Западный щит Руси - Андрей Владимирович Булычев

станет всё на свои места, кто нам союзник, а кто так, сосед али вообще даже недруг. А то, может, опять вам, новгородцам, и вашему князю Ярославу на дверь, как в тот раз уже было, во Пскове укажут! Командовать они нами тут будут! Два десятка конной охраны им подавай! За Ильмень-озером своими будете командовать!

– Тихо, тихо, Никодим, сядь, не кричи! – одёрнул его посадник. – И за языком своим следи. Слух-то верный был о новой власти во Пскове, так что ты уж помолчи лучше. На людях как-никак говорить. И ты, розмысловый десятник, тоже погоди нас винить. У нас тут, в крепостице, едва ли большая сотня всего воев наберётся. Верховых коней после прошлой бескормицы совсем мало осталось. Какие уж там два десятка охранных?! О чём ты вообще говоришь?

– Ну хоть пару-тройку саней-то вы нам дайте, – тяжко вздохнув, проговорил Стерля. – Нам, Судислав Петрилович, налегке бы к своим побыстрее поспеть, доложиться обо всём случившемся. Не за себя и за свои битые бока я переживаю, камнемёт там, у литвинов, в руках. Никак им его не можно оставлять, посадник. А ну как поймут они, как он сработан, потом им же твою крепостицу и разнесут, по брёвнышкам её раскатают. От вас-то, от Себежского озера, до Двины рукой ведь тут подать, а там уж земли Миндовга начинаются. Небось, не раз уже сюда ранее с набегом литва подходила и окрестности разоряла? Как знать, долго ли ещё с ней в мире будем?

– Та-ак, трое саней тебе, говоришь, надо, – крякнув и почесав бороду, проговорил посадник. – Ладно, Стерля, будут тебе сани. Данила. – Он кивнул осанистому дядьке. – Готовь сани. И снеди на неделю им ещё дай. Чтобы уже утром духу их тут не было. Да-а, в бересте, чтоб не забыли прописать о взятом. За новгородской дружиной долг будет, а то ведь с меня потом за всё даденное спросят.

Глава 2. В Юрьевской крепости

– Иди, иди себе дальше, предатель! – отбросив в сторону большой булыжник, крикнул Петька. – Нечего тут честных воев от трудов праведных отвлекать.

– Братцы, ну вы чего? Ну, братцы? – горестно вздохнув, пробормотал Оська и поставил небольшую бадейку на чёрный, закопчённый снег. – Ну я виноват, что ли? Да кто же знал, что дядька Илья так быстро к себе меня заберёт? Говорил ведь, раньше апреля даже к нему не подходить, а тут вон у Вани Шишака, у старшего при пушке, подносчик от антонового огня[5] совсем слёг. Ну вот и освободилось его место. Или мне сейчас в пушкари переходить, или же цельный год ждать, когда в усадьбу вернёмся. Ну братцы, ну вы же сами знаете, как я в пушкарях служить мечтал! Назар-то с Игнатом и Гришкой уже седмицу, как в конный полк перевелись.

– Ладно, ладно, не гундось, Оська, прощаем, – проворчал Маратка и, дождавшись, когда два пешца сдвинут в сторону огромный валун, ковырнул обломком своей жердины завал. – Гостинец с тебя для ребят десятка, – поднимая с крошева кругляш, проговорил он. – У орудийщиков, я знаю, завсегда хороший приварок имеется. На вот, держи, подарок тебе. Потом, как только к пушке допустят, чтобы им башку рыцарю-ливонцу отбил!

Подобрав подкинутое ему ядро, Оська презрительно скривился и проговорил:

– Не-е, это вот не под мою пушку, оно срединное, под полевую. У нас-то гораздо большие ядра в жерло закатываются, аж с два кулака они калибром будут! А это чего? Так себешное! Им никакую каменную стену не пробьёшь, хоть ты месяц в неё лупи. А нашей-то вот любую крепость рушь, потому как осадное и серьёзное орудие, совсем даже не шутошное.

– Ой-ой-ой, фу-ты ну-ты, какие мы важные! – хмыкнул Митяй. – Два дня только, как ушёл от друзей, а уже нате вам, калибра у него, полевое, срединное, осадное орудие. Ну, кидай тогда его вон в ту кучку, правее. Для вас ведь тут стараемся, ковыряемся в этом завале, пока вы там ворон считаете.

– Ничёго мы их не считаем, – нахохлившись, проворчал Оська. – Пушки – да, обихаживаем и чистим, смазываем их ещё, припас пороховой от всякой сырости прячем. Вчера вон колесо снимали, чтобы его чинить. А оно там знаете каковское? Вот такенной ширины! – Он раскинул в стороны руки. – Полдня всем расчётом надрывались, пока это с оси его стянули.

– А ну что тут за галдёж?!

Из внутреннего перехода разваленной крепостной стены в пролом выглянул дядька Ждан.

– Дела вам нет? Сейчас на носилки всех поставлю, будете камень с крепостного двора выносить! А ты, перебежчик, где должо́н сейчас быть?! – Он уставился на Оську. – Обратно, может, в пешцы захотел?

– Ждан Невзорович, да я тут к обозным за дёгтем с бадейкой бежал. – Тот втянул голову в плечи. – Вот подле ребяток только встал, чтобы дыхание маненько перевести, и всё, и опять уже дальше бегу.

– Больно быстро сбилось оно у тебя, дыхание, как я погляжу, – нахмурившись, проговорил дядька и, глядя, как убегает по тропинке молодой пушкарь, одобрительно хмыкнул. – Ну вот, другое дело, а то дела ему нет. Что, Митяй, много вы сегодня ядер нашли?

– Два десятка, Ждан Невзорович, – ответил тот. – В основном всё мелкие и немного срединных. Из больших только одно, да и то с сильно сплющенным боком.

– Да-а, мало. – Тыловой старшина вздохнул. – Говорил же, нужно было в Пскове большой ряд на выделку их у кузнецов заключать. Это когда ещё с усадьбы наш пушечный припас придёт? Точно никак не раньше конца половодья. Да и придёт ли? Поговаривают, что у Рузиля в ямах селит, селитера[6] ещё не вызрела. А нам ещё до того времени две крепости развалить нужно и к обороне этой изготовиться. Так, ладно, как в лагерь пойдёте, ты, Маратка, к отцу забеги, разговор насчёт тебя с ним утром был.

– А что такое, Ждан Невзорович? – полюбопытствовал молодой берендей. – Дело какое?

– Вот и спросишь у него сам, – поморщившись, ответил дядька и, завидев подходившую по протоптанной дороге полусотню пешцев, замахал рукой. – Сюда, сюда ступайте! Вот на этот завал! Эй, Нежатко, почему носилок мало? Я же сказал с десяток их вам из жердин набить!

В большой юрте было хорошо натоплено, и собравшиеся командиры скинули свои полушубки.

– Разрешите продолжать, Александр Ярославович? – Сотник поклонился княжичу.

– Продолжайте, Андрей Иванович. – И кивнул. – Ты сам давай совет веди, я слушать буду.

– Тебе слово, Илья Ярилович, – обратился к командиру орудийной дружины Сотник. – Так сколько, говоришь, у тебя неразобранного пороха в обозе осталось?

– Пудов десять только, Андрей Иванович. – Он развёл