Проклятие Гиацинтов - Елена Арсеньева

— Вызови опергруппу, — приказал он напарнику. — Скажи, сложный случай, возможно, понадобится медицинская помощь.

— Да что тут сложного?! — заблажил было Смешарин, но Боксер так на него глянул, что он мгновенно осип и продолжал уже почти шепотом: — Что тут сложного, я вас спрашиваю? Вот убийца! — Выразительный жест в сторону Алёны. — Хватайте ее! Она из мести… ее, значит, тентом по морде, а она, значит…

— Это у вас, возможно, морда, а у меня лицо, с вашего позволения, — перебила Алёна, слегка хлюпая кровоточившим носом. — Это раз. Во-вторых, скажите, каким образом я могла убить вашего друга, не сходя с места? Я же там, за кузовом была! Оружия у меня никакого нет. Вы городите сами не знаете что!

— Я не знаю?! — шепотом вскрикнул Смешарин. — Я знаю! Ты ему сдохнуть пожелала, вот он и…

— Тихо, — прервал его Боксер. — Тут пистолет вообще ни при чем. Ранений на нем я не вижу. И от ранений такая судорога человека никак согнуть не может. Причина смерти неизвестного происхождения, так и запишем.

— Я фильм о Шерлоке Холмсе смотрел, — сказал его напарник, который тем временем уже выполнил приказание и вызвал подкрепление, — и там Холмс говорил, что такое окоченение наступает при отравлении ядом кураре. Элементарно, Ватсон!

— Так, — произнес Боксер и повернулся: — Пожалуйста, сумочку вашу предъявите, гражданка.

— Пожалуйста, — сказала Алёна с вызовом, прикладывая к лицу очередную гигиеническую салфетку. — Желаете посмотреть, не лежит ли там флакончик с кураре, а также духовая трубка?

— А при чем тут трубка? — насторожился Боксер.

— Да при том, — угрюмо усмехнулась Алёна, — что другим образом я его никак не могла убить, этого Коржакова. Говорю же, я вон там стояла, за кузовом. И с места не сходила. Ни уколоть кураре, ни тем паче напоить его ядом я никак не могла.

— Точно, у того дикаря в кино про Шерлока была трубка! — радостно воскликнул напарник Боксера. — Да ты что, не смотрел этот фильм? Его все видели!

— Откуда вы знаете про укол? — подозрительно спросил Боксер. — Вот, и локоть у жертвы ранен как-то подозрительно…

Алёна посмотрела на локоть, угловато торчавший из окна кабины. Рукав футболки оканчивался чуть выше, и отчетливо была видна кровь, выступившая вокруг небольшой царапины.

— Это не укол, — сказала она, — это царапина. И даже если через нее попал яд, я тут точно ни при чем. Поскольку для того, чтобы его оцарапать, следовало подойти к покойному, в смысле, тогда еще живому. Я стояла на месте. Так что духовое оружие можете не искать.

Нет, она никогда не могла удержаться от удовольствия поехидничать!

— А может, ты и не стояла! — закричал Смешарин. — Может, ты успела к нему подскочить и…

— Да некогда мне было подскакивать! — шалея от этого прогрессирующего идиотизма, почти закричала Алёна. — Не до убийств мне было, честное слово! Я нос вытирала!

Боксер посмотрел на ее нос, на очередную окровавленную салфетку и выразился в том смысле, что у нее были серьезные основания отомстить владельцу машины.

— Да, да! — возбужденно завопил Смешарин. — Она это! Ее рук дело!

Ну видели ли вы где-нибудь когда-нибудь такого кретина?

— А между прочим, — надменно сказала Алёна, от злости обретая спокойствие и присущее ей высокомерие, — убить Коржакова могли и вы. Вы стояли рядом, вам и отходить никуда не требовалось. Взяли и оцарапали его отравленным лезвием. К примеру, взыграло в вас классовое чувство, надоело подчиняться боссу — ну и… вот вам результат!

— Боссу! — хмыкнул Смешарин. — Нашла тоже босса! Да Серега свой в доску был! И на хрен бы мне его царапать посреди города, скажи на милость? У меня и в гараже таких возможностей было бы до фигища, или в какой-нибудь кафешке, где-нибудь на выпивоне, или вообще, в лесу, когда мы за сырьем в Правобережную ездим. С чего бы это меня вдруг разобрало сейчас?

В этом, конечно, имелась определенная логика, и Алёна не могла ее не признать. Но сдаваться она не собиралась:

— А может быть, вы его отравили еще в гараже или действительно в кафешке? А яд только сейчас подействовал, вот он и умер.

Смешарин уставился на нее с нескрываемым отвращением:

— С больной головы на здоровую, да? У тебя воображение извращенное, вот что я тебе скажу. Тебе бы только детективы писать. Эти… трайлеры!

— Я и пишу, — скромно призналась Алёна. — Не триллеры, конечно, а вполне нормальные детективные романы.

Смешарин в замешательстве примолк.

Боксер и его напарник, в чьих глазах, устремленных на Алёну, уже полыхал алчный пламень, переглянулись с некоторой озадаченностью и спросили, как ее фамилия.

— Ярушкина. Елена Дмитриевна Ярушкина, — честно призналась она.

— Ярушкина? — переспросил Боксер разочарованно. — Нет, такую мы не знаем.

Азартный огнь милицейских очей вновь заполыхал, и тогда Алёна спохватилась и уточнила:

— Я пишу под псевдонимом Алёна Дмитриева, если вам это о чем-то говорит.

Менты снова переглянулись, и напарник Боксера, явно более культурно развитый, кивнул:

— Читал такую. Так себе. Для теток в основном. Любовь-морковь и все такое. Но правда, есть такая писательница. Между прочим, говорят, личная знакомая самого Муравьева.

— Это какого же Муравьева? — с опаской осведомился Боксер. — Начальника следственного отдела города, что ли?

— Его самого, — кивнул напарник. — Льва Иваныча.

Боксер был так изумлен, что зачем-то начал перечислять некоторые сакраментальные буквы русского алфавита.

— Ага! — злобно закричал Смешарин. — Знакомая начальника? Понятненько! Вот она, та самая коррупция, о которой все говорят!

— Да не в том дело, что знакомая, — попытался оправдаться напарник. — У нее даже почетная грамота от УВД есть. За раскрытие хищения картин в Художественном музее. Я по телевизору видел, как ей вручали.

Ну, слава богу, что он смотрел не только сериалы, этот мент, подумала было Алёна, уж теперь-то все, теперь-то Смешарин от нее отвяжется — однако она рано радовалась и рано надеялась, как и выяснилось немедленно.

— Да у вас там могут и медали выдать невесть кому, а что ж, у нее неприкосновенность, как у депутатов, что ли? — вскричал водила. — Она убила, она! Больше некому! Хватайте ее, если у нее неприкосновенности нет, а там разберетесь.

Судя по милицейским глазам, устремленным на Алёну, их обладатели отчетливо разрывались между нежеланием исполнять свой профессиональный долг — и необходимостью это сделать.

«Кажется, пора звонить Льву Ивановичу, — с тоской подумала Алёна, которая терпеть не могла злоупотреблять этой, с позволения сказать, дружбой. — Похоже, сама не отобьюсь. В самом деле, как схватят, как повлекут в узилище… А у меня салфетки кончились, мне умыться надо… и ой, блузка-то в крови, надо срочно застирать!»