Если любит – поймет - Джулия Тиммон

Интересно ли мне? Да я чувствую себя так, будто все происходит не наяву, а я лишь сижу и мечтаю об этом знакомстве.

— Скажите же, как зовут вас, — просит Деннард.

— Келли Броуди.

— Келли, — повторяет Деннард так, будто каждый звук, из которых состоит мое имя, прозвучал для него как-то по-новому. Или будто в его голове уже вырисовывается новый сценарий и главную героиню тоже зовут Келли. Вряд ли она похожа на меня. Я обыкновенная девушка… Деннард кивает каким-то своим мыслям и снова смотрит мне в глаза. — И ты зови меня просто Максуэлл. Или Макс — как хочешь.

— Хорошо.

До чего он чудной! Но почему-то все больше и больше располагает к себе. Как это у него получается? Он вроде бы ничуть не старается казаться лучше, чем есть. Или, может, вся эта его оригинальность сплошная игра? Может, киношники — актеры, режиссеры, сценаристы — лицедействуют постоянно, надо и не надо?

— Смит-стрит теперь и правда как игрушка, — произносит Максуэлл, глядя в окно. — А в семидесятые изобиловала забегаловками и допотопными магазинчиками. Как описано в «Бастионе одиночества». Не читала?

Качаю головой. Максуэлл с улыбкой машет рукой.

— И не нужно. Книжка довольно большая и близка далеко не всем. Наверное, только те, чья жизнь схожа с судьбой главного героя, могут оценить ее по достоинству.

— Что у него за судьба? — интересуюсь я.

— Он родился и вырос на Дин-стрит, белый мальчик среди афро— и пуэрториканцев. Терпел унижения, приспосабливался. Как и сам автор книги.

У него поразительно приятная манера говорить, поэтому, игра это или не игра, постепенно забываешь, что его окружение — кинозвезды и прочие знаменитости. Я мало-помалу расслабляюсь, слежу за его лицом, на котором, кажется, отражается каждая эмоция, и не замечаю, что слушаю его с полуулыбкой. Если бы он без конца не поправлял очки, я, наверное, даже нашла бы его весьма симпатичным. Очки… Заостряю на них внимание. По-моему, они его портят.

— Я тоже родился в Бруклине, — говорит Максуэлл.

— Серьезно? Значит, и ты вроде героя из этой книги?

Он смеется и качает головой.

— По счастью, почти нет. Во-первых, в отличие от Рейчел Эбдус, наша мама до сих пор в семье, никогда не прикасалась к наркотикам и не убегала бог знает куда с хиппи. Во-вторых, я в отличие от Дилана не учился в местной муниципальной школе ни дня — меня сразу определили в частную, манхэттенскую. А через год мы туда переселились, и я не появлялся в Бруклине лет пятнадцать. Но книгу прочитал не без удовольствия. Она в любом случае напомнила мне раннее детство.

Медленно киваю, пытаясь представить себе Максуэлла семилетним ребенком. Наверное, он отличался недетским умом и любознательностью и выбивался из толпы, хоть и в школе не был окружен сплошь темнокожими детьми.

Приносят заказ. Максуэлл расстилает на коленях салфетку и принимается охотно поглощать суп. Я пробую салат — вполне недурно. Надо бы перейти к тому, о чем я собираюсь попросить Максуэлла, хотя почему-то не хочется, чтобы он решил, будто я спешу им воспользоваться. Напряженно придумываю, как бы начать издалека, а потом незаметно заговорить о главном, но он сам приходит мне на выручку.

— Давно ты дружишь с… гм… Лиз?

— Элизабет. Да, давно. Даже сложно сказать, сколько лет. — Радуюсь, что все складывается столь удачно, но стараюсь выглядеть так, будто об Элли в эти минуты вообще не думала. — Странно, что ты ее не запомнил. Она еще в девяносто пятом сыграла в молодежной комедии роль отъявленной хулиганки, ее до сих пор узнают на улице.

Максуэлл замирает, поднеся ложку ко рту, сужает глаза и задумывается.

— Подожди-ка… — Он опускает ложку в тарелку. — Случайно не в «Переспорить дьявола»?

— В нем самом, — отвечаю я, откидываясь на спинку стула и воображаемо потирая ладони. Процесс пошел! Только бы Максуэлл не перескочил на другую тему!

— Она там гоняет на серебристо-черной «Ямахе» и танцует сальсу? — спрашивает он.

— Совершенно верно.

Максуэлл одобрительно кивает.

— Отличная работа! В самом деле отличная.

— Кстати, — говорю я, отодвигая тарелку и складывая перед собой руки, — почему так выходит? — Мгновение-другое молчу, чтобы он поверил, будто на эти мысли меня навели исключительно его вопросы. — Тогда все единодушно признали, что Элизабет Сэндерс талантлива, но ей больше ни разу не довелось сыграть пусть не главную, ну хотя бы не эпизодическую роль? — договариваю я.

Максуэлл кивает, показывая, что вполне понимает, о чем речь.

— Такое случается. Некоторые актеры блеснут внезапно в довольно раннем возрасте, но тут же гаснут.

Я не желаю верить в то, что Элли навсегда угасла. Не может быть, чтобы все ее многолетние старания закончились ничем. С другой же стороны… Нет. О худшем пока не буду даже думать.

— Но ведь если в человеке есть талант, не может же он взять и вмиг исчезнуть?! — восклицаю я.

Максуэлл поджимает губы и разводит руками.

— Увы, бывает и такое. Особенно если свою единственную роль человек сыграл подростком, а с годами изменился — внешностью, характером, даже отчасти темпераментом.

— Не понимаю. Что в ней такого изменилось? — спрашиваю я. — Бедняге просто не везет, вот и все! — Наклоняюсь вперед. — Может, ты присмотришься к ней повнимательнее?

Представляю, как Элли дает Максуэллу свои лучшие видеозаписи — на некоторых она в купальниках, на других в мини-юбках и топах, а на одной вообще топлес, правда стоит к камере спиной, — и в груди шевелится нечто вроде протеста. Приехали! Уж не ревную ли я? Нет, это просто смешно. Во-первых, Максуэлл еще ничего не ответил, во-вторых — Элли только и делает, что высмеивает его, а в-третьих… Боже, к чему я все это перечисляю? И с какой стати не слишком счастлива при мысли, что он увидит Элли во всей красе?

Задумываюсь. Может, дело в том, что я, хоть у меня вроде бы тоже фигура в норме, более зажата, чем Элли? Не могу свободно проплыть по Центральному парку в платье с глубоким вырезом и с открытой спиной, поэтому и немного завидую Элли? Интересно, можно ли этому научиться? Быть более свободной, раскрепощенной? Вдруг в одних это с рождения, а к другим приходит с возрастом? Или тут обязательно нужна та самая артистичность?

Или мне не по себе лишь потому, что напекло голову либо окончательно лишили рассудка придирки Вайноны.

Максуэлл о чем-то размышляет.

— Присмотреться повнимательнее? — задумчиво повторяет он. — Но пробы давно позади, роли утверждены, треть фильма мы, слава богу, отсняли.

Оживленно киваю, прогоняя неуместные мысли.

— Знаю. Но, может, будешь иметь ее в виду на будущее?