Бес - Макс Игнатов

обошел всю квартиру по периметру, внюхиваясь в углы и иногда застывая на том или ином месте. Если вдруг на пути было какое-то препятствие, типа шкафа, то он его просто обходил, а если это была дверь, то он поднимал голову и смотрел на старших хозяев до тех пор, пока они не открывали ее. Без мяуканья, молча – просто смотрел, как виделось Павлу – ТЕМ САМЫМ взглядом. Потом заходил в открытое помещение и продолжал делать свое дело.

– Что он творит? – шепнула Тамара, когда кот пошел на второй круг.

– А я знаю? – пожал плечами Павел. В голове у него почему то всплыло: «…Мороз-воевода дозором обходит владенья свои…» – Дурдом какой-то!

Вечером Тома ему призналась:

– Знаешь, что я подумала? На что это было похоже? Как будто батюшка из церкви пришел и дом освящает. Но как-то слишком подробно, – она засмеялась.

Или вот другой случай. Тома по дороге домой подвернула ногу, кое-как доковыляла до квартиры. Первым, кого она увидела в коридоре, был уставившийся на нее Бес. А потом из комнат выбежали дети.

– Мама, мама, – наперебой закричали они, – Бесенок что-то волнуется. Бегает по комнатам, забежит, то в одну комнату, то в другую, и в коридор бежит. Как зовет нас куда-то…

Бес не отходил от Тамары весь вечер, постоянно находясь возле больной ноги, которая распухла и посинела. Павел, имевший в юности дела с растяжениями и ушибами, сделал все, что было возможно в домашних условиях. Порешили: если что – завтра поедем в «травму». Когда легли спать, Бес, против обыкновения, начал моститься кемарить к ним на кровать, поближе к больной ноге. Тамара улыбнулась:

– Говорят, кошки лечат всякие хвори? А вдруг..?

«Вдруг» настало завтра, когда от опухоли и прочего негатива не осталось и следа. Тома, сняв повязку, потрогала кожу, подвигала ступней, после чего аккуратно встала на ногу, прошлась, топнула, а потом еще и станцевала. Павел тупо смотрел на нее.

– Этого не может быть! – пробормотал он. Но Тамаре было не до невозможностей.

– Где Бесенок? Я его сейчас в засос расцелую…

Иногда они с мужем садились вечером за бутылкой вина и думали о том, что какие мелочи даже перестали замечать, а вспоминать о них стали потом, много позже. Ведь были тараканы, а теперь их нет… А как-то суп закипел, и пролился на плиту, и Бес сразу замяукал… Коля, сосед, приходил вроде как денег занимать, и Бесенок выскочил и зашипел, и тот ушел сразу, как сдуло – а потом Колю этого забрали в полицию за воровство… Иногда о чем-то важном подумаешь, потом забудешь, и тут рыжий подбежит и в ногу ткнет – и сразу вспомнишь! В интимной жизни стало вдруг так все хорошо, дети вроде совсем не болеют, Павел почти отвык от своих «стрелялок»… Всего не перечесть. Но связано ли все это с котом? Кто знает? Но и муж, и жена сходились в одном – где-то кот «при чем».

– Что-то он знает и понимает, – размышлял Павел. – Вот только что?

– Одно ясно, – отозвалась жена. – Иногда он дает нам понять, что знает больше, чем все мы, вместе взятые. Помнишь прививки?

Тамара порой брала Беса за передние лапы, смотрела ему в глаза и спрашивала:

– Кто ты? Расскажи мне…

Тот, конечно, не отвечал и постоянно пытался вывернуться, словно ему было стыдно и неудобно, но делал это всегда аккуратно, не применяя ни когтей, ни зубов. Тамаре каждый раз ничего не оставалось, как отпускать кота на свободу.

Очередное летнее субботнее утро, когда всем хотелось выспаться, началось с того, что Бес начал громко мяучить. После этого он запрыгнул на диван и бесцеремонно начал шагать по Тамаре. Такого раньше не было, и Томе захотелось, при всем уважении к коту, спихнуть его подальше, но в этот момент звякнул ее мобильник.

– Доча, ты? – голос отца был тревожен. – Можете приехать? Что-то мама заболела…

Поездки в деревню были неотъемлемым атрибутом жизни Егоровых. Свежий воздух, грибы-ягоды, детские игры в старых домах, баночки-заготовочки, посиделки тестя с зятем… Но после появления Беса они туда еще не выбирались.

Собрались быстро. Возник вопрос по транспортировке кота.

– Посадим в дедушкину корзинку, всего и делов-то, – предложил Шурик.

Плетеную корзину достали с балкона, и кот ринулся туда сразу, как только Тома положила на дно старое покрывало. Павел переглянулся с женой. Оба покачали головой, но ничего не сказали.

Доехали быстро, хотя поток машин из города был немалым. Всю дорогу дети сзади наблюдали за котом. Бес вел себя непонятно – из корзины не вылезал, но вертелся в ней, как угорь, и постоянно что-то как бы мурчал. Никакие попытки ребятни успокоить его успеха не принесли, и они от него отстали, только украдкой поглядывали. Успокоился кот только перед приездом.

На крыльце Егоровых уже встречали. Было от чего выпучить глаза…

– Мама, ты же болеешь! – Тамара просто выпорхнула из машины в объятия матери.

– Ничего не понимаю, – тесть жал руку Павла, одновременно отводя его в сторону. – Она одной ногой в могиле была, два приступа ведь было. Я Клавке, соседке, позвонил, ну ты ее знаешь, она врачихой была, потом в «скорую», потом вам. Врачи из реанимации два раза ей там что-то ставили, старшая ихняя говорит – все, можем не довезти. А потом вообще непонятное стало твориться. Мы ее уже на носилках несли, а она головизину поднимает и рукой машет – стой, дескать! И встает. И ни в какую ведь не поехала! Врачи все еще раз посмотрели, а у нее и давление, и пульс, и все-все – нормальное… – в глазах старика стояли слезы. Он откашлялся и, вытерев украдкой глаза, продолжил: – Уехали врачи, в общем. А Клавка самогона попросила. На кухне сидит. Я, говорит, нажраться от увиденного хочу…

Мужчины пошли обратно к крыльцу. Павел увидел, что теща, по всем параметрам выглядевшая здоровой и невредимой, неотрывно смотрит на Беса, который пытался укрыться в корзинке.

– Кто это? Том, а Том, кто это? – спросила она, показывая на кота.

– Ой, мам, да это кот наш, вы ж с папой не видели, – заулыбалась Тамара, и тут же загалдели дети, рассказывая про рыжего всякие забавности. Но старушка подняла руку, и все как-то стихли.

– Я видела его…

– Где, мам? – Тамару не на шутку испугало выражение материного лица. – Ты путаешь…

– Утром видела, как будто во сне. Дай-ка мне его, – кота вынули из корзины, и он, поупрямившись, повернул мордочку к старушке. – Он. Он это, его глаза. Он ко мне туда пришел, а потом