Немцы в городе - Алексей Оутерицкий

Прошло около полуминуты, а начальник кадров все молчал. Он даже не взглянул на меня, изучая разложенные на столе бумаги. Слышалось только его пыхтение – кажется, он страдал одышкой или у него был заложен нос.

Я негромко покашлял.

– Что у вас?

Он, наконец, соизволил поднять голову и посмотреть на меня.

– Я это… ну, на работу к вам устраиваться.

– И на какую работу вы бы хотели устроиться?

– Я… насчет меня звонили. Ну, должны были позвонить. Вчера. Валентин Семенович.

– А-а-а… – Это прозвучало разочарованно. Начальник снял очки, посмотрел на стекла, словно решая, стоит ли их протереть, потом опять водрузил очки на нос и опять уставился на меня. – Вы тот молодой человек, которому в армию скоро, кажется.

– Через полгода.

– Вообще-то мы заинтересованы в специалистах, которые настроены работать у нас постоянно и…

– Неужели вы совсем ничего не можете мне предложить?

– Ну почему же. Предложить я, конечно, могу. К примеру, нам требуются токари и ученики токарей. Это, как вы понимаете, долговременная работа.

– Подождите, – сказал я, – не может быть, чтобы на большом производстве не нашлось чего-нибудь такого… ну, грузчики там, или…

– Может, вам все-таки стоило бы попробовать поработать учеником токаря? – вяло сказал начальник. – Присмотреться к профессии, пощупать все своими руками… Ученики у нас получают около ста рублей. Потом, сдав на разряд, станете зарабатывать больше. Возможно, вам бы понравилось и вы после армии… Кстати, вы, кажется, и живете неподалеку?

– Ну да.

– Вот видите. Вернетесь из армии и продолжите. Токари пятого разряда у нас вполне прилично зарабатывают. К тому же, вы сможете встать в очередь на квартиру, если, конечно, вы к тому времени…

– Спасибо, – сказал я и вздохнул. Этот разговор меня тяготил. По учреждениям я ходил редко и исключительно по необходимости, стараясь по возможности всего этого избегать, ну, за исключением таких случаев, как получение паспорта или поход в военкомат по повестке, к примеру. Поэтому опыта общения со всяческого рода чиновниками у меня было мало и я чувствовал себя не в своей тарелке… Я вздохнул еще раз и сказал: – После армии будет видно. На данный момент мне не до выбора профессии и всего такого. Это все слишком серьезно, тут думать надо. Сейчас мне бы просто денег заработать. Родители в командировке, вернутся не раньше чем недели через две, а я уже все растранжирил. Понимаете, даже пожрать купить не на что. Ну, то есть, поесть. Извините.

– Подождите. Так вы хотите устроиться на две недели, до приезда родителей?

– Да нет, что вы. На все полгода, пока не призовут. Про две недели, это я так сказал, просто. Для прояснения ситуации как бы.

– Ладно, – сказал начальник и по его тону я понял, что уговаривали меня по обязанности, не особенно надеясь на результат. – У вас со здоровьем все в порядке?

– Абсолютно.

– Тогда можно попробовать определить вас на склад, отгружать готовую продукцию. Будете зарабатывать примерно сто восемьдесят рублей в месяц. Устраивает?

– Вполне, – сказал я и вздохнул уже с облегчением. Пустопорожние переговоры остались позади и теперь, как я понимал, должна была последовать конкретика.

Так и оказалось.

– Хорошо, – сказал начальник. – Сейчас я перечислю справки, которые вам потребуются при оформлении. Будете записывать или запомните?

– Запомню.

Перечислив документы, начальник сказал:

– А зовут меня Павел Аркадьевич.

– Рад знакомству, – машинально сказал я и только потом подумал с сомнением, стоило ли говорить подобное в деловом учреждении. И добавил: – Если поликлинику сегодня пройду, все эти справки будут у меня к завтрашнему дню.

– Отлично. Подходите в это же время, – сказал Павел Аркадьевич и опять уткнулся в свои бумаги. Я встал. – До завтра, – сказал он, не глядя на меня.

Небольшое белое радио на подоконнике тихо выдавало очередную песню. «Прощай, на всех вокзалах поезда уходят в дальние края-а-а», – пел Лев Лещенко.

Документы начальник отдела кадров просмотрел быстро, но внимательно, как настоящий профессионал.

– Все в порядке. Сейчас оформлю вас должным образом и объясню, как пройти на рабочее место, в ремонтно-механический цех.

Несколько секунд я сидел молча, разглядывая портрет Брежнева за спиной кадровика, потом вдруг до меня дошло.

– Постойте. Мы же договорились, что я буду работать на складе.

Начальник прекратил заполнять какой-то бланк, поднял голову.

– Это ненадолго. Буквально на неделю, не больше. Ситуация так сложилась, у них сейчас катастрофическая нехватка рабочих рук. Лето, народ в отпусках.

– Но… – Я нахмурился, пытаясь подобрать аргументы. В принципе, ничего страшного, неделю можно отработать и в ремонтно-механическом. Другое дело, как бы это временное в итоге не превратилось в постоянное. – Я ведь и не умею ничего такого.

– Ничего такого от вас и не потребуется, – сказал кадровик. Он не вернулся к заполнению бланка, продолжая смотреть на меня, и я понял, что если сейчас откажусь, могу вообще пролететь с работой. – Поработаете на подхвате. Что такое наждачный станок, знаете?

– Знаю, конечно.

– Помочь сварщику способны? Ну, пока он варит, придержать детали, к примеру. – Я выразительно фыркнул. – На сверлильном станке работали?

– Ясное дело. У меня по труду всегда пятерка стояла.

– Ну и все тогда, – сказал кадровик. – Так что, продолжаем оформлять?

Я вздохнул.

– Продолжаем…

Я стал смотреть в пыльное окно за спиной начальника. Крашеная белым решетка на окне, с его внешней стороны, была стандартной для подобных кабинетов – четвертинка солнца в нижнем углу с расходящимися от нее лучами, а сквозь них мне в глаза били лучи настоящие. В одном из лучей пронизывающего кабинет солнца барражировали блестящие пылинки.

Лев Лещенко пел из радио на подоконнике: «Прощай, мы расстаемся навсегда под белым небом января-а-а»…

Кадровик покончил с бланком, сделал какую-то запись в толстенном журнале, отдал мне паспорт, потом раскрыл пустую папку, чтобы положить в нее заполненные на меня бумаги, взял медицинскую справку и…

И тут что-то началось. Я не понял, что это, но почувствовал, что все вдруг изменилось. Воздух стал каким-то… Хотя нет, воздух оставался прежним. В окно по-прежнему светило солнце. За окном по-прежнему тарахтел старенький движок стоящей возле отдела кадров грузовой автомашины – я проходил мимо нее минут двадцать назад. В общем, вроде ничего не изменилось, но все стало как-то не так. Мое тело стало каким-то не таким, или мне это показалось. Потом все звуки стали совсем-совсем тихими или и это мне показалось. Потом все вокруг раздвоилось и через мгновение опять обрело резкость. Потом…

Потом начальник поднял голову, стал смотреть на меня, и мне почему-то стало жутко. В правой руке он продолжал держать медицинскую справку. Левой он, не отрывая от меня взгляда, выдвинул ящик стола и что-то достал оттуда. Раздался металлический щелчок, я сместил взгляд и увидел, что это выкидной нож с примерно десятисантиметровым лезвием.

Лев Лещенко проникновенно продолжал: «И ничего не говори, а чтоб понять мою печаль, в пустое небо па-а-асматри-и-и-и»…

Начальник вскочил. Его ощерившиеся зубы отчетливо скрипнули, а за спиной с деревянным стуком упал стул. Он не глядя высвободил плечи и скинул пиджак на пол.

– Что, баклан, допрыгался?

Я вскочил и попятился, чувствуя, что кто-то из нас сошел с ума, потому что того, что происходило, происходить не могло.

– Деньжат, значит, решил по легкому срубить…

Я молча сглотнул. Кадровик медленно поднял руку и несколько секунд смотрел на мою медицинскую справку, словно не понимая, что это такое и как оно оказалось у него в руке. Затем резким движением проткнул эту справку ножом точно по центру и не глядя отбросил ее в сторону.

– Павел Аркадьевич…

Я сам не ожидал, что вспомню его имя и отчество, которые забыл еще вчера, не более чем через минуту после того, как они были произнесены. Я смотрел на плавно кружащуюся бумагу и мне казалось, что она падает бесконечно долго, как в замедленной съемке.

– Сейчас я вырежу тебе аппендикс, босота…

«Лай-ла, ла-ла-ла ла-ла-ла ла-ла-а-а, ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла-а-а-а», – начал припев Лещенко.

Опершись освободившейся ладонью о стол, кадровик мощно оттолкнулся ногами и перемахнул его как профессиональный спортсмен, с одним-единственным касанием. Его рыхлое доселе тело уже не было таковым. Конечно, оно оставалось все таким же округлым, но теперь это не была безвольная жировая масса – при каждом резком движении ткань рубашки кадровика громко трещала, распираемая налившимися стальными мышцами.