Время в моей власти. Том I: «Россия идет» - Геннадий Иванович Атаманов

утра до вечера, а старикам вообще – только дай поговорить. Сколько потом доводилось лежать в больницах (нет-нет, я вовсе не болезненный) – каждый раскрывает всю душу, рассказывает про всю свою жизнь. Обычное дело…

Старики мои рассказывали и про войну, и про революцию, и про 20-30-е годы… И про лагеря. (Кстати, ГУЛАГ – демократическо-книжное словечко, народ его не употреблял).

И рассказывал один дед… Прекрасно помню его, и сколько ему было лет, и название его деревни помню…

В последующие годы читал я и Солженицына, и других – про лагеря.

Но такого ужаса…

Старик в 30-е годы был начальником лагеря в Сибири, на Севере, в тайге. Лагерь такой: летом завозили партию заключенных, начинались какие-то работы, а вообще перед начальником стояла главная задача: чтобы к весне ни одного заключенного не осталось в живых.

– Весной приезжало начальство, – рассказывал дед, – мы идем: там из снега торчит рука, там нога… – Молодец, молодец, – говорило начальство. – Ну, ты тут прибери…

Три года он пробыл начальником такого лагеря, а потом его вернули на прежнее место работы – заместителем управляющего строительным трестом.

Думаете, в палате кто-нибудь кинулся душить деда, или начал его презирать, или возмущаться?

Ничего подобного. Уже тогда, в тысяча девятьсот семьдесят третьем году люди понимали: это уже далекая история…

То же самое с репрессиями, раскулачиванием. Все мои соседи по палате – сельские жители, и все в один голос говорили: раскулачивание – просто уничтожение хороших хозяев. Но говорили в общем-то спокойно, как о делах давным-давно минувших дней. Они все получали пенсию, хорошо жили своим хозяйством, у всех удачно прошли операции по снятию катаракты, и старики радостно разглядывали номера трамваев из больничного окна…

Ну, и насчет репрессий. О них много и горячо говорил (характер такой) еще один дедок, в прошлом заместитель председателя одного из сельских райисполкомов.

– До сих пор удивляюсь, как я уцелел! Я ведь еще и на своей секретарше женился: ей – 19, мне – 37. Ночью проснусь, посмотрю: такая молодая, такая красивая – я и опять к ней! – Вася, да ты что, до смерти меня хочешь, что ли?!.

При этом черного воронка ждали каждую ночь. Все председатели-заместители друг друга знали – и почти все исчезли один за другим, в первую очередь – лучшие.

– Чем ни лучше человек работает – тем скорее исчезнет!..

Еще один интересный был дедок, совсем дедок… Однако самый шустрый изо всех: всё бегал к окну разглядывать трамвайные номера.

И частушку пел:

– Будем жить-поживать, туалеты ладить,

Целовать-миловать – и по пузе гладить!

Всю войну дедок прослужил конюхом на Дальнем Востоке.

– Сколько баб пере… я на этой конюшне!..

Старики искренне радовались за него: повезло! Отправка на фронт – верная смерть, скорее всего – в первом же бою, и запросто – еще до всякого боя, под бомбежкой или обстрелом.

Глядя в окно, комментировал дед и новую моду – тогда как раз пошла мода на мини-юбки.

– Почитай вся голая ходит. А мужчина разве может удержаться?!.

Палата дружно соглашалась: не может!

И это тоже гласность, ха-ха. А мини-юбки – символ того, что жизнь в стране к началу 70-х изменилась полностью, напрочь, абсолютно, даже по сравнению с шестидесятыми годами. Я видел книгу, с фотографиями: народные дружинники еще в конце 50-х ловили стиляг в Москве, набивали ими автобус, тащили в милицию. Юбки-прически-штаны «не те»!

В общем, все всё знали, все всё понимали, обо всем свободно говорили безо всякой объявленной гласности – в 1973 году.

Естественно, само собой разумеется! – в конце концов надо было официально сказать всю правду о так называемом Великом Октябре, о гражданской войне, о репрессиях 20-х годов (в первую очередь), и 30-х, о ГУЛАГе… Спокойно. (Сегодня не хотят говорить всю правду о Великой Отечественной войне. Хотя люди всё поймут, и это нисколько не умалит подвига народа, и не помешает проведению маршей «бессмертного полка» по всей стране… Нет, чего-то боятся).

Несчастье в том, что перестройщики, подняв страшную шумиху, нагородив полуправду-ложь, а многое залив морем вранья, приватизировали и эту тему, оборотив ее себе на пользу.

Много лет специально не покупал, не рассматривал географический атлас, где новая, "демократическая" Россия. Недавно взглянул – и ужаснулся: как же мы отброшены на север, на восток!..

Севастополь, Графская пристань, открытка, до 1917г.

"Сон, дикий сон! Давно ли все это было – сила, богатство, полнота жизни – и все это было наше, наш дом, Россия! Полтава, городской сад, Екатеринослав, Севастополь, залив, Графская пристань, блестящие морские офицеры и матросы, длинная шлюпка в десять гребцов… Сибирь, Москва, меха, драгоценности, сибирский экспресс, монастыри, соборы, Астрахань, Баку… И всему конец!"

И.А. Бунин, записи 1921 года.

А как издевались-куражились над нами бесы после 1991 года, после развала СССР! "Имперский синдром, имперское сознание, имперское мышление! Тоска по империи!" Лет пятнадцать куражились, только потом вынуждены были притихнуть…

"Русский народ выйдет из революции нищим. Ни богатого, ни зажиточного слоя, ни даже здорового хозяйственного крестьянина не будет вовсе. Будут городские и сельские жители, люди различных специальностей, различной подготовки, но все они будут бедны, переутомлены и ожесточены. И вот когда после падения большевиков мировая пропаганда бросит во всероссийский хаос лозунг "Народы бывшей России, разъединяйтесь!", то откроются две возможности: или внутри России встанет русская национальная диктатура, которая погасит этот гибельный лозунг и поведет Россию к единству – или же такая диктатура не сложится, и в стране начнется непредставимый хаос передвижений, погромов, отмщений, развала транспорта, безработицы, голода, холода и безвластия. Национальные обиды и племенные претензии будут разжигаться снаружи и иноземными врагами, и своими предателями, давно уже мечтающими ликвидировать Россию. Территория страны закипит бесконечными распрями, столкновениями и гражданскими войнами. Державы всего мира, европейские, азиатские и американские, будут вкладывать деньги, свои торговые интересы и свои стратегические расчеты в нововозникшие малые государства. Россия станет мировым бродилом, в которое будут вливаться социальные и моральные отбросы всех стран: агитаторы, разведчики, спекулянты и миссионеры, все уголовные, политические и конфессиональные авантюристы вселенной.

Если что-нибудь может нанести России после коммунизма новые тягчайшие удары, то это именно упорные попытки водворить в ней