Император открывает глаза - Дмитрий Колосов

– Эй, кто там? – негромко бросил в полумрак начальник караула.

Ответом была тишина. Стражник ощутил неприятный сосущий холодок в низу живота.

– Эй! – Он выкрикнул имена бывших с ним левкаспистов. – Эй, вы что, заснули?

И вновь ни звука. Впрочем, звук был – все тот же негромкий скрежет, словно кто-то пытался сдвинуть тяжелую плиту.

– Клянусь Амоном! – Воин с перстнем решил, что его разыгрывают, и рассвирепел. – Сейчас, прохвосты, я вам задам!

Он поднялся и, громко топая, направился к саркофагам. Их было несколько десятков – большие и поменьше, простые, почти грубо обработанные, и покрытые искусной резьбой и позолотой. Большая часть служила последним пристанищем многочисленных родственников владык, и лишь три принадлежали царям. В огромном, черном, похожем на неуклюжий куб, лежал Птолемей Филадельф, отец нынешнего повелителя Кемта. Чуть дальше от входа располагался саркофаг из серого мрамора, хранивший в себе останки великого Сотера, основателя города и державы. Сразу за ним стоял последний, третий, высеченный из цельного куска белого мрамора. В нем покоилось тело величайшего из великих, чье имя произносилось с восторгом и почтением – Александра, покорившего полмира.

Вновь послышался скрежет. Бранясь в полуголос, начальник караула ускорил шаг. О, он нисколько не сомневался, что все это – проделки трех негодяев, решивших подшутить над ним. Спрятались где-нибудь в темноте и скребут мечами по полу, думая напугать его, а потом посмеяться. Окончательно рассвирепев, начальник караула решил перейти с шага на бег, но тут же споткнулся и упал. Выкрикивая ругательства в адрес шутников, стражник встал на колени, дабы выяснить, что послужило препятствием, повергшим его на землю. Ему потребовалось всего мгновение, чтоб убедиться, что пред ним тело человека, и еще одно, чтобы понять – чье. Это был один из тех, которые, как полагал стражник еще мгновение назад, развлекаются, наполняя тишину вкрадчивыми звуками. Если тот, кто лежал сейчас перед ним, и развлекался, все шутки его остались в прошлом. Сейчас он представлял вполне мертвое, хотя еще и не остывшее тело. Трясясь от волною нахлынувшего страха, начальник караула поднялся на ноги.

Отвратительные звуки не утихали. Они были отчетливо различимы, различимы настолько, что можно было без труда определить, откуда они доносятся.

Левкаспист замер, отчаянно размышляя, что предпринять. Ему хотелось бежать отсюда и бежать как можно дальше. Но оставить пост равносильно лишиться звания царского меченосца, а вместе с ним и всех полагавшихся этому званию преференций. Страх потерять теплое местечко оказался сильнее страха перед возвещающим смерть скрежетом. Глотнув полную грудь воздуха, начальник караула решительно шагнул вперед.

Он очутился перед громадиной белого саркофага как раз в тот миг, когда высеченная из цельной глыбы крышка дрогнула и перелилась всей своей тяжестью в нависший над боковой стенкой край. Раздался невообразимый грохот. Лавина мраморной крошки и пыли ударила стражнику в лицо. Закашлявшись, он отшатнулся и поспешил укрыться за спиной соседней усыпальницы. Когда он осмелился высунуться, взору предстало невероятное зрелище. На груде осколков, в какие превратилась упавшая плита, стоял человек. Позже, вскоре, перед смертью, стражник признается себе, что это возможно и не было человеком, особенно, если принять во внимание явное несоответствие между громадной силой и тем неказистым видом, какой это производило. Небольшая, скрытая черной накидкой фигура – она была невысока, размытые контуры не позволяли понять, кому она принадлежит – мужчине или женщине. Но что более всего поразило стражника, так это золотой фоб, небрежно закинутый похитителем на плечо.

– Ты кто?! – забыв про испуг, во всю глотку заорал меченосец.

Ночной гость медленно поднял голову. Лицо его прятала маска – белые на черном фоне отметины глаз, намеченный тоненькими линиями нос и рот, нахально ухмыляющийся. Белые картуши, прорисованные на фоне пустоты, которая, в свою очередь, была причудливо заключена в жесткий объем капюшона. Вызывающе улыбнувшись, маска поведала:

– Я – то, чего не существует. Я пришло во имя того, чего никогда не существовало. И я забрало то, что отныне будет существовать. Баггарт – Игра началась. Император открывает глаза. Так и передай царю: Игра началась!

Голос незнакомца был неестественен – блекл ли, мертв.

– Да ты… Да я…

От негодования начальник караула позабыл те немногие слова, что были дарованы ему природой. Со свистом рассекая мечом воздух, он устремился на дерзкого похитителя. Тот даже не попытался убежать или воспользоваться оружием, тем более что оружия у него не было. Он дождался, пока стражник не приблизился почти вплотную, после чего резко выбросил вперед свободную левую руку. В голове воина вспыхнул огромный золотистый шар, чрез долю мгновения разлетевшийся на мириады брызг…

Когда начальник караула очнулся, уже светало. Все тело ныло, словно по нему долго молотили папками. Объяснение данному обстоятельству нашлось тут же: ложем незадачливому стражу служила груда осколков – все, что осталось от громадного навершия саркофага.

Подвывая от ужаса, начальник караула бросился во дворец. Не сразу пропущенный телохранителями он пал ниц перед вышедшим из покоев заспанным царем.

– Беда! Украли!

– Что? – спросил, зевнув, Птолемей, внук великого Сотера.

– Тело!

– Какое тело?

– Тело императора!

Сбиваясь и путаясь, воин поведал о том, что случилось, не забыв передать и слова похитителя.

Одно из слов живо заинтересовало царя.

– Баггарт, Игра началась – он так и сказал?

– Слово в слово! – горячо воскликнул меченосец, в груди которого вдруг пробудилась надежда на спасение.

Она умерла раньше, чем умер стражник. Птолемей кивнул телохранителям, и провинившегося уволокли прочь.

Впрочем, этого царь не видел. Он стоял в своей опочивальне, рядом со столиком, увенчанным тоненько булькающей клепсидрой.

– Игра началась, – тихо шепнули губы царя.

Несколько мгновений он стоял, размышляя, затем решительно поднял руку и принялся всматриваться в шестигранный, необычной формы перстень с изображением игральной кости, выброшенной верх шестеркой. Негромко, едва шевеля губами, Птолемей прошептал:

– Тело украдено. Кем, не знаю. Он передал, что Игра началась. Поспеши, если слышишь меня!

Встаю солнце. Нужно было спешить. Накинув поверх туники плащ. Птолемей оставил опочивальню. Через потайной ход он проник в небольшую, лишенную окон комнатку. Здесь на кровати сладко посапывал человек. Птолемей бесцеремонно толкнул его.

– Поднимайся!

Человек поспешно вскочил. Какое-то мгновение ему потребовалось, чтобы прийти в себя. Затем он узнал царя и изогнулся в нижайшем поклоне. Когда человек разогнул спину, стало ясно, что он удивительно похож на своего владыку – абсолютно во всем, от глубоко посаженных, с рыжинкой глаз до крохотной родинки под подбородком. Птолемей снисходительно улыбнулся собственному отражению.

– Пойдем, твое время пришло. – Прежним путем он провел человека в свои покои и указал на ворох царских одежд. – Одевайся.

Пока человек суетливо переоблачался в тончайший льняной хитон и тяжелый пурпурный плащ, Птолемей наполнил вином два кубка.

– Ну вот, – сказал он, подавая один из них двойнику, – теперь будешь править ты.

– А как же ваше величество?

– Я ухожу. Настало время уйти.

– Выходит, я – царь?! – радостно изумился двойник.

– Именно. Уверен, твое царствование будет счастливым. Пей!

Птолемей первым поднес кубок к губам и единым махом осушил его. Двойник внимательно проследил за тем, как пьет царь, и лишь после этого припал к своему. Он пил торопливыми, жадными глотками, словно мучимый жаждой – жаждой власти. Допив, двойник вытряхнул из бокала последние капельки, перевернув, поставил его на стол, улыбнулся, и вдруг покачнулся и рухнул.

– Царствование было счастливым, но коротким, – прокомментировал тот, кто уже не был царем. – В историю оно, пожалуй, не войдет. Король умер, да здравствует новый король!

Через тот же потайной ход он покинул дворец и растворился в толпе, уже громко обсуждавшей весть о смерти царя – богоподобного Птолемея…

Слыша хулу в свой адрес, – чернь любит позлословить о мертвом господине, – он прятал улыбку. Чернь могла говорить что угодно, чернь могла говорить сколько угодно. Чернь могла говорить…

Человек улыбался. Он мало говорил, он предпочитал действовать. Время слов ушло, возвращалась эпоха действия. На подходе была большая игра. И знали об этом покуда всего двое – тот, что оставил дворец и неприметно затерялся в толпе, и дерзкий похититель, выкравший величайшую святыню мира – тело Императора императоров, тело Александра, нареченного уже современниками Великим.