Мрак - Валерий Ланин

Возможно, скан удобней для читателя:

Как-то мы с отцом году в пятьдесят третьем заночевали в Боровой. Побыли у тёти Кати Негодяевой, пошли к тёте Тане… Перед Троицей. Я ещё в школу не ходил. Отец предпоследний в семье, после него только младшая Тоня идёт, тётя Тоня. Старшие сёстры по старой привычке посмеивались над братом. Пока сидели за столом, вспоминали как он в юности на балалайке играл, песни перед девушками распевал, частушки сочинял, хороший был паренёк, слушался старших…

На фронте отец научился водку пить, материться, получил звание лейтенанта, в сорок третьем году вступил в партию, был ранен, осколки под лопаткой носит (давал мне пощупать) немного посеръёзнел, а отношение сестёр к нему осталось прежним, будто и войны не было, и вообще ничего не происходило после детства.

С вечера договорились, что рано утром пойдут в Городище на службу. В Усть-Боровой церковь разломали, верующие ходили по праздникам за двенадцать километров в село Городище. Из Боровой через Боровск в город Соликамск, из Соликамска – в Городище.

Утром на свежую голову отец сообразил, что такое паломничество коммуниста не красит, тем более совершать его придётся с малолетним сыном, что, наверное, является отягчающим обстоятельством. Сообразил, поморщился, осколки, видно, пошевелились, но промолчал. Тётя Катя и тетя Таня, обе Негодяевы, за братьев Негодяевых замуж вышли, как только мы сошли с крыльца и вышли за ворота на зелёный конотоп, запели… Отец посмотрел по сторонам, взял меня за руку, напрягся.

Мы шли по улице Ульянова до пристани, где была автобусная остановка. Улица с деревянным тротуаром и со множеством проулков. Идти там минут десять. За эти десять минут сёстры, исполнив начатое у тётитаниного палисадника молитвенное песнопение, приступили к религиозной публицистике:

– Поза! – Вскрикнула тётя Катя.

Я вздрогнул.

– Поза-поза-вчера, в четверг, апостол Павел Христа отверг! – Громко, на всю улицу возгласила тётя Катя.

– Оюшки-оюшки! – Откликнулась тётя Таня, шлёпнув себя по щекам.

Я шёл уже спиной вперёд и от удивления открыл рот; тётя Таня, не меняя выражения лица, мне подмигнула.

– Пятница-распятица! – Опять в полный голос воскликнула тётя Катя.

– Ойё-ёшеньки, матушки-и-и!» – Запричитала тётя Таня, притопывая по деревянному тротуару.

Звякнуло кольцо калитки, к нашему шествию присоединились несколько бодрых старушек.

– Вчера была суббота, охранникам зевота, – на манер частушки пропела тётя Катя.

Тётя Таня мгновенно добавила в рифму:

– Прозевали ангелов, то-то!

– Воскресенье, проси прощенья! – в спину идущему впереди отцу крикнула тётя Катя.

– Прошу, сестрица, прошу… – Отозвалась, кивая головой, идущая следом за ней тётя Таня.

– Христос воскрес, народ из земли полез. – Закончила своё выступление тётя Катя.

Мы подошли к автобусной остановке.

– Воистину полез, – подытожила тётя Таня. – Никто в гробу не остался.

Мы с отцом остановились, стали дожидаться автобуса, старушки, не останавливаясь, потопали дальше.

Примерно через час подошёл автобус, мы сели, поехали, на подъезде к городу перед мостом через речку Усолку обогнали паломниц, обдав их едкой солёной дорожной пылью. За мостом автобус свернул направо, на соликамскую автостанцию. Тётя Катя и тётя Таня с сопутницами повернули налево, на Городище.

На фото мои родители.

На обороте надпись: «Фотографировались 20. 02. 49 г.»

Конец февраля. Это значит, я уже присутствую при фотографировании и через четыре месяца появлюсь на свет. То есть я уже всё слышу. Родители ещё не знают, кто у них появится: мальчик или девочка.

Я родился 25 июня, и эта дата постоянно попадается на глаза. Например: 25 июня 1673 года умер д’Артаньян, гасконский дворянин, сумевший при Людовике XIV сделать карьеру в роте королевских мушкетёров. Шарль Ожье де Бац де Кастельмор граф д’Артаньян.

Буквально через несколько дней после смерти прославленного мушкетёра случился невероятный пожар в наших северных палестинах, в славном городе Соликамске – сгорели все деревянные церкви. Все. Восьмого июля 1673 года, ни раньше, ни позже. Число соликамцы хорошо помнят, потому что 8 июля под Городищем, явилась икона Знамение Пресвятой Богородицы. Явилась самым банальным образом: молодому московскому мушкетёру-стрельцу из ночи в ночь стал сниться сон про дембель. Дембель, дескать, тебе подойдёт мгновенно, но только после того, как купишь на базаре икону Божией Матери.

Пошёл стрелец по базару, купил икону, получил дембель, поехал в своё Городище, там сенокос, то, сё, жатва, икону поставил в клеть и забыл. Вспомнил, а иконы уж нет. И соседи говорят, что мужик с Логов (село поблизости) лошадь искал и нашёл в лесу на старом пне икону Знаменье Пресвятой Богородицы. Такова присказка.

Суть в чем: в Соликамске не осталось деревянных церквей, начали строить каменные, в Городище поставили каменную Знаменскую, солепромышленник Михайло Ростовщиков денег дал.

При сатанистах, понятно дело, Знаменскую закрыли, но при Хрущёве опять открыли. Исторический постулат о хрущёвских гонениях на Церковь это не отменяет. Случается и у них проруха. Партийным руководителям срочно понадобилось закрыть действующую в центре города Соликамска Богоявленскую церковь, для подстраховки открыли сельскую Знаменскую в Городише.

Председателем городищенского сельсовета служил бывший церковный староста.

Конец ознакомительного фрагмента.