Будни и мечты профессора Плотникова (сборник) - Александр Плонский

За эллипсом тянулся расходящийся пучок серебристых полосок-лучей, похожий на фотографический треножник. Концы лучей испускали жемчужное сияние. Но вот эллипс окутался мраком, словно выплеснул чернильное облако. Когда еще через три-четыре секунды мрак рассеялся, «треножник» остался на месте, постепенно тускнея, растворяясь в темнеющем небе, а эллипс продолжал двигаться в том же направлении и с прежней скоростью. Вот он скрылся за грядой гор, выплыл из-за нее и снова исчез из поля зрения — навсегда.

Плотников испытал мистический ужас пополам с эйфорией, словно ему, матросу каравеллы Колумба, повстречался в открытом море «Летучий голландец».

Алексей Федорович сознавал, что никогда не постигнет тайны, потому что издали созерцал лишь внешнюю ее оболочку. Жар-птица промелькнула перед глазами, не оставив после себя даже крошечного перышка… Будучи ученым, он знал, что наука не всесильна, что некоторые «законы природы», кажущиеся сегодня незыблемыми, завтра предстанут в ином, возможно, кощунственном с нынешней точки зрения толковании…

Сказать: «я видел своими глазами НЛО — неопознанный летающий объект»? Обыватель так бы и сделал, а потом взахлеб рассказывал бы об инопланетном космическом корабле, придумывая все новые и новые подробности. Но Плотников думал иначе: «Мне посчастливилось наблюдать нечто, не поддающееся определению». Он предложил Дарвишу и Джеролу нарисовать увиденное и сам тоже взял листик бумаги. Рисунки получились похожими, не совпало лишь число лучей «треножника» — никто не догадался их сосчитать.

С тех пор «Летучий голландец» затаился в глубине памяти, время от времени давая о себе знать…

Едва Стрельцов вышел из кабинета, Алексей Федорович почувствовал беспокойство.

«А вдруг я ошибся? — подумал он. — Просмотрел что-то большое, настоящее, прошел мимо, упустил жар-птицу?»

И тут же привычно успокоил себя:

«Ну, что нового предложил Стрельцов? Это же, в сущности, микровариант, микроповорот давно разработанных фантастами идей, парадоксов вмешательства во временную причинно-следственную связь…»

Вот бы поразился «Перпетуум-мобиле», узнав, что саркастически настроенный профессор с молодых лет увлекается фантастикой! А между тем Плотников и сам писал короткие фантастические новеллы, впрочем, не принимая это свое занятие всерьез и даже посмеиваясь над собою, как посмеиваются над необидным, пустяковым пороком, только подчеркивающим достоинства. И в то же время увлечение фантастикой давало ему возможность беспрепятственно и безотлагательно реализовать (пусть на бумаге!) самые дерзкие творческие замыслы, и даже не замыслы, а помыслы.

Он был искренен в литературном творчестве, верил: все, о чем писал, могло происходить на самом деле, пусть в ином измерении, в других вселенных… Как ученый Плотников отвергал работу Стрельцова, как фантаст сочувствовал ему и даже жалел, что не вник в его идеи.

«А если бы Стрельцов переделал свой опус, сочинил бы повесть или, на худой конец, рассказ? Было бы интересно… Хотя он же корову пишет через «ять»! Машина времени, хронотрон… Исчерпанная тема? Ну-ка, посмотрим, так ли?»

Римский полководец Марцелл, против которого мне пришлось воевать, поставил на моей могиле памятник с изображением шара, вписанного в цилиндр. Эпитафия гласила, что их объемы соотносятся как 2: 3 — самое изящное из моих открытий. Памятник пришел в запустение, был восстановлен Цицероном, сицилианским квестором, потом…

Не верите? Думаете, я сумасшедший? Допустим. Но что вы скажете о казусе с римским флотом? Имеются веские свидетельства, что Архимед, то есть я, во время осады Сиракуз римлянами сжег их суда лучами света. Историки преподносят этот достоверный факт как легенду, дабы не быть осмеянными физиками: ни зеркала, ни линзы ни в состоянии настолько сконцентрировать световую энергию, чтобы можно было поджигать корабли с берега. Сделать это способен лишь лазер. Но признать, что Архимед располагал лазером, значит… А ведь иного объяснения не придумаешь!

И вот историки, спасовав, пытаются взять жалкий реванш, выдавая за факт притчу о том, как Архимед, найдя способ определить соотношение золота и серебра в короне Гиерона, выскочил из ванны с криком: «Эврика!» — «Нашел!» — и в чем мать родила выбежал на улицу. Эта побасенка даже вошла в энциклопедии… при молчаливом попустительстве физиков!

Но скажите, если Архимед (тот самый чудак, чуть не опрокинувший ванну!) не уничтожил в действительности римскую армаду, все эти галеры и галионы, как ему удалось на два долгих года растянуть осаду Сиракуз? Может быть, у него был свой флот? Увы… Береговая артиллерия? Ее не существовало в помине! Так что же?

Лазер! Лазер! Лазер!

Почему именно он? Да потому, что лазерное оружие в тех условиях было наиболее эффективным! Представьте, сколько понадобилось бы пушек, чтобы потопить флот Марцелла? Сколько снарядов, не говоря уже о ядрах! Я же обошелся одним-единственным лазером на углекислом газе с добавкой… Впрочем, тс-с-с… не будем выдавать военную тайну!

Все еще считаете меня сумасшедшим? Тогда вспомните легенду о том, как я был убит римским солдатом. Марцелл вроде бы приказал сохранить мне жизнь, когда город будет взят предательским ударом с суши, но невежественный солдат не узнал меня. Я же сидел, погруженный в размышления над развернутым чертежом, и даже не слышал шума битвы. А увидев внезапно возникшего воина, сказал:

— Бей в голову, но не в чертеж!

Этим словам умиляются, дескать, Архимед собственную жизнь ценил меньше, чем чертеж, олицетворявший науку. Впоследствии, устыдившись столь вопиющего пренебрежения логикой, фразу подправили так:

— Не трогай моих чертежей!

Подумайте, человек, два года успешно возглавлявший оборону Сиракуз, не только позволил захватить себя врасплох, но и встретил врага, словно пай-мальчик драчуна, вознамерившегося отнять игрушку.

А ведь никакого пренебрежения логикой в первой, истинной, фразе не было. Я неспроста подставил голову. Если бы воин повредил «чертеж», то я вряд ли находился бы сейчас перед вами. Потому что чертеж на самом деле был пленочным хронотроном, который содержал в поликристаллической структуре мой информационный код и как раз тогда транслировал меня из античности обратно в современность. Какого бы я свалял дурака, попросив воина:

— Будьте добры, не причините вреда хронотрону, иначе в двадцатый век возвратится лишь часть человека, именующего себя Архимедом, а не весь «целиком и полностью», как пишут в газетах.

И я сказал:

— Бей в голову!

Ведь голова, как и тело, уже не представляла ценности, поскольку моя сущность была скопирована, преобразована в последовательность импульсов, заложена в память хронотрона и находилась в процессе трансляции, где-то на рубеже эпохи Возрождения.