Парижские могикане. Том 2 - Александр Дюма

«Почему же, в таком случае, вы не послали Баболена выгуливать собак? Почему не оставили девочку дома?» — спросила фея.

«Потому что Баболен меня не слушается, а Рождественская Роза все исполняет раньше, чем я успеваю приказать».

«Пусть так, — возразил генерал, — но мы подобрали девочку на улице не для того, чтобы она умерла от простуды. Где она спит?»

«Здесь!» — отвечала колдунья, указывая в угол, где Рождественская Роза свила себе гнездышко.

Фея приподняла занавеску, отделявшую угол чердака, и ее взгляду открылась довольно чистенькая клетушка. Правда, постель состояла из одного матраса. Фея пощупала матрас и подумала, что ложе, пожалуй, жестковато.

«Признаться, мне неловко, что я сплю на пуховиках, а у бедняжки только этот матрас!» — заметила она.

«У нее будет пуховая постелька, одеяла и тонкие простыни, — пообещал генерал. — Я сейчас вам пришлю все это, милейшая, а заодно и доктора. Пока же укройте девочку потеплее и пригласите сиделку — вот деньги для нее и на лекарства. Если завтра доктор мне скажет, что вы плохо ухаживаете за малышкой, я прикажу комиссару полиции забрать ее у вас».

Колдунья бросилась к девочке и прижала ее к груди.

«Нет, нет, не беспокойтесь! — запричитала она. — Если я и не ухаживаю за Рождественской Розой как за принцессой, то только потому, что у меня нет средств».

«Прощай, Розочка! — проговорила фея, подойдя к сиротке и поцеловав ее. — Я еще к тебе приду, дитя мое».

«Правда, госпожа фея?» — спросила малышка.

«Правда», — подтвердила принцесса.

Девочка порозовела от удовольствия, а Карита сказала, обращаясь к отцу:

«Только посмотрите, какая она хорошенькая!»

Она в самом деле была хороша, господин художник! Вот бы написать с нее портрет!

— Так вы ее видели, мадемуазель? — рассмеялся Петрус.

— Разумеется, — кивнула Пчелка. Она спохватилась и поправилась:

— Я видела ее в моей книге со сказками: она била в костюме Красной Шапочки.

— Вы мне покажете, мадемуазель?

— Непременно, — с важностью отвечала Пчелка. Потом она продолжала:

— Фея и ее отец сели на лошадей, а полчаса спустя у бедной Рождественской Розы уже было все обещанное. Потом они приказали заложить экипаж и отправились в центр города за доктором. Врач уехал к девочке, и фея с отцом возвратилась во дворец. Фея была счастлива, что у нее такой добрый отец, а отец радовался, что у него такая хорошая дочь.

Доктор обещал заехать к ним вечером и рассказать, как себя чувствует Рождественская Роза. Он сдержал слово, но привез печальную новость: бедняжка была очень плоха. Принцесса пришла в отчаяние. На следующее утро она отправилась вместе с отцом в карете навестить больную. Не было еще девяти, когда они вошли к Броканте. Врач уже больше часу не отходил от больной; он очень обеспокоился, и было от чего! Вы поймете это, когда узнаете, что у Рождественской Розы оказалось воспаление мозга. Бедняжка бредила, никого не узнавала: ни Броканту, свою приемную мать; ни Баболена, своего товарища по играм, рыдавшего возле кровати; ни вороны, замершей у ее изголовья и будто понимавшей, что ее маленькая хозяйка больна; ни собак, притихших и даже не тявкнувших, когда вошли генерал и принцесса. Печальное это было зрелище; принцесса отвела глаза и отерла слезы.

Но не болезнь пугала доктора: он брался вылечить Рождественскую Розу при условии, что она будет принимать отвар из трав. Но девочка отталкивала слабенькой горячей ручонкой ложку и ничего не хотела принимать. Ее уговаривали:

«Выпей, маленькая! Это лекарство!»

Все напрасно: она не понимала, чего от нее хотят.

Время от времени она привскакивала на постели, порываясь бежать, и кричала:

«Добрая госпожа Жерар! Милая госпожа Жерар! Не убивайте меня!.. Ко мне, Брезиль, ко мне!»

И, лишившись сил, с тяжелым вздохом снова роняла голову на подушку.

Врач утверждал, что в жару ей мерещатся призраки. Но на лице Розочки был написан такой ужас, что можно было поклясться: эти призраки она видела наяву.

Микстура, которую предлагал ей доктор, должна была снизить жар, а вместе с ним исчез бы и этот страшный кошмар. И все пытались уговорить ее выпить лекарство: доктор, сиделка, Броканта, Баболен и даже оказавшийся там комиссионер, которого девочка очень любила. Броканта попробовала было влить ей лекарство силой, но та не далась, несмотря на то что была слабее колдуньи.

«Если она не будет принимать микстуру по чайной ложке каждый час, через день она умрет», — предупредил лекарь.

«Что же делать, доктор?» — спросила принцесса.

«По правде сказать, не знаю», — развел тот руками.

«Доктор, доктор! — со слезами на глазах взмолилась принцесса. — Употребите все свои знания, спасите бедную девочку! Мне кажется, если бы я была такой же ученой, как вы, я нашла бы средство!»

«Увы, принцесса, — отвечал лекарь, качая головой. — Наука здесь бессильна! Пусть ваше доброе сердце вам подскажет, что делать. Я же сдаюсь перед непобедимым сопротивлением этой девочки».

В эту минуту вышел вперед комиссионер и со слезами на глазах стал предлагать бедняжке куклу, игрушки, книжки, красивые платья, жемчужинки для ожерелья, но все было бесполезно: Рождественская Роза оставалась глуха и лежала не шевелясь. Несчастный молодой человек бился изо всех сил, но она так и не узнала его голос. Он в отчаянии отступил в угол комнаты — верно, отец не убивался бы так над умирающей дочерью, как он!

Баболен тоже очень страдал. Он рассказывал Рождественской Розе смешные истории; обычно она очень любила их слушать. Но теперь она ничего не отвечала, оставалась столь же равнодушна к его словам, поцелуям, мольбам, как вон та мимоза, когда для нее наступает время сна и она опускает ветви.

Шли часы, а девочка не принимала лекарство.

Что делать? Все пытались заставить ее проглотить микстуру — тщетно!

Настала очередь принцессы. Она села у постели больной, приподняла головку и нежно поцеловала девочку. Я снова оговорилась: то была не принцесса, а фея, потому что никому из смертных не под силу было то, что она сделала. Девочка вдруг открыла глаза и радостно вскрикнула:

«Я вас узнала! Вы фея Карита!»

Никто из присутствующих не смог сдержать слез, но то были, разумеется, счастливые слезы: девочка впервые за целые сутки произнесла разумные слова.

Каждый хотел поскорее подойти к Рождественской Розе и поцеловать ее. Однако доктор молча преградил всем дорогу, боясь, что земные слова могут погасить искорку разума, зажженную этим божественным голосом.

«Да, девочка моя дорогая! Да, это я!» — медленно и ласково повторяла принцесса.

«Карита! Карита!» — повторяла малышка, и это прекрасное имя, которое для остальных было всего лишь более красивым, чем другие, звучало в ее устах священным гимном, нежной песней.