Место исторической географии в востоковедных исследованиях - Лев Гумилев

Остается сфера этногенеза и миграций. Тут наиболее четко проявляется взаимодействие человеческого общества с природой. Особенно оно очевидно на ранних этапах развития, когда главную роль играет натуральное и простое товарное хозяйство. Род занятий подсказывается ландшафтом, его экономическими возможностями. Так постепенно определяется образ жизни этнической целостности. Когда данный этнос исчезает, вследствие трансформации, миграции или истребления соседями, то его следом остается археологическая культура, свидетельствующая о характере хозяйства древнего народа, а следовательно, и о природных условиях эпохи.

Во-первых, очевидно, что точные абсолютные датировки могут быть внесены в географию только путем привлечения исторических сведений и археологических находок. Никакими другими способами этого достичь невозможно.

Во-вторых, раскрытие исторических и физико-географических законов, производимое не раздельно, а в их взаимосвязи, позволяет установить степень влияния на эти события географической среды. Применяя метод сочетания исторических исследований с пространственным анализом природных условий в масштабах целого материка, мы в состоянии рассмотреть развитие народов Евразии без отрыва от их естественной природной обстановки. Тем самым мы оказываемся в состоянии расчленить исторические события политического характера и события, обусловленные преимущественно изменениями физико-географических условий.

Применение предложенного методе на еще более широком историческом материале показывает роль географической среды для человечества в целом, а не только для отдельных территорий. Вид Homo sapiens, распространившись по всей суше и значительной части морской поверхности планеты, внес в ее конфигурацию столь значительные изменения, что их можно приравнять, как заметил В.И. Вернадский, к геологическим переворотам малого масштаба. Но из этого вытекает, что нами выделяется особая категория закономерностей – историко-географическая, требующая для рассмотрения и изучения особой методики, совмещающей исторические и географические приемы исследования. Это само по себе не ново, Например, применение анализа по С14 для датировок археологических памятников, электроразведка (дело слишком трудоемкое для практического применения), приемы кибернетики при изучении «каменных баб» (которое подтвердило результаты, полученные при визуальном подсчете), и т.п. Однако самое важное – возможность синтеза – упускалось из виду.

Естественники применяют «эмпирическое обобщение», согласно В.И. Вернадскому, имеющее достоверность, равную наблюденному факту[28]. Привлекая природу как источник, мы обязаны использовать и принятую в естествознании методику изучения[29], а это дает нам великолепные перспективы, которые позволяют приподнять покрывало Изиды.

Наиболее целесообразным путем нам представляется дедукция, основанная на кодификации элементарных сведений и расположении их, согласно поставленной задаче, в условном масштабе, на пространственно-временной основе, Это нуждается в пояснении.

1. Элементарными сведениями можно назвать первичные единицы информации, прежде всего те, которые наполняют собой учебники истории и географии.

2. Расположение элементарных сведений (т. е. композиция работы). Нужно произвести отбор, а пустые места заполнить, как принято в географии, интерполяциями, под которыми понимаются не вставки в текст, а построение изолиний (так строятся изотермы и т.п.). Правда, в географии дело проще – соединяются линиями точки с одинаковыми показателями. В истории таких точек нет, зато сеть каузальная связь событий, разрывы в которой можно восполнить таким способом, с известным допуском.

3. Условный масштаб или заданная степень приближения – трудность, в естественных науках преодоленная.

Наметим условно пять степеней приближения.

Первое приближение – антропосфера как целое, развивающееся спонтанно, по спирали, нижний конец которой теряется среди гоминид, освоивших огонь и технику каменных орудий, а верхний – уходит в будущее. На протяжении видимой части спирали просматриваются три явления: демографический взрыв, технический прогресс и смена социально-экономических формаций. Эти три линии закономерности связаны между собой сложной обратной связью, а не простым взаимодействием. К примеру, максимальный прирост населения происходит, как правило, в странах с низким уровнем жизни, т.е. является особенностью биологического приспособления к среде. Технический прогресс в саморазвитии становится фактором ландшафтообразования. При этом исчезают целые виды животных и растений, изменяется рельеф и даже состав атмосферы[30]. В этом приближении история смыкается с такими науками, как биология, биогеография, антропология, четвертичная геология. События политической истории и этногенеза слишком мелки и требуют для рассмотрения другого масштаба.

Второе приближение – этносфера. Мы рассматриваем один виток спирали длиной около 5 тыс. лет. На месте монотонной антропосферы – мозаика этносов, группирующихся кучно в суперэтнические скопления, которые принято называть «культуры». Линия развития оказывается прерывистой, как бы веревкой, сплетенной из разноцветных ниток. Концы пучков заходят друг за друга, а некоторые ниточки тянутся чуть ли не на всю длину отрезка, Это исторические культурно-этнические традиции, сменяющие друг друга, то и дело сосуществуя на поверхности планеты Земля. Заря Эллады совпадала с закатом Египта, ее расцвет – с мощным взрывом этногенеза на плоскогорьях Ирана, ее старость – с эллинизацией всего Средиземноморья, ее конец – с подъемом двух новых культур, условно именуемых нами византийская и среднеперсидская. При агонии золотой Византии возносились знамена французских рыцарей и реяли бунчуки монгольских нойонов. При распаде древнего Китая сложились сразу два могучих народа – табгачи (кит. тоба) и тюрки. Даже физически погибнув, они оставили свое имя многим народам, очарованным мужеством и неукротимостью своих побежденных врагов. Здесь история смыкается с палеоэтнографией и этногенезом, этнопсихологией и физической географией, т.е. с совсем иным комплексом наук, нежели в первом приближении. Но в этом дискретном развитии мы видим лишь смены культур, а ритмы развития народов неразличимы.

Третье приближение – история одного народа (этноса), для которого судьба его культуры – только фон. Тогда на переднем плане возникает картина социальной борьбы: в Элладе – аристократов с демократами; в Риме – нобилитета со всадничеством; в Монголии XIII в. – богатых родовичей с «людьми длинной воли» и т. д.

В этом приближении историку необходима уже не физическая, а экономическая география. Приведу один пример: во времена Цинцината Италия была разбита на парцеллы и тщательно обработана. Во времена Вергилия там были только пастбища да плантации пармских фиалок. Что случилось? А вот что: произошел микрокатаклизм в распределении ландшафтов. Возник город с полуторамиллионным населением, т.е. антропогенный ландшафт со стойким биоценозом. Жителей, владык мира, надо было кормить. Хлеб, вино, оливки и т.п. можно было привезти из провинций, но мясо без холодильников протухало, и надо было иметь его под рукой. Римские женщины любили цветы, тоже продукт скоропортящийся. Что ж, стали разводить фиалки, которые находили сбыт.

И второй пример, из числа общеизвестных, связанный на этот раз с медицинской географией – разновидностью биогеографии, В XIV в. по всей Европе прокатилась «черная смерть» – чума. Там, где население жило скученно, естественно, смертность была больше; там, где население было немногочисленно, даже при равном проценте потери, ослабление страны было ощутимее. Так, поволжские города – Сарай, Хаджи-Тархан и другие – пострадали от чумы сильнее, чем кочевья степняков, В результате ослабела власть золотоордынских Чингисидов, а увеличился удельный вес ногайских орд и наступила «Великая замятия». За власть боролись западные кочевники под руководством Мамая с восточными, предводительствуемыми Тохтамышем, а поволжские татары не имели сил для того, чтобы выдвинуть своего претендента. Константинополь пострадал настолько сильно, что территория Византийской империи оспаривалась турками у сербов и итальянцев, а не у греков. Чума не была, конечно, причиной гибели империи, но способствовала ей. Короче говоря, явление природы – инфекция – более или менее значительно отразилось на перипетиях политической истории затронутых ею стран, но не на характере социальных отношений. Феодальные порядки в Восточной Европе исчезли только с торжеством капитализма.

Четвертое приближение – уже не вся история культуры как целое, но лишь только отдельная эпоха. Социальные противоречия станут расплывчаты, а отчетливы и выпуклы характеры и судьбы отдельных людей. Тогда историк Арабского халифата будет говорить о необузданности Абу Бекра, железной воле Омара, легкомыслии Иездегерда, предусмотрительности Моавии, влюбчивости Али и расчетливости Амра. История будет казаться поприщем для соперничества великих людей. Фоном станет эпоха, которую рассматривали в предыдущем приближении как основную и конечную цель изучения. Здесь применимо географическое народоведение, ибо каждый человек принадлежит к своему этносу и руководствуется свойственными ему обычаями, что особенно ощутимо в зонах этнических контактов. Но это еще не предел.