Тонущий в грёзах - Марианна Центовская

мужчину, пытаясь услышать ответ на мой внутренний вопрос: «Зачем мы здесь?» Но ответа не было.

Сперва он просто дьявольски улыбался мне, а когда улыбка внезапно спала с его лица, мой будущий мучитель сказал мне: «Возьми булыжник за углом и принеси его сюда». Я послушно потопал в конец арки, повернулся направо и подметил на дороге самый большой камень, после чего взял этот тяжёлый предмет и вернулся ко взрослому. Его губы снова приподнялись в уголках — это выражало его довольство. Почесав щёки, мужчина показал мне пальцем на бездыханных птиц и приказал: «Убей». Я совсем не понимал для чего, зачем, ведь они и так мертвы! Но он изъяснил мне, что голуби ещё живы и не должны мучиться. Взгляд его стал строгим, даже злым, из-за чего моё тело почувствовало болезненное давление, и мне ничего не оставалось, кроме как выполнить указание. Мои маленькие руки еле держали булыжник, поэтому мне с трудом удалось поднять его чуть выше своей головы. Я замер, а все конечности пустились в дрожь, но через мгновение орудие убийства с лёгкостью выпало из моих рук прямо на туловища голубей, вследствие чего они словно лопнули и выпустили свои внутренности на два метра вперёд. На этом моменте память выпустила меня из своего плена.

Второй раз случился прошлой ночью, когда я собирался приникнуть к подушке и немного поспать. Это воспоминание душит меня до сих пор. Дело в том, что, будучи таким же маленьким и уязвимым, я лежал в мягкой постели посреди уютной комнатки, где повсюду были расставлены миниатюрные фигурки машинок, игрушки и детские книжки на полках. Я потихоньку засыпал, и веки мои закрывались, смотря в тёмный коридор через открытую дверь. Но сон ко мне в ту ночь так и не пришёл… Я заметил глаза, рассматривающие меня из-за угла прихожей. Через некоторое время я уже смог рассмотреть очертания лица — это был тот самый мужчина. Он выглядывал и молниеносно скрывался, и так продолжалось до самого утра. Я онемел, не мог двигаться, хотя мне хотелось кричать — да что там, вопить во всё горло от страха! Он циклично высовывал свою голову и нечеловечески смеялся, как чёрт. Голос его и так был искажён, поднимался, как волна, от более низкого тона к высокому, только в ту ночь это было особенно жутко. Мне казалось, что он играет в игру, которую с минуты на минуту закончит, но ошибался. Я не выдерживал, мне становилось так плохо, что я хотел умереть. Как же это было невыносимо — слушать, видеть и чувствовать всё подряд от ощущения опасности, переходящего в дичайший страх, и до желания раствориться, исчезнуть напрочь из этого мира. Мои переживания не затупились даже после просмотра воспоминания. Мне по-прежнему хотелось умереть, хоть и понимал, что я в своей другой комнате, но в такой же темной и, теперь мне уже казалось, напоминающей ту, из моей памяти. Обрывки начали вырываться из моей головы и преображаться в реальность, словно глаза того устрашающего мужчины смотрели на меня вновь.

Стены давят на меня в последнее время. Я задумывался над словами Веры о клетке и моём полёте, ведь я ощущаю себя пожизненно заключённым здесь. Я стал много молиться (правда, не знаю кому), потому что так паршиво себя никогда не чувствовал. Просить о спокойствии стало нормой, пытаться больше спать, чтобы меньше думать, стало обыденном делом. Сновидений в моей жизни нет, от этого и легче. Вчера я проснулся глубокой ночью, а приоткрыв глаза, увидел, как светится изнутри найденный мною сейф. Он сиял золотыми лучами, которые отражались в зеркале напротив. Это было так красиво, маняще. Я вскочил на ноги и побрёл к сейфу, а приоткрыв его, нашёл тонкую прядь светлых волос, таких же золотистых, как и льющийся свет от них. «Такие прекрасные и мягкие…» — подумал я и положил волосы на тумбу, стоящую возле моей кровати, после чего эта прядь освещала мою комнату долгие часы. Она прогнала тьму и стала милым светильником, от которого я не мог оторвать глаз той ночью. Смотря на маленькое солнце, все мои страшные мысли улетучились. Царило спокойствие, о котором я молил высшие силы. Они меня услышали. Спасибо. Я безмерно благодарен вам.

Я на пути к забвению,

Тонущий в своей тьме.

Отдался прошлому мгновению,

Теряя свет в конце.

Я позабыл луну и звёзды,

Сидя средь белых стен.

Меня забрали грёзы

В свой полумёртвый плен.

Одинокий

Октябрь

Воздух холоднел, как и моя душа. Жена всё так же приходила ко мне, пыталась поговорить, но я стал непоколебим своим молчанием. Часто в мою голову крались мысли о том, что именно Вера подложила мне прядь волос (может быть, для напоминания о себе, нашего сна), но локоны её цвета арахиса, а никак не золота. Рядом не хватало Любопытного для поиска ещё одного пазла, разгадки или составления цепочки из слов «сейф», «свет» и «золотые волосы». Мне казалось, что это предвестие счастья, и вот-вот моя жизнь в клетке закончится, я стану свободным! И как раз в сумерках я бродил по комнате, ища свои записи с сентября, и вспомнил, что оставил их под подушкой, правда, заглянув под неё, вместо записей я нашёл ещё одну прядь, только более густую. Она не светилась, совсем нет. От волос исходил сладкий, воздушный аромат. В какой-то момент этот запах показался мне очень знакомым. Я присел на кровать и пытался понять: это зацепка или ещё один элемент, который требует разгадки? Мои соображения никуда не годились. Надо ждать, я уверен.

Призраки прошлого стали преследовать меня. Произошли ещё две вспышки в моей памяти. Эти воспоминания стали роковой зацепкой, грудой пазлов, которые нужно лишь сложить. Первое, что я увидел, было очередным кошмаром. Я смотрел на себя в зеркало, в свои зелёные, как изумруд, глаза, в то время как мужчина подошёл сзади и просто стоял за моей спиной. Через отражение он прожигал меня взглядом. Его лицо медленно стало рассасываться и перевоплощаться в морду ящера. Его длинный мерзкий язык вылизывал воздух, зрачки стали узкими вертикальными ниточками, поглощающими мою энергию. Снова дикий страх, внутренняя паника, то, что съедало меня изнутри. Ещё одно мгновение, и это прекратилось. Неужели это был он в толпе тех, кого я назвал чудовищами? Одна из теорий Тревожного подтвердилась? Нет. Мне страшно об этом думать… Благо, моё смятение растворилось в следующем, что я вспомнил. Сидя в зимнем, мерцающем