Дары джиннов - Элвин Гамильтон

же день осады к султану пришёл старший из выживших сыновей, великий мастер меча, и попросил оказать ему честь и позволить вывести войска из ворот и дать врагам бой. Однако правитель отказал, сомневаясь, что сын достоин.

Назавтра явился другой сын, непревзойдённый в искусстве стрельбы, и просил позволения собрать лучников и засыпать врагов стрелами, но султан вновь отказал, сочтя недостойным и его.

На третий день неудача постигла ещё одного принца, и так продолжалось день за днём, неделя за неделей. Никто так и не был избран, и народ песков начал роптать.

В конце концов, перебрав всех своих отпрысков, султан объявил, что нового наследника-султима определят состязания, как и было заведено в стране песков с незапамятных времён, когда правил самый первый султан.

В назначенный день на площади дворца собралась толпа, чтобы взглянуть на тех, из кого выберут будущего правителя. Султан вышел к народу и сказал, что всё ещё оплакивает своего первенца, но ждать больше нельзя: стране необходим наследник. Но не успели прозвучать первые слова, как до слуха собравшихся донёсся другой голос:

– Он лжёт!

Негромкий голос, почти шёпот, звучал будто над самым ухом у каждого… а может, прямо в голове? Кому хватило смелости сказать такое про сиятельного властителя? Люди стали испуганно озираться по сторонам, и тут их глазам предстало невероятное. Женщина стояла не среди толпы, а на ступенях дворца, прижимая к груди… собственную голову! На месте шеи торчал лишь окровавленный обрубок.

Многие узнали лицо, и по площади пробежал шёпот. Благословенная султима! Неверная супруга убитого наследника, казнённая по его приказу, вернулась из мёртвых!

Губы отрубленной головы не шевелились, но слова слышали все. Ветер из пустыни трепал волосы над ладонями, держащими голову.

– Он лжёт, – повторила женщина, устремив на толпу обвиняющий взгляд, – а лгать грешно!

При её словах небо над площадью разом потемнело. Жители Измана с ужасом подняли глаза: над столицей собиралась песчаная буря. Солнце скрылось, дворец погрузился в сумрак, но тем ярче сияла призрачная женская фигура. Люди сжались под занесённым мечом стихии, готовым обрушиться, словно в отместку за удар топора, обезглавившего на их глазах благословенную султиму. Упав на колени, они молили о пощаде, не зная, кому возносят свои молитвы, Всевышнему или самой казнённой.

К счастью для них, ей нужна была не месть, а лишь торжество правды.

– Мятежный принц не убивал султима! – Голос женщины ясно слышался даже сквозь завывание ветра, кружившего над городом тучи песка. – Убийца – его собственный отец! – Рука с потёками крови вытянулась к высокому балкону дворца, где стоял султан. Отрубленная голова упала к ногам и гневно уставилась туда же, а обличающий голос продолжал вещать: – Ваш правитель самолично зарезал сына, как до этого – своего отца и братьев. Теперь он прикидывается безутешным, готовясь послать на смерть других детей – против захватчиков, которых сам же и привёл в нашу страну!

Стоя на коленях перед ужасным видением, жители столицы верили каждому слову. У мёртвых нет причин лгать.

Султима подобрала упавшую голову и повернула её лицом к принцам, что выстроились на ступенях выше. Один из них упал на колени, а другой натянул лук и выстрелил в окровавленную грудь призрака, но стрела прошла будто сквозь воду и вонзилась в землю. Женщина повернула голову, бесстрастно глянула на стрелу и вновь уставилась на сыновей правителя, поражённых её речью.

– Ни один из этих недостойных не сможет стать новым султимом. Наследник трона избран уже давно, и я пришла возвестить о нём!

Многие потом говорили, что она держала в руках свою голову, словно младенца, рождённого не от мужа, а от джинна, которого у неё отобрали. Кого же ещё могли послать древние с вестью из потустороннего мира, как не мать одного из своих детей?

– Мятежный принц – вот кто истинный султим! – продолжала женщина. – Только он должен править Мираджем, или больше никто и никогда! Без него наша страна падёт и будет разорвана на части чужеземцами, что стоят у ворот. Они высосут из неё всю кровь… Нынешний султан несёт лишь тьму и смерть, а будущий – мир и процветание!

Толпа откликнулась рёвом, заглушая вой песчаной бури, но следующие слова призрака слышали все:

– Мятежный принц восстанет из мёртвых! Новый рассвет! Новые пески!

Глава 3

Сверху столица выглядела совсем иначе.

Я стояла на карнизе Главного молельного дома. Отсюда была хорошо видна площадь, где собралась толпа зрителей на султимские состязания. Именно потому мы и выбрали для наблюдения это место, а уж точно не из-за его удобства.

Подойдя насколько могла к краю узкого уступа, я посмотрела вниз с головокружительной высоты, и Жинь опасливо схватил меня за руку.

– Не хватало ещё тебя потерять, Бандит, – проворчал он.

По обе стороны от нас на карнизе пристроились Изз и Мазз в человеческом облике. Обернувшись гигантскими руххами, они доставили нас сюда ещё до рассвета, когда народ только начал собираться. Сейчас золочёный купол Главного молельного дома так ярко сиял в утренних лучах, что ослеплял даже со спины, и любому случайному взгляду, брошенному с площади, наши фигуры показались бы призрачными солнечными пятнами.

Город с его изломанными, кривыми улочками, неожиданными поворотами и скрытыми закоулками представлялся внизу заколдованным лабиринтом. Извилистые глухие стены тут и там оживлялись отдельными окошками, из которых на пыльную мостовую просачивался свет будто из другого мира. В узких проходах, запруженных прохожими, теснились лотки торговцев, а небо заслоняли разноцветные навесы. Я провела здесь почти месяц, с тех пор как проснулась под огненным куполом, и всё ещё с трудом находила дорогу.

Природа возникновения купола с самого начала не вызывала у меня сомнений – это было очередное чудесное изобретение Лейлы. Однако жители Измана, подобно Саре в ту первую ночь, решили, что видят проявление древней магии, времён самой первой войны. Многие называли купол Стеной Ахмеда и даже почитали как святыню. Сжигали лоскуты своей одежды, пачкали лица сажей и проводили рядом с ней день за днём, пытаясь подобраться как можно ближе к огненной завесе, чтобы вознести благодарную молитву мятежному принцу за избавление от врагов. Солдаты отгоняли их, но фанатики упорно возвращались с рассветом. Иные даже гибли. Перейдя черту, они мгновенно превращались в прах, как тот камень, что бросил Жинь.

Как ни противно было признавать, но огненная стена и в самом деле спасла всех нас, хоть и не имела к Ахмеду никакого отношения.

Со своего высокого наблюдательного пункта я могла разглядеть вдали ровные ряды синих армейских палаток, окружавших