Пулковский меридиан - Лев Успенский

— Я наткнулся на Елену Николаевну в трамвае, — сказал он. — При ней все еще этот… потомок самураев? По письмам я думал, что он уже давно… «шишел-вышел вон пошел…»

Аркадий Гурманов, уловив намек, озабоченно заглянул ему в глаза.

— Боря! — строго проговорил он, взглядывая тотчас затем на своего тучного друга. — Ты, что? Не замечаешь? Отправляйся туда, к воротам, толстоногое чудовище!.. Держись так, чтобы я тебя все время видел… Аппарат у тебя заряжен? Как только они появятся — сними шляпу. Помнишь?

Жирное плаксивое лицо Бориса Краснощекова вытянулось.

— Аркаша! — совсем сморщился он. — Ну вот, опять! Как только что-нибудь… Ну, разве я — помешаю? Вот всегда так: какая же работа без доверия?..

— Борис! — досадливо уронил журналист, и тот, второй, согнув широкую пухлую спину, нехотя передвигая толстые ноги в потрепанных брюках, понуро, но и покорно двинулся к выходу. Белокурая фрёкен с бумажными стаканами на бумажном подносике, нервно отшатнувшись — «О, антээкси!»[7], — ловко обогнула его огромную тушу. Минуту спустя можно было уже видеть в окно, как он пересекает шоссе, направляясь к воротам парка, около которых важно похаживал хмурый финский полицейский…

— Ну, вот, Ванечка! — проговорил, проводив его взором, Гурманов. — Он, конечно, предан мне, как пес, но… Вы представить себе не можете, как я рад, что к нам прислали именно вас. Скажу без стыда: получив указания, я еще не знал, кто едет… Недочет в информации!.. Свидание вчера назначал я не вам — «мистеру Коутс»… Но… видимо, вы и есть мистер Коутс, Джонни? Тем лучше. Что скажете нам?

Джон Макферсон-младший, сын Ивана Егоровича Макферсона, владельца огромной «Заневской мануфактуры», члена Петербургской городской думы многих созывов, племянник и единственный наследник Джорджа-Натаниэля Блекчестера, графа Блекчестер-Кэдденхед, барона Бичи-Хэд, виконта Гринхэд, дальний свойственник и любимец одного очень высоко поставленного в королевстве лица, вытянув ноги под столом, не гася улыбки, смотрел несколько минут в упор на экс-короля петербургской и московской печати…

— Чижик-пыжик, где ты был? — сказал он внезапно с легким вздохом иронии, и глаза его блеснули. — На Фонтанке водку пил! Если бы на Фонтанке, друг мой! Так вот где нам с вами пришлось встретиться, Аркадий Веньяминович! Вот где и вот как! Яшу Мольво помните?

— Яша Мольво расстрелян…

— Что вы? Впрочем — чему же удивляться? А вы что здесь поделываете, my dear?[8] Я подразумеваю — здесь, под этими «тимантти»? Вы как-то немного опустились…

В глазах Аркадия мелькнула быстрая тень.

— С вами, Ванечка, я, разумеется обязан быть откровенным… Правда, это — достаточно секретно, но… Я — жду! Сегодня, около двух часов дня, — голос его приобрел некоторую торжественность, — генерал от инфантерии Юденич…

— О, да! Он прибудет в Брунспарк на дачу лесного магната господина Михайлова для совещания с некоторыми заинтересованными лицами… — перебил его молодой человек. — Знаю. Но разве это сенсация вашего масштаба, господин Гурманов?

Журналист ожидал чего угодно, только не этого.

— По… позвольте, Макферсон?! — вскинулся он, широко открывая глаза. — Я не понимаю… Это же держится в такой тайне… Вы же сами говорите, что прибыли сюда только вчера… Его высокопревосхо…

— …дительство господин Юденич… Но, мой друг, я, как-никак, прибыл не из Або и не из Виипури, а из Лондона… Или вы думаете, что информация лакейской полнее, чем осведомленность кабинета директоров? О, Гурманов! Я вас помню другим! Раньше вы не были таким наивным! Вы плохо следите за передовыми «Таймс». Несколько дней назад эта газета писала довольно ясно: «Если мы посмотрим на карту, мы увидим, что лучшим подступом к Петрограду является Балтийское море. Кратчайший и самый легкий путь лежит через Финляндию. Финляндия — ключ к Петрограду, а Петроград — ключ к Москве…» Это — понятно: для старой матери-Англии море всегда лучший путь! А вы хотите, чтобы я не знал, что творится у вас в Гельсингфорсе!

— Послушайте, Джонни! Но ведь идея о выдвижении генерала Юденича возникла буквально вчера и ведь это же еще не наверное… Существуют колебания… Всем известно, что Маннергейм — против, что Иван Лайдонер — колеблется… Правда, широкие круги русских…

Джон Макферсон смотрел на своего собеседника своими темными, очень равнодушными теперь глазами.

— Ай’м сорри![9] — чуть-чуть двинул он сигаретой. — Судя по тому, как мне вас аттестовали, с вами я могу быть… откровенным. All right! Будем вполне откровенными!

Месяца два назад патрон призвал меня к себе. Он был ворчлив, недоволен, тер рукой лысину. «Кэдденхед, мальчик! — как всегда играя, сказал он (иной раз он зовет меня так авансом), — я ничего не понимаю в этих ваших „медвежьих“ делах! Глупая история: до сих пор в Прибалтике британские интересы представляет личность нелепая — фон дер Гольц… Мне вспоминается сочетание: фон дер Гольц-паша! „Фон дер“ — это еще куда ни шло, но „паша“ — переходит границы! Нам нужен там наш губернатор. Кого сунуть в эту дыру? Сид Рэйли (вы знаете Сиднэя, Гурманов?) Сид Рэйли рекомендует мне своего доброго приятеля, генерала Юденича… Разрази меня гром, мальчик, если я могу отличить их друг от дружки, этих русских вояк. Вы знаете этого? Что он собой представляет?»

— Да, я знаю его, сэр… Ничего особенного: бык по интеллекту и крокодил по алчности… Способный вояка…

«Точь-в-точь то, что требуется! — фыркнул он. — Как раз, что мне нужно! Рэйли знает, с кем сводить дружбу! Гм… Дядя этого Гольца стал полутурком… Юденич, насколько я понимаю, туркобойца… Удивительная страна ваша Россия, Макферсон! Завидую вам, потому что вам предстоит отправиться туда. Мы не воюем с русскими, ни в коем случае — нет! Но ведь мы убиваем тех из них, которые должны быть убиты. Так вам придется поприглядеть за господином Юденичем… И, может быть, дать ему пинок в крестец, если Рэйли ошибся… Возражения есть?»

Возражений не нашлось, Гурманов. Ни у меня против поездки, ни у дяди Сэма против господина Юденича, что существенней. И вот я беседую с вами. А вы удивляетесь, откуда мне известно, что сегодня… Вы плохо думаете о старикашках, корпящих там, в Уайт-Холле! Хуже даже, чем думаю о них я сам. Что-что, а это-то они знают! Ну… «О'кэй»! — как говорят за океаном. Давайте беседовать серьезно. Главное мне известно. Мне нужны детали, Аркадий Веньяминович. Мне нужно почувствовать запах вашего сегодняшнего утра… Как и чем пахнет здесь?..

За чашкой какао

Аркадий Гурманов, русский журналист, гельсингфорсский корреспондент газеты «Ивнинг Стандарт», старый и заслуженный агент английской разведки в России, с благоговейным отупением взирал то на Джона Макферсона, то на небольшую карту, которую разложил тот перед собой на столике.

Карта по очертаниям казалась знакомой. В целом она напоминала то, на чем глаз привык видеть разгонистую, через два континента надпись «РОССИЯ» (или «Russie» или «Russland», или «Russia», — смотря по месту издания). Да, несомненно: вот Новая Земля. Вот — Каспийское море с Кара-Богазом… Но теперь на этом огромном пространстве надпись «Россия» отсутствовала. Теперь все оно, как какой-нибудь Балканский полуостров или как центральная часть американского материка, было изрезано, исполосовано разноцветными толстыми и тонкими извилистыми линиями границ. Они тянулись в самых неожиданных местах и направлениях: эта — южнее Орла, другая — за Волгой, по Яику, третья — поперек Средней Азии… Причудливые контуры никогда никем невиданных государств вырисовывались повсюду. Надписи, короткие и длинные английские надписи, пестрели во всех концах — «Tataria»… «Valahia»… «Belarussia»…

У Пурманова зарябило в глазах; он даже зажмурился.

— Как, Джонни, — проговорил он, наклоняясь еще ближе, точно боясь поверить самому себе. — Как? А… сама Россия? Ее что же? Совсем — тово? Не будет?

Молодой англичанин, не проявляя волнения, подпер языком щеку…

— Четыре месяца назад, — произнес он назидательным тоном, — сенатор Североамериканских Соединенных Штатов Хичкок выступал перед комиссией конгресса… Перед комиссией по иностранным делам. «Уважаемые члены конгресса! — так сказал он. — Географически Россия, конечно, еще существует, с этим ничего не сделаешь… Но политически она отсутствует на земле вот уже в течение более года. Ее нет и не будет уже никогда!» Члены конгресса аплодировали этому заявлению…

Впрочем, данная карта — работа более либеральных кругов. России на ней отведено все же некоторое место… Своего рода — «резервация». Вот, посмотрите: Тульская губерния, Калужская, Ярославская… Другие… Немного? Ну, как сказать! Хватит! Московия в ее естественных исторических границах, как на таблице четырнадцатого века в гимназическом атласе Торнау. Помните такой атлас? Далеко от моря… и от жизни…