«…Не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения»: Переписка Г.В. Адамовича с М.А. Алдановым (1944–1957) - Адамович Георгий Викторович

529

530

531

532

533

534

535

536

537

538

539

540

541

542

543

544

545

546

547

548

549

550

551

552

553

554

555

556

557

558

559

560

561

562

563

564

565

566

567

568

569

570

571

572

573

574

575

576

577

578

579

580

581

582

583

584

585

586

587

588

589

590

591

«…НЕ СКРЫВАЙТЕ ОТ МЕНЯ ВАШЕГО НАСТОЯЩЕГО МНЕНИЯ»: ПЕРЕПИСКА Г.В. АДАМОВИЧА С М.А. АЛДАНОВЫМ (1944–1957)

Предисловие, подготовка текста и комментарии О.А. Коростелева

Олег Коростелев. Предисловие

Переписка с М.А. Алдановым — один из самых крупных корпусов эпистолярия Г.В. Адамовича. И это при том, что сохранились лишь письма послевоенного периода.

Познакомились оба литератора, вероятно, еще в начале 1920-х гг., но об этом в переписке ничего нет, ранние письма утрачены вместе со всем довоенным архивом М.А. Алданова.

Об их возможных взаимоотношениях в самые первые годы эмиграции говорить трудно за неимением свидетельств, однако к 1927 г. они наверняка были не только знакомы шапочно, но и вступали в контакты по литературным делам. Не могли они не встречаться, к примеру, в редакции «Дней», где Алданов руководил литературным отделом. Адамович сотрудничал в «Днях» с октября 1927 по июнь 1928 г., печатая одну-две статьи в месяц.

И впоследствии оба печатались по преимуществу в одних и тех же изданиях: «Последних новостях», «Современных записках», после войны — в «Новом журнале».

В последние годы их встречи были уже постоянными. В воспоминаниях «Мои встречи с Алдановым» Адамович писал, что во время приездов в Ниццу они «встречались раза два или три в неделю в маленьком кафе на площади Моцарта. <…> Литературные наши разговоры почти всегда кончались Толстым и Достоевским»[1].

Оба симпатизировали друг другу, заведомо числя по аристократическому разряду эмигрантской литературы — небольшому кружку, границы которого определялись исключительно переменчивыми мнениями людей, со свойственной им борьбой амбиций, репутаций и влияний.

Впрочем, безоговорочным профессионалом и почти классиком Алданов слыл больше среди эмигрантов старшего поколения, преимущественно из окружения «Современных записок», где он был одним из главных авторов, на которых журнал строил свою литературную политику[2]. Парижские прозаики из младшего поколения склонны были считать Алданова скорее эпигоном (впрочем, некоторые из них охотно записывали в эпигоны и Бунина[3]).

К Адамовичу, которого они наряду с поэтами признавали своим духовным лидером, не раз приставали с недоуменными вопросами: действительно ли он считает Алданова большим писателем или одобрительно отзывается о нем исключительно из вежливости и политкорректности. Адамович отшучивался как мог и как мог защищал Алданова от нападок молодежи.

Сомнения были небеспочвенны, Адамовичу за долгую карьеру критика нередко приходилось соблюдать политес и писать не совсем то, что он думал. Его ближайшее окружение прекрасно это понимало и стремилось читать его статьи между строк[4].

Но об Алданове Адамович отзывался высоко вполне искренне и долго не мог убедить своих младших коллег, что в данном случае не кривит душой. В.С. Яновского он шутливо учил правилам литературного этикета в письме от 7 июля 1946 г.: «Алданова тоже не обижайте, и будет у Вас жизнь легкая, а через двадцать лет prix Nobel»[5]. И позже поддразнивал его в ответ на негативные отзывы: «Алданов — очень хороший писатель, лучший, какой в России был после Толстого или даже до него»[6].

В том же духе Адамович писал и Варшавскому 9 мая 1953 г.: «Вы меня возмутили и разозлили дерзкими нападками на моего любимого автора во всей русской литературе — М.А. Алданова. Конечно, “сами все знаем, молчи!” Но если бы Вы помнили, какой это грустный, умный, милый и вежливый человек, то разделили бы мое к нему пристрастие»[7].

В письмах к людям старшего поколения отзывы оставались неизменно высокими. Так, 1 ноября 1952 г. Адамович писал А.А. Полякову: «У меня к Алданову слабость — и как к человеку, и как к писателю. Первое — всем понятно, второе — многих удивляет. Но, по-моему, он очень хороший писатель, пока не пускается в поэзию (любовь или природу). Полная противоположность Бунину»[8].

Моральный авторитет Алданова был для Адамовича непререкаемым. Весьма щепетильный во всем, от политики и общественных дел до бытовых мелочей, Алданов был известен в эмиграции тем, что ни разу ни с кем не поссорился и не сделал ни одного необдуманного поступка. Адамович этим похвастаться никак не мог, но искренне завидовал. 21 сентября 1945 г. Адамович писал Алданову: «Без капли лести, Вы для меня единственный человек — плюс М.Л. Кантор, — у которого я не могу даже в воображении заподозрить греха».

С Алдановым Адамович не раскрывался настолько, как, например, в переписке с Бахрахом, с которым охотно обсуждал сплетни, зубоскалил и вполне мог рассказать не слишком приличный анекдот. Джентльмен до мозга костей, Алданов попросту не понял бы такого панибратства. Поэтому тон Адамовича в письмах к нему все же во многом светский, как оставался он светским почти во всей его переписке, за редкими исключениями совсем уж близких друзей. Однако отношения Адамовича с Алдановым при всей их внешней светскости можно назвать дружескими.

Сам Алданов, вероятно, вообще никогда не раскрывался, т. е. был именно таким, каким и выглядел в письмах — застегнутым на все пуговицы. Его политес был врожденным, а не напускным, он так думал и только потом уже так говорил. Адамович часто говорил не то, что думает, и в письмах (по требованиям этикета и из светских манер), и особенно в статьях (подчиняясь литературной политике, из боязни задеть, обидеть, необходимости поддержать и т. д.). Понимая это, Алданов просит Адамовича писать ему более искренно, но Адамовича особо просить не приходится, он и впрямь в переписке с Алдановым пишет то, что думает, высказывает по преимуществу свое настоящее мнение, пусть и смягчая его постоянными оговорками, нередко спорит, вежливо, но твердо (по поводу Блока, в частности, полемика тянулась годами, но Адамович упорно не желал уступать Алданову кумира своей юности).

Одна из постоянных тем переписки — состояние стареющего Бунина, которого оба нежно любили со всеми его причудами (отчасти даже именно за эти причуды). А после смерти Бунина оба особенно остро ощущали, как стремительно сужается их круг, который еще совсем недавно, до войны, казался таким основательным и постоянным.

19 марта 1954 г. Алданов писал Адамовичу: «Со дня кончины Ивана Алексеевича ничье мнение не может быть мне более ценно, чем Ваше».

Это один из тех редких случаев, когда сохранились не только письма Адамовича, но и ответы его адресата (хоть и не в оригиналах, а лишь во вторых машинописных отпусках). Ответы отложились не в бумагах Адамовича, который из всей своей обильной переписки оставил лишь письма Бунина и Гиппиус (да и то не полностью), но в архиве куда более аккуратного во всех отношениях Алданова, который старательно сохранял не только письма своих корреспондентов, но и вторые копии собственных посланий (большую их часть он писал не от руки, а на пишущей машинке, на всякий случай закладывая под копирку второй лист, к радости архивистов и исследователей).

Основной корпус писем сохранился в Бахметевском архиве: BAR. MS. Coll. Aldanov. Наша искренняя благодарность куратору Бахметевского архива Татьяне Чеботаревой за любезное разрешение опубликовать эти письма, а также Манфреду Шрубе, взявшему на себя труд по их копированию и сверке иностранных слов и выражений.