Старушки - Фридрих Горенштейн

- Я сейчас,- сказал молодой человек и пошел к перекрестку, к стоянке такси.

Клавдия Петровна некоторое время оглядывалась, затем увидела газетный щит, подошла, уперла палец в газету и, двигая им вдоль газетных строчек, зашевелила губами. Солнце било прямо в щит, и палец старушки отражался в газетной бумаге, правда, едва заметно, как в матовом металле. Подъехало такси. Клавдию Петровну усадили на заднее сиденье, она прижалась к окну и затихла.

- Вы извините,- сказала Марья Даниловна,- хлопоты с нами...

- Ничего,- сказал молодой человек.- Мне все равно по делу... Вам куда?

- К реке, - сказала Клавдия Петровна.

- Только подальше от центрального пляжа,- сказала Марья Даниловна.

Вначале Клавдия Петровна смотрела в окно, но потом отвернулась.

- Скучно мне,- сказала она.

- Сейчас,- словно обрадовавшись, подхватила Марья Даниловна,- сейчас я позову оркестр.

Шофер беспрерывно оглядывался и хмыкал. Наконец они остановились у какого-то крашенного в зеленый цвет павильона. За павильоном был кустарник, песчаные холмики и виднелся в промежутке между холмиками двуслойный плоский кусок: желтоватый и чуть дальше, вплотную серебристо-чешуйчатый.

- Ну, до свидания,- сказал молодой человек.- Так вы запишите все... Имущество, мебель. Вот телефон,- он протянул бумажку.

- Спасибо,- сказала Марья Даниловна.

В павильоне-кондитерской Марья Даниловна усадила мать за столик, купила ей размякшее от жары пирожное на картонной тарелке и сказала:

- Ты сиди. Я за лодкой пойду. Смотри, все на тебя оглядываются. С твоими лентами надо заплывать подальше от людей.

В павильоне пировала какая-то перепачканная краской бригада маляров. Они громко хохотали, и кто-то беспрерывно повторял:

- Колбасу режь покрупней, Коля у нас зубастый.

Все они сидели босые, и Клавдия Петровна смотрела на их громадные ступни, глубоко погруженные в песок вместо пола в павильоне был прибрежный желтый песок. Клавдии Петровне вдруг страшно захотелось тоже посидеть босой, и она начала искать, кого бы попросить расстегнуть ей перепонку на туфлях. Неподалеку возилась в песке девочка лет пяти в полосатом сарафанчике. Клавдия Петровна позвала:

- Детка, подойди ко мне.

Девочка подошла и, запрокинув голову, начала смотреть на Клавдию Петровну. У девочки были очень большие синие глаза, а губы перепачканы шоколадом.

- Детка,- сказала Клавдия Петровна,- расстегни мне пуговички на туфлях... Присядь, только аккуратненько, не помни сарафанчик.

Девочка присела, прикоснулась к пуговицам, но петли были очень тугие.

- Один пальчик подсунь под ремешок, а вторым нажимай на край пуговички,говорила Клавдия Петровна.

Девочка пыхтела, наконец ей удалось повернуть пуговицу и воткнуть ее в петлю, пуговица теперь торчала вдоль петли. Клавдия Петровна нажала носком другой туфли на задник, и пуговица отлетела.

- Молодец,- сказала Клавдия Петровна,- умница... Теперь этот... Ты, как Гришенька, хорошая... Возле меня живет мальчик Гришенька, он мне зимой снег в ведерке приносил...

- Тебе ножки болят? - спросила девочка.

- Да, детка, - сказала Клавдия Петровна,- ох, какая ты умница... Кушай пирожное. И дала ей липкое, растекающееся на картонной тарелке пирожное.

В это время появилась женщина в таком же, как у девочки, полосатом сарафане и с такими же голубыми-голубыми глазами.

- Где ты взяла эту пакость? - крикнула она, вырвала у девочки пирожное и кинула его в песок. На песке пирожное имело действительно отвратительный вид, оно сразу покрылось песчинками, точно сыпью, из лопнувшего теста вывалился белый крем, и по нему зашныряли муравьи.

Девочка заплакала, а женщина приподняла ей сзади сарафанчик и сильно хлопнула по розовым трусикам. Девочка вырвалась и побежала, плача, куда-то за павильон.

- Грызло собачье, сказала вдруг Клавдия Петровна и посмотрела на женщину. Она сказала это грубым голосом, просто по-мужски, даже босые маляры заинтересовались.

- Я милиционера позову, - взвизгнула женщина,- вы не смеете. Старая ворона... Вернее, ведьма... Яга, яга...

Быстро подошла Марья Даниловна.

- Что случилось? - испуганно спросила она.

- Эта старушка с вами? - крикнула женщина.- Ваша знакомая, да? Я ее научу.

- Грызло собачье,- вновь повторила Клавдия Петровна, глядя прямо на женщину.

- Мама,- сказала Марья Даниловна.- Разве можно оскорблять людей... Вы извините, у нее склероз...

- Ты, Машка, молчи,- крикнула Клавдия Петровна,- тебя не спрашивают... Ты мне не дочь...

Женщина глянула на одну старушку, потом на другую и вдруг расхохоталась. Она смеялась, придерживая рукой грудь, а потом, так же хохоча, убежала за павильон.

- Я ее знаю,- сказала Клавдия Петровна,- это Надьки-американочки дочь... Они при Николае дом содержали с публичными девками.

- Какие глупости,- сказала Марья Даниловна.- Зачем ты выдумываешь?

- Ты еще сопливая,- сказала Клавдия Петровна.- Ничего ты не знаешь. Здесь реки не было, узенький ручей был. Огороды кругом. А там подальше купальня стояла.

Из-за павильона показались женщина и девочка. Женщина вела девочку за руку, и они не смотрели на старушек, но говорили между собой громко, чтоб старушки слыхали.

- Бабка тебя заставляла ей туфли раздеть,- говорила женщина,- глупая бабка... Покажи бабке попку..

Женщина приподняла сарафан сзади, а девочка наклонилась, выставила зад в розовых трусиках. Потом девочка повернула голову, скорчила гримасу и высунула язык.

- Пойдем,- тихо сказала Марья Даниловна. - Зачем ты раздела туфли... Я только сейчас заметила, что ты босиком.- Марья Даниловна опустилась на колени, надела туфли, поднялась и некоторое время сидела, тяжело дыша. - Зачем ты пуговицы оборвала? - спросила она, но тоже тихо, без крика, скорей даже ласково.- Туфли ведь слетать будут...

Они вышли из павильона и пошли вдоль берега, обе усталые, сгорбленные. Но едва они отошли шагов на двадцать-тридцать, как Клавдия Петровна рассеялась, а потом даже повеселела. Они подошли к серому из шлака забору и вышли в ворота. Здесь уже начиналось поле, все в рытвинах. Слева были огороды, впереди лодочный помост и дощатая будка какой-то небольшой лодочной станции. Марья Даниловна вошла в будку, а Клавдия Петровна уселась рядом на скамейку. Вдали виднелся противоположный берег, и там, вдоль частокола крошечных телеграфных столбиков, изредка поднимались желтоватые облака пыли, минуты через две к городскому берегу подкатывались волны, и лодки, причаленные к помосту, гремели цепями и стукались друг о друга. На помосте, у самого края, сидели две девушки, свесив ноги в воду.

Клавдия Петровна поправила атласную ленту, посмотрела на девушек и улыбнулась. Подошел лодочник с веслами, босой, в закатанных по колени брюках и солдатской гимнастерке навыпуск, без пояса. Рядом с ним шла Марья Даниловна и сердито трясла головой.

- Не положено,- говорил лодочник.

- Я буду жаловаться,- говорила Марья Даниловна.- Вы принадлежите коммунхозу, ведь верно?

- Не положено,- повторил лодочник,- такса тридцать копеек в час. И все. Гребцами мы не обеспечиваем.

Марья Даниловна махнула рукой, повернулась и подошла к скамейке.

- Видишь, мама,- раздраженно сказала она.- Я ведь говорила... Ты меня уже сегодня замучила... Зачем тебе лодка? Всегда у тебя фантазия...

Клавдия Петровна молча улыбалась.

- Невеста, - сказал лодочник и хохотнул.

Темноволосая девушка встала с помоста, подошла к лодочнику.

- Я помогу погрести,- сказала она.

- С ума сошла,- подбегая, шепнула ей подружка-блондинка,- она ненормальная, разве не видно... И на танцы опоздаем...

- Не опоздаем,- сказала темноволосая девушка.- Я погребу.

Лодочник снова хохотнул и принялся отвязывать лодку.

- Я вам очень благодарна,- засуетилась Марья Даниловна. - Мама, - крикнула она,- идем, девочка нашлась. Девочка погребет...

Она взяла Клавдию Петровну об руку и осторожно повела ее к воде.

- Минутку, - сказал лодочник. - Я сейчас ее посажу.

- Только не сделайте ей больно, - испуганно сказала Марья Даниловна.

- Порядок будет, - сказал лодочник, осторожно взял старушку одной рукой под колени, другой за спину и посадил в лодку на корму.

Марью Даниловну он тоже подсадил, ухватив под локти. При этом Марья Даниловна дернулась, едва не свалилась в воду, взмахнула сумочкой и взвизгнула.

- Ладно, - сказала блондинка.- Я с вами... Тебя, Алка, нельзя одну отпускать. Ты тоже ненормальная.

Темноволосая девушка начала грести. Гребла она хорошо, лодка шла ровно, без толчков. От жары вода позеленела, попахивала гнилью, а ветер сильно отдавал дымом. Но Клавдия Петровна старалась дышать поглубже.

- Воздух какой,- сказала она.

- Ты простудишься,- сердито сказала Марья Даниловна,- не дыши ртом.

- Хорошо жить,- улыбнулась Клавдия Петровна.- Эх, была бы я молодая, как Маша... Ты все время недовольна, Маша... Посмотри, небо какое. Поехать бы на тот берег, лечь на траву... Я уже лет пятнадцать не была на том берегу...