Школьный роман, или Хроники нашего «В» класса с письмами и стихами - Татьяна Марч

Примерно так же мы реагировали, когда среди прохожих стали встречаться девушки, одетые в брюки (это было самое начало 70-х годов). Я тоже кричала что-то дурацкое наравне со всеми и кидала камни, пока однажды Лёшка Герасименко вдруг не стал участвовать в общей забаве, а сказал мне как-то задумчиво: «Ты ведь тоже будешь брюки носить, когда вырастешь». Я немедленно со всей горячностью ответила, что этого никогда не будет, абсолютно уверенная, что Лёшка сейчас безнадёжно ошибается. Через год? два? у меня появились мои первые, мягко-оранжевого цвета расклешённые брюки…

… Что-то я отвлеклась, я же всё-таки про любовь решила написать. Ну, так вот.

Как-то ко мне зашел Костик, – тот, что жил этажом ниже, – мы болтали, как всегда, и вдруг Костик ни с того ни с сего выдал: «Танька, а я тебя люблю». Хоть в одиннадцать, хоть в двадцать, тридцать, сорок один – это одинаково до беспредельности неловко, когда тебе нечем на эти слова ответить. Я, наверное, покраснела, и стала говорить про то, что он, Костик, у меня на третьем месте, а на втором – Лёшка Герасименко. Костя всё же выпытал у меня, что на первом месте – Вовка.

Знойным летним днём мы с мальчишками сидели у дома, заморенные после игры. Разговор шёл лениво. «Пацаны, а я знаю, кого Танька любит!», – вдруг выпалил Костик и предусмотрительно отскочил от меня подальше. Заставить его замолчать мне, конечно, не удалось. «Вовка, а тебя Танька любит!!!» Реакцию пацанов детально описывать смысла нет, и так всё понятно. Как же густо покраснел Вовка! Он ничего не сказал и продолжал окаменело сидеть. Я с независимым видом чего-то заявила в ответ, конечно, но ситуацию это не спасло. Ох, и злилась я на Костю! Запомнился мне этот случай как один из тех уроков, после которых мы, взрослея, становимся всё менее и менее доверительными со своими собеседниками, даже близкими.

Хотя, надо сказать, дружба наша с Костей сохранилась. Человек-то он был добрый, мягкий, самый, пожалуй, домашний из всей нашей ватаги. Сейчас он работает редактором районной газеты в Подмосковье, у него замечательная жена и двое детей, и недавно у нас с ним произошла очень задушевная встреча. Мы увиделись через тридцать лет после расставания в семнадцать. Костя всё такой же – мягкий и очень добрый человек. Лёшка Герасименко стал военным лётчиком, и только про Вовку я ничего не знаю…

Вообще, первый в своей жизни цветок «от мужчины» был от Кости. Мне исполнилось десять лет, и он принёс мне розу. О, это не та нынешняя роза, что привезена из Голландии и продаётся в любое время года, причём круглосуточно, чуть ли не на каждом перекрёстке городской улицы! Это роза, подаренная в снежном марте на Сахалине в самом начале 70-х! Одна-единственная, любовно выращенная на подоконнике Костиной бабушкой.

…Я стояла в тёмной спальне, смотрела на светящиеся окна Вовкиного дома и, сложив руки, просила кого-то, чтоб Вовка полюбил меня. Зачем-то пыталась выжать из себя слёзы, но плакать никак не хотелось и не получалось, и мой несентиментальный «К» отдельно от меня насмешливо это констатировал. Мне было двенадцать.

Из записной книжки, 19 июня 1979 года, Ленинград.

Я хочу на остров, что укутан туманами.Я хочу в тот город, где цветёт вишня сакура.Я хочу на ту улицу, где падают пёстрые листья.Я хочу в тот дом, где прошло моё детство…Я хочу на остров, что укутан туманами.Остров-рыба в холодном Охотском море.В прозрачной воде – колючие крабы.Смотрят на берег, заросший кедровым стлаником.Я хочу в тот город, где цветёт вишня сакура.Город в ласковых объятиях синих сопок.Город, любящий яркое зимнее солнцеИ тёплую морось спокойного лета.Я хочу на ту улицу, где падают пёстрые листья,И дома освещает заходящее солнце.Воздух призрачно-чист. Тишина – и вокруг, и в тебе.Если ливень – асфальт заблестит как стекло.Я хочу в тот дом, где прошло моё детство.Дом – пушистая кошка, мурлыкающая на окне.Промчалась вихрем кучка мальчишек —Как много счастья!Это я и мои друзья…Это было очень давно…

Февраль 2008 года, Южный.

– Да ладно уж, столько лет прошло, давай колись, кто тебе из класса нравился?

В голове – карусель: говорить – не говорить. Для девчонок – это всё давным-давно, а мне? Вино помогло, нет, подвело. Выдохнула:

– Ерохин.

– А, ну понятное дело, – закивали головами, – отличница и хулиган…

В ту же секунду пожалела, что сказала. Сколько раз, сколько раз наступаешь на одни и те же грабли! Сколько раз предаёшь самого себя! Слово-то какое есть замечательное: «со-кро-вен-но-е». Нельзя оглашать сокровенное. Жестокое наказание следует сразу: так мутно становится на душе, так досадно…

…Я не могу сказать, что «это была любовь с первого класса». В первом классе я сидела за одной партой с Ильёй – вот он мне и нравился. Но во втором классе Ильи уже не было – папа был военный, и семья переехала, – и мне понравился Витька – отчаянный хулиган и двоечник. Но за безнадёжные двойки и плохое поведение Витьку вскоре перевели в другую школу… Мне нравился то Андрей, то Валька, то Серёжка Поляков, но… Но позже оказалось, что я помнила тебя всегда.

В младших классах ты был рослым, каким-то пухловатым, – хотя и толстяком тебя назвать было никак нельзя, – белокожим, с неважной фигурой и плохой осанкой. Ты рос эдаким здоровяком, но совсем не мускулистым, не спортивным – на уроках физкультуры ты явно проигрывал многим более «худосочным» мальчишкам и внешне, и по спортивным результатам. Но при этом ты был очень заводным и подвижным! Тёмные, коротко стриженые прямые волосы торчали ёжиком, а заметный нос, да и всё лицо были густо усыпаны крупными веснушками. Выражение лица было настороженно-упрямым, – ну это, конечно, если ты не улыбался, а улыбался ты всё же гораздо чаще («рот до ушей», что называется!). Ничего притягательного в твоём облике вроде бы не было, даже странно: и почему любой красавчик всегда проигрывал рядом с тобой? Ты был громкоголос и весел. Ты вечно кого-то задирал, над кем-то насмехался, что-то предпринимал и организовывал. Ты не мог усидеть на месте, ты громко смеялся или так же громко ругался. Вокруг тебя постоянно кто-то толпился; там, где был ты, вечно что-то происходило. По крайней мере, там, где был ты, скучно уж точно не было! Почти в каждом классе есть такой мальчик – король и шут в одном лице, и очень не повезло в жизни тому, у кого в классе не было такого мальчишки!

Своё чувство юмора ты шлифовал и оттачивал во время уроков, твои в голос сказанные шутки с задней парты частенько веселили класс и грозили сорвать урок, но я же помню! помню, как учителя, хмурясь изо всех сил, всё же не могли в конце концов сдержать улыбку.

Этот неиссякаемый фонтан энергии, наверное, сильно утомлял взрослых. В классе, как мне сейчас кажется, ты сразу стал одним из самых авторитетных мальчишек, хотя у нас все ребята подобрались не робкого десятка, самостоятельные и своенравные – что девочки, что мальчики.

Кстати, с мальчиками-одноклассниками нам, девчонкам, вообще очень повезло: они были рослые, почти все намного выше нас, и в своём взрослении совсем не отставали от девочек, пожалуй, что наоборот, а ведь это редкость лет до пятнадцати!

Но ты выделялся даже из них. Ты был настоящий вожак и, как мне кажется, негласно это признавали все. Вожак от природы, а не назначенный взрослыми или выдвинутый какими-то обстоятельствами. Нет, что-то я немного приукрашиваю, а хочется быть по возможности правдивой. Каким-то единственным лидером в нашем классе ты не был, слишком уж все мы были сами по себе ведущие. Просто жизнь рядом с тобой становилась ярче…

…Начиная с первого сентября 1968 года…

Видимо, из-за того, что учёба давалась мне легко (да и вообще учиться мне нравилось), школьная жизнь была для меня радостью, праздником, поэтому и помню я всё так подробно и ярко, с самого первого дня, с той минуты, когда после торжественной линейки нас завели в класс. В тот день я была озабочена только одним: выполнить мамину «установку» и добиться, чтобы меня посадили на первую парту из-за моего плохого зрения. Я была исключительно разумным, послушным ребёнком и поэтому назойливо лезла к учительнице со своим требованием.

К школе я была очень хорошо подготовлена, и первое время мне, в общем-то, нечего было делать на уроках, мне было порой скучновато, а в дневнике красовались сплошные пятёрки. Представьте, я лишь один-единственный раз плакала в школе из-за оценки, и это случилось во втором классе, когда впервые в жизни я получила «четыре» за контрольную работу по математике! Я рыдала навзрыд на своей первой парте, а мои одноклассники никак не могли понять причину таких переживаний. Например, Антон, у которого уже тогда были большие проблемы с математикой, зайдя в класс и услышав объяснения ребят, округлил от изумления глаза и покрутил пальцем у виска (я, хоть и рыдала, но ведь запомнила эту картинку!).