Драгоценный груз - Леонид Борисов

Капитан вежливо осведомился о занятиях своего партнера, капитан решил, что он играет в карты с богатым коммерсантом, ибо ему, как видно, абсолютно не жаль саквояжа, в котором, конечно же, была не только одна мелочь, ерунда...

- Мистер По занимается коммерческой деятельностью? - полувопросительно, полуутвердительно проговорил капитан, расчесывая пятерней левой руки свои пышные рыжие баки и наблюдая, как предполагаемый коммерсант тасует карты. - Мистер По дурно играет в бридж, из этого я заключаю, что мистер По не принадлежит к родовитой аристократии Англии или Нового Света...

Эдгар улыбнулся, кончил тасовать карты, неумело сдал их, проиграл партию.

- Капитан, - тяжело вздохнув и закрыв глаза розовыми, набухшими веками страдающего бессонницей, проговорил Эдгар, наверное, любит литературу, - ну, скажем, тот ее род, в котором каждый из нас пробовал свои силы. Имею в виду стихотворчество. Мне кажется, что капитан и сам сочиняет...

- Разные морские истории, - перебил капитан, откровенно воодушевляясь и ласково озирая своего партнера серыми навыкате глазами. - Мои воспоминания о катастрофах, кораблекрушениях и всякой чертовщине были даже напечатаны в английском альманахе "Волна". Если позволите, - капитан встал и согнулся в поклоне, - если позволите, сэр, мы сделаем так: сперва я расскажу вам не совсем правдивую историю, затем я выслушаю любой длины стихотворение, которое...

- Не совсем правдивую историю... - рассмеявшись в широкий воротник шелковой сорочки, повторил Эдгар. - Вы, капитан, несомненный сочинитель, - только лишенные таланта предпочитают истории правдивые. А что с того, если история на самом деле существовала? Я предпочитаю ту, что выдумана. По крайности, она может быть совершенной, хотя бы...

- Разрешите, сэр, начать? - кротко и нетерпеливо спросил капитан.

Эдгар кивнул.

И сию же секунду над головами собеседников вспыхнуло и погасло небо, а затем подобием пушечного выстрела ударил гром. Свет молнии был страшнее грома. Капитан крякнул и перекрестился, как и все капитаны, встречающие грозу. Эдгар По привстал и поглядел на капитана.

- Первые две фразы за вас, сэр, произнесла природа, сказал он, вовсе не намереваясь улыбаться, но, видимо, улыбка легла на нижнюю половину лица сама собою, искривив рот и изобразив нечто, похожее на гримасу, ибо капитан, подняв руки, испуганно воскликнул:

- Не бойтесь, сэр! За один рейс двух катастроф с человеческими жертвами не бывает! Сидите спокойно, сэр!

- Я не боюсь, капитан, - оскорбленно ответил Эдгар, мрачнея лицом и темнея взглядом. - Потеряв жену, я научился ничего и никого не бояться, да будет вам об этом известно. - И вздрогнул, когда резко и пронзительно, с каким-то остервенением и страстью вскрикнул гром. Это не был удар, и это был такой удар, что капитан перекрестился вторично, а Эдгар успокоился: он доверял людям верующим.

Дождь и ветер исхлестали Эдгара до боли, до стона. Он подумал о том, что спустя три-четыре недели ему придется возвращаться домой тем же путем и на этом пути, наверное, встретятся штормы, бури, ураганы, напасти, - в такой именно .последовательности перечислял некий писатель непогоду на море, под напастью подразумевая, очевидно, нечто, подвластное судьбе и потому лишенное точного наименования. Эдгар вспомнил француза, представил его лицо и мелко, суеверно перекрестился, моля бога отвести от него, бедного, несчастного поэта, слепо карающую руку.

Продрогший, теряющий сознание от усталости физической и чувства страшного, одиночества, Эдгар спустился в трюм, где жили матросы. Он попросил вина. Ему поднесли оловянную кружку рома.

- Я очень несчастен, друзья, - поблагодарил Эдгар чистосердечным признанием в том, о чем люди не любят откровенничать. - Когда я с подчиненными кому-то людьми, мне становится легче. Я чувствую себя человеком подчиненным даже в присутствии не моего начальства, а мое начальство - бог и судьба.

- Зато уж и начальники! - сдержанно посмеиваясь, проговорил старый матрос с рассеченной верхней губой, с вырванной в драке ноздрей. - Не подкупишь, не задобришь!

- Зато они подкупают нас, - многозначительно, оглядываясь по сторонам, заметил Эдгар, пугаясь того, что вдруг само собой сказалось. - Подкупают желанием уверить нас в том, что без них ничего невозможно поделать, что они, действительно, начальники.

- А как иначе? - спросил тот же старый матрос.

- Иначе? Иначе они должны быть нам приятелями, - неуверенно произнес Эдгар, ища взглядом распятие на стене и не находя его. - Есть на свете такие люди, которые наказывают своих богов, а когда надо - награждают их.

- Вас, сэр, господь, как видно, здорово обидел, - не спрашивая, а утверждая и не сомневаясь в этом, проговорил кто-то, лежащий в скрипучей, подвешенной к потолку люльке. Эдгар согласился.

- Да, меня сильно, жестоко обидели, - сперва там, - он поднял палец, - потом здесь, - он опустил его.'- Обида угнетает меня. Несчастья ослабляют волю. Я начинаю почитать бога и судьбу за начальников моих... Это весьма остроумно, а что остроумно, то всегда придумано, нежизненно.

- Вы, сэр, артист? - спросил кто-то из матросов. - Спели бы что-нибудь нам, - мы умеем ценить артистов не меньше, чем...

- Я - фокусник, - смеющимся тоном проговорил Эдгар. - Я еду в Россию показывать фокусы. Меня ждут в Петербурге. Я умею...

- Что же вы умеете, сэр? - спросили матросы - и тот, что уже задремывал, и тот, который разговаривал с Эдгаром, и тот, которому не давали спать посторонние разговоры, и даже те двое, что считали деньги и, ежеминутно сбиваясь со счета, начинали снова пересчитывать свои несчастные заработки. Так бы и говорили, сэр, что вы фокусник. Не угодно ли еще рому?

- Угодно, - отозвался Эдгар и стал думать о том, что же он покажет матросам, какой такой фокус преподнесет им... Ему было неловко, совестно самого себя, он уже хотел отказаться от своих слов и сказать правду: я писатель, еду в чужую страну, недавно похоронил горячо любимую свою супругу, и теперь... теперь лезут в голову нехорошие мысли: учишься обманывать хороших людей. "А, была не была, покажу им фокус -. тот, которому когда-то научился в школе..."

- Дайте стакан, - обратился он к матросам. - Налейте воды. Спасибо. Теперь опустите в стакан сколько угодно монет. Так. Не говорите, сколько монет опущено, но сами знайте это. Так. Дайте еще рому. Побольше...

Ему поднесли и рому, и сигар, и египетских душистых папирос. Голова у него кружилась. Он забыл, как показывать фокус, как сделать ту самую удивительную штуку, после которой исчезает сперва одна монета, потом вторая, а третья оказывается под столом, и она мокрая. Черт!.. А еще каких-то двадцать пять лет назад ловко показывал этот фокус... каких-то двадцать пять лет назад....