Подарок от злого сердца - Анна Данилова

– Тс-с, – шепнула ей на ухо Березкина. – Это наша хозяйка, Марина Анатольевна. Но вы правы, в свое время ей тоже захотелось изменить свою внешность, и она предпочла стать роковой блондинкой. Хотя на самом деле она – жгучая брюнетка и вообще вроде бы татарка.

– Она обедает в нашем ресторане. Я – официантка, обслуживаю ее столик, – призналась Тамара, рассчитывая на то, что за этим признанием последует очередная доза информации, касающаяся интересующей ее Марины Анатольевны. Девушка-парикмахер и официантка – они стояли на одной социальной ступени, и в этом случае можно было рассчитывать на понимание.

– Шикарная женщина, – со вздохом произнесла Катя Березкина. – Такие женщины редко обедают дома. Разве что кофе пьют по утрам.

– Она замужем?

– Да. Ее муж – Русалкин, у него под Марксом целое звероводческое хозяйство. Разные шкурки, меха. Небедные люди.

– Понятно.

Тамара хотела спросить, как выглядит Русалкин, чтобы понять, кто же из тех мужчин, с которыми Марина появляется в ресторане, ее муж. Но не посмела. Посчитала, что и так довольно много узнала о своей пассии.

– Спасибо еще раз, вы – потрясающий мастер, – искренне поблагодарила Катю Березкину Тамара.

– Заходите к нам почаще. Вот моя визитка.

Она принесла графинчик с ледяной водкой и классическую закуску, такую, какую обычно заказывают любительницы выпить (а таких в ресторан приходило немало): селедка, маринованные грибы, соленый огурец.

Марина Анатольевна с равнодушным видом смотрела, как Тамара наливает ей в рюмку водку, после чего спокойно опрокинула в себя ее содержимое и от горечи и, быть может, от холода напитка застонала – так тихо, словно заскулила. Сморщилась, замахала руками.

– Может, вам соку принести?

– Нет, ничего не надо, – отмахнулась от нее Марина. – Дайте же спокойно посидеть, подумать…

Тамара с обиженным видом удалилась к себе – в ресторане в такой ранний час посетителей практически не было. Разве что «язвенник», тихий молчаливый человечек, директор строительной фирмы, каждое утро заказывающий кашу и минералку. Девчонки почему-то решили, что он холостяк, раз завтракает в ресторане, а не дома. Вечером он приходит поужинать, в основном один, но иногда случается небольшая мужская компания, заказывают много водки, и только этот человек, «язвенник», пьет минералку и ест вареную семгу. Лара считает, что рано или поздно этот «язвенник» непременно окажется за одним столиком еще с одной, не вполне здоровой посетительницей, любительницей творожной запеканки и свежевыжатого яблочного сока, и они поженятся. Будут по утрам пить кефир. Но пока еще они не встретились, ни разу не совпадали.

– Что, водку пьет, что ли? – спросила Лара.

Лара – подруга, душа, ангел. Тамара уже не представляла себе жизни без Лары. Они познакомились пять лет назад, когда Тамара оказалась на улице. Квартирная хозяйка выставила ее за долги, идти было некуда, работу она на тот момент потеряла. И как было не потерять, когда в кафе, куда она устроилась сразу же, как только приехала в город из Вязовки, где прожила всю свою жизнь с бабушкой, ей ясно дали понять, что еще входит в ее обязанности официантки. Она шла по улице, волоча за собой большую дорожную сумку, и рыдала. Отчаянно, громко, и ей тогда было наплевать, смотрит на нее кто-то или нет. Она шла по улице Астраханской по направлению к вокзалу, представляя себе, как садится в автобус и едет обратно, в Вязовку, к бабке. Она мысленно уже успела увидеть красную керамическую миску с горячими блинами, политыми маслом, и чашку с молоком и даже услышать причитания бабушки: «Ну, наконец-то, вернулась, намыкалась, сердешная…» И тут ее кто-то тронул за плечо.

– Ты чего ревешь-то?

Это была Лара. Она возвращалась из университетской библиотеки. В руках – книги. Много книг. Было лето, закатное солнце зацепило оранжевым блеском золоченую оправу ее круглых очков. Лара была очкариком. Но такая милая, нежная, с добрым лицом. А еще – хрупкая, тоненькая.

– Жизнь кончена. Хозяин кафе приставал, потом выгнал за непослушание. Квартирная хозяйка…

– Понятно. Пойдем ко мне. Я тоже снимаю квартиру, здесь недалеко. Если хочешь, поживешь со мной, а как деньги появятся, будем снимать ее вдвоем. Там две комнаты, большая кухня. И вообще – центр рядом, библиотека.

– Ты студентка?

– Нет, в ресторане работаю, официанткой, – покраснела Лара. – Скоро буду снова поступать в университет, на филфак. Уже третий раз.

Но Лара не поступила. Целую ночь проплакала под одеялом – от стыда, как она потом призналась Тамаре. Но потом взяла себя в руки и внушила себе, что жизнь на этом не закончилась, надо продолжать жить дальше. Теперь на ее полке появились философские труды, рядом – Ричард Бах, «Дианетика» и прочие, способные заморочить голову книги. Книжная полка опустела через несколько месяцев, когда Лара познакомилась с парнем, но потом с ним рассталась, неделю приходила в себя, рыдала, и тогда Тамара решила увезти ее в Лазаревское – отдохнуть, сменить обстановку, погреться на солнышке, покупаться в теплом Черном море.

С помощью Лары Тамара устроилась работать в «Риголетто». Жить стало легче, спокойнее, и, главное, теперь у нее была настоящая подруга. Лара приучила ее к чтению, это оказалось довольно увлекательным занятием. Больше всего Ларе нравились романы Жорж Санд, книга же о самой Санд, написанная Андре Моруа, произвела огромное впечатление и на Тамару. Больше всего девушек потрясло то открытие, что, оказывается, жизнь может быть куда насыщеннее и интереснее, чем это может показаться в юности. Жорж Санд, помимо того, что много писала, успевала и сажать цветы в своем саду, и шить платья, и верхом на лошади мчаться на свидание к любовнику. И при этом быть замужем и вести активную «парижскую» жизнь. Потом Лара открыла Тамаре чудесный мир Анжелики – это были несколько томов о жизни прекрасной авантюристки и пылкой любовницы.

– Только никому не говори, что читаешь «Анжелику», – засмеют. Причем смеяться станут те, кто прочел ее от корки, что называется, до корки. Но ты все равно читай и вообще делай то, что тебе нравится.

Но как ни старалась Лара придать романтичную краску их скучной и однообразной жизни, все равно обе понимали (хотя старались об этом и не говорить), что настоящая жизнь, как говорила Лара, «заоконная», все равно интереснее, насыщеннее, что это и есть настоящая жизнь. А роль официанток – подать, унести, обслужить.

– Тогда начнется настоящая жизнь, когда мы с тобой будем сидеть в ресторане, а нас будут обслуживать, понимаешь? – с горечью все-таки однажды призналась Лара своей подруге. – Но как этого добиться – я не знаю. Вероятно, у меня не хватает мозгов. Или обаяния. У меня и грудь маленькая.

– А при чем здесь грудь? – удивилась Тамара.

Этот вопрос Лара оставила без ответа.

Конечно, у них случались романы с клиентами. Но, как правило, они заканчивались разочарованием, слезами. Их словно не пускали туда, в «заоконный» мир.

…Тамаре сказали, что ее зовут. Марина Русалкина, с блестевшими глазами, покрасневшим носом, как человек, находящийся на грани слез, попросила мороженого.

– Крем-брюле. – Она шмыгнула носом.

– Но у нас нет такого. Шесть других сортов есть.

– Нет, мне именно крем-брюле, ну, пожалуйста! Как в детстве. И лимонад «Буратино».

Тамара вдруг вспомнила, где она видела лимонад «Буратино».

– Лимонад принесу.

Она сбегала в гастроном, находящийся на соседней улице, и принесла лимонад. Она знала, что Людмила Викторовна всегда приветствует такую гибкость в своих официантках, способных на все, лишь бы угодить клиентам.

Русалкина пила лимонад жадно, с удовольствием, даже слегка постанывая. Тамара заметила, что она всегда постанывает, будто от боли или приятных ощущений. Видимо, это ее манера выражать свои чувства.

Тамара вернулась к себе, села за столик в подсобке и закурила. Никого рядом не было, и она попробовала застонать от удовольствия, вдыхая и выдыхая дым. Получилось смешно и глупо.

– Ты чего стонешь? Болит что-то? – К ней заглянула Лара. Тамара выронила сигарету.

– Испугала! Нет, просто пытаюсь представить себя на ее месте, – честно призналась подруге Тамара. – Она постоянно стонет: и когда водку пьет горькую, и когда лимонад сладкий.

– Она и в постели стонет, и когда в бане парится. Это ее манера, сущность, распущенность, если хочешь. Оставь ее, чувствую сердцем, от нее надо держаться подальше.

– Ба, Лара, откуда такие мысли?!

– Видишь – напивается. Человек перешел какие-то внутренние грани. А это говорит о многом, понимаешь? Ее фундамент дал трещину. Вот я, к примеру, никогда не стану пить водку. И курить не стану, куда бы меня жизнь ни загнала. И проституткой не стану. И воровать не смогу. И убивать тем более. У меня очень крепкий внутренний стержень. А она, эта Русалкина твоя, треснула, надломилась, распустилась, сорвалась со своей оси, и теперь ее несет.