Всё, что необходимо для смерти - Анастасия Орлова

он уступил ей, позволил втянуть себя обратно, а потом обернулся лицом к капитану. Глаза его превратились в один сплошной зрачок, будто поглотили всю бездонную тьму, окружавшую «Литу».

— Вы не понимаете, сэр! — горячим шёпотом выдохнул он ей в лицо. — Не понимаете — они зовут меня! — и мощным ударом в челюсть сбил женщину с ног.

Падая, она ударилась головой и уже не увидела, как штурман, фанатичный и торжественный, вышел в окно.

***

— Жива? — спросил совсем юный обеспокоенный голос.

— Жива. Дай сюда флягу, сержант. — Второй мужчина был явно старше и хладнокровнее.

— Господин подполковник, воды почти не осталось…

— Тогда дай мою флягу! — перебил сержанта подполковник.

В его голосе зазвенели нотки раздражения: он явно не привык, чтобы ему перечили.

В лицо Скади плеснули виски, и его терпкий запах мгновенно выдрал женщину из полузабытья. Рядом с ней присел мужчина без кителя, в расстёгнутой до середины груди рубашке. Отросшие волосы падали на его серые глаза, на тонких губах играла самоуверенная и обаятельная полуулыбка. Винтерсблад, герой Распада, командир воздушной пехоты. Офицер, так часто появлявшийся на страницах газет Бресии, неизменно в сопровождении плохих для бресийской армии новостей. Скади выхватила из кобуры револьвер и приставила его к шее мужчины, но тот лишь ухмыльнулся.

— Конечно, давай перестреляем друг друга, Скади Грин, это определённо поможет нам в сложившейся ситуации! Может быть, за мою голову император пожалует тебе орден. Посмертно. Знаешь, ведь и меня за голову лучшего бресийского разведчика господин председатель вниманием бы не обошёл! Но ты пока жива, как видишь. Предлагаю попробовать разобраться в этом дерьме вокруг нас, заключив временное перемирие, — Винтерсблад протянул ей руку, не обращая внимания на упирающийся в его сонную артерию револьвер.

Скади медлила.

— Да брось эти танцы с фланцами, убьёшь меня когда-нибудь потом. Сейчас всё равно ничего не выйдет, — офицер разжал вторую ладонь, и на живот Грин высыпались патроны из её же оружия. — Ну? — он всё ещё протягивал руку, и Скади ничего не оставалось, как пожать её, принимая временное перемирие.

— Как я здесь оказалась? — Грин огляделась: они находились в грузовом ангаре, её маленькая «Лита» была взята на борт дредноута.

— Твоя разведболонка скреблась и скулила под люком нашего грузового отсека, разве мы могли не впустить её?

— Ваши приборы работают?

— Нет, — равнодушно ответил Винтерсблад, — как и твои. Мы дрейфуем. Ты была одна на борту. Где твои люди? — он подошёл к «Лите», окинул взглядом выбитое стекло. — Это они сделали?

Скади несколько секунд молчала, соображая, как лучше охарактеризовать то, что произошло на борту её дирижабля, но, встретившись глазами с Винтерсбладом, вдруг поняла: он и так всё знает.

— Штурман, — наконец ответила она. — Второго пилота я отправила на планере. Не знаю, смог ли он выбраться…

— Он сказал что-нибудь перед тем, как прыгнуть? — Штурман? — в голосе Винтерсблада послышались нервные нотки, глаза настороженно заблестели. — Ты пыталась его удержать, и он тебя вырубил?

— Откуда ты знаешь?

Офицер долго молчал, пристально глядя на собеседницу, будто оценивая, стоит ей сообщать то, что он хотел сказать, или нет.

— Наш капитан, полковник Фрипп, сделал то же самое, — произнёс Винтерсблад и направился к выходу из грузового отсека.

Скади и сержант последовали за ним.

— В тот момент с ним был только я. И я не смог с ним справиться, — он обернулся к Грин и, мрачно усмехнувшись, указал на висок: под волосами виднелась наскоро залатанная рана. — Бормотал что-то бессвязное, словно был в дребезги пьян. И силён, как пятеро солдат. А глаза — безумные, сплошной зрачок.

Скади невольно поёжилась: два столь похожих случая не могли быть простым совпадением.

Винтерсблад открыл дверь в коридор, что вёл на палубы и в помещения команды, и остановился.

— А самое во всём этом неприятное то, — невозмутимо продолжил он, — что некоторые уверены: капитана за борт выбросил я.

Из-за его плеча Скади увидела толпившихся в узком коридоре солдат, которые смотрели на них поверх вскинутых в боевой готовности карабинов.

— Видимо, после обеда у нас по расписанию бунт, — флегматично заметил Винтерсблад. — Медина, и ты с ними? Вот уж не ожидал, что в твоём тихом омуте найдутся столь решительные черти!

Второй пилот Кирк Медина, совсем молодой, почти юноша, стоял в гуще вооружённых солдат. Не будь он таким смуглым, Скади заметила бы обжигающий румянец, заливший его гладко выбритые щёки. Он один из немногих не держал Винтерсблада на прицеле, и даже не достал револьвера из кобуры. Медина едва заметно переступил с ноги на ногу, из последних сил стараясь не опустить взгляд, и его смущение не укрылось от Винтерсблада.

— Или ты ещё не выбрал сторону? М-м, Кирк? Ты же не совсем идиот, чтобы идти против меня?

— Майор Медина возьмёт на себя командование цеппелином, — вмешался один из впередистоящих солдат, — мы больше не доверяем тебе, подполковник! Сначала ты убеждаешь нас, что капитан покончил с собой, потом берёшь на борт бресийского разведчика. Сдай оружие, подполковник! Давай-ка по-хорошему и без лишней крови.

Винтерсблад криво усмехнулся.

— Говорите, Медина теперь командует? Так пусть он и прикажет. Что мне твой старческий бубнёж, Хайнд. — Командир воздушной пехоты неспешно двинулся сквозь толпу к майору.

Солдаты напряглись, ружья повернулись за ним, словно флюгеры, не упуская русоволосой головы с прицела. К виску Скади прижалось дуло чьего-то револьвера. Винтерсблад остановился так близко к Медине, что соприкоснулись мыски их сапог.

— Ну что, майор, рискнёшь взять всё это дерьмо на себя?

Медина долго молчал, глядя из-под длинных пушистых ресниц куда-то мимо Винтерсблада. Его лоб покрыла испарина, руки в белых перчатках едва заметно дрожали. Наконец он протянул ладонь и произнёс, по-прежнему глядя сквозь собеседника:

— Подполковник Винтерсблад, вы обвиняетесь в измене Распаду и убийстве полковника Фриппа, прошу вас сдать оружие!

Винтерсблад устало усмехнулся.

— Да вы все сдохнете здесь, под командованием этого нежного мальчика с оленьими глазами! — он окинул взглядом вооружённую толпу.

Никто не шелохнулся: пальцы замерли на спусковых крючках, глаза не отрывались от командира пехоты, плечи и челюсти напряглись, словно люди не ждали от спокойного