицо выдавалось вперед, и еще у него была странная привычка медленно покачивать головой из стороны в сторону, — мне, тогда еще по-юношески резкому в своих суждениях, в этом почудилось что-то змеиное. Теперь, вспоминая его, я сказал бы, что Мориарти был по-своему красив и довольно изящен. Он был еще молод для профессора и несомненно обладал острым умом и развитым интеллектом.

Агнесса встретила его радушно, Филимор же держался отчужденно. Что касается меня самого, я старался ничем не выдать своего дурного настроения. Мориарти присел с нами за стол, чтобы выпить кофе с бренди, и выразил полковнику сочувствие по поводу его нездоровья.

— Мое предложение все еще в силе, дорогой сэр, — сказал он. — Лучше бы избавиться от аббатства и от проклятия разом. Тем более что вы, разумеется, не потеряете его вовсе. Ведь мы с Агнессой поженимся, и вы всегда будете здесь желанным гостем.

Полковник Филимор буквально зарычал. Негромкий раскатистый звук родился где-то глубоко в горле — так рычит загнанный зверь, когда ему приходится отбиваться.

— Я намерен идти до конца. Чтоб какой-то призрак выжил меня из собственного дома — не бывать этому! Сам Акбар-хан со своими горластыми афганцами не смог выбить меня из Пейварского ущелья. Нет, сэр. Я намерен остаться и встретить свое пятидесятилетие здесь.

— Напрасно ты не хочешь даже подумать над предложением Джеймса, отец, — укоризненно сказала Агнесса. — Все это плохо сказывается на твоих нервах. Лучше бы избавиться от имения и переехать в Дублин.

— Чепуха! — огрызнулся отец. — Я пойду до конца. И слушать больше ничего не желаю.

Мы рано легли спать в тот вечер, и, признаюсь, я некоторое время размышлял над своими чувствами к Агнессе, прежде чем забыться полусном.

Меня разбудил плач. Я накинул халат и бросился к окну, сквозь которое лила мягкий свет белая полная луна. Плач был похож на завывания баньши. Кажется, он доносился откуда-то сверху. Я поспешно вышел из комнаты и в коридоре столкнулся с Джеком Филимором, тоже одетым в халат. Лицо у него было мертвенно-бледное.

— Скажите мне, что я сплю, Холмс! — воскликнул он.

— Нет, если только нам не снится один и тот же сон, — коротко ответил я. — У вас есть револьвер?

Он взглянул на меня испуганно.

— Чем нам поможет револьвер, по-вашему? — спросил он.

— Возможно, окажется действенным средством против духов, вампиров и привидений, — скупо улыбнулся я.

Филимор покачал головой.

— Револьверы заперты внизу, в оружейной. Ключи у отца.

— Ну что ж, — ответил я, видя, что делать нечего, — пожалуй, сумеем обойтись и без них. Плач доносится сверху. Что там?

— Башня. Именно в ней отец, по его словам, видел призрака.

— Тогда идемте в башню.

Уступив моему настойчивому тону, Филимор пошел вперед. Мы взбежали по винтовой лестнице и оказались на плоской крыше. На противоположном конце усадьбы возвышалась еще одна башня, только немного повыше. Вокруг нее, в десяти футах над крышей, шел узкий балкон.

— О боже! — воскликнул Филимор и остановился так резко, что я налетел на него.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя, а затем я увидел то, что его так испугало. На балконе стояла фигурка мальчика. Он был ярко освещен лунным светом, и при этом — не солгу вам, Ватсон, — его тело и одежда излучали какое-то странное сияние. Мальчик и издавал эти жуткие завывающие звуки.

— Вы видите, Холмс? — крикнул Филимор.

— Я вижу маленького негодяя, кто бы он ни был! — воскликнул я и бросился к башне по плоской крыше.

И тут призрак исчез. Я не видел, куда он скрылся.

Я подбежал к основанию башни и стал искать, как бы вскарабкаться на балкон. С крыши был только один выход — дверца в башне, по всей видимости запертая изнутри.

— Скорее, Филимор, мальчик вот-вот сбежит! — с досадой крикнул я.

— Сбежит, а?

Это был полковник, в одной пижаме, — он возник из темноты у нас за спиной. Лицо у него было пепельно-серое.

— Призракам бегать ни к чему, а? Нет, сэр! Теперь и вы его увидели, а значит, я не сумасшедший. По крайней мере не сумасшедший, а?

— Как попасть в башню? — спросил я, не обращая внимания на разглагольствования полковника.

— Вход забит досками много лет назад, Холмс. — Филимор подошел к едва стоявшему на ногах отцу и поддержал его. — Тут нельзя ни войти, ни выйти.

— Но кто-то все же вошел, — заметил я. — И это был не призрак. Думаю, все подстроено. Вам нужно вызвать полицию.