Смерть постороннего - Андрей Курков

Виктор согласился.

На улице снова накрапывал дождик. По дороге домой Виктор зашел в кафе, заказал пятьдесят грамм коньяка и двойной кофе. Хотелось согреться.

В кафе было тихо и безлюдно. Хорошая атмосфера для того, чтобы помечтать или же наоборот – для воспоминаний о прошлом.

Виктор пригубил коньяк. Знакомый запах защекотал ноздри. "Настоящий!" – обрадовался он.

Приятная пауза в кафе – эта остановка между прошлым и будущим с рюмкой коньяка и чашечкой кофе – настраивала на романтический тон. Он не чувствовал себя одиноким или несчастным. Он был полноценным посетителем, удовлетворяющим свою небольшую потребность во внутреннем тепле. Пятьдесят грамм настоящего коньяка – и вот тепло уже движется в двух противоположных направлениях – вверх, в голову, и вниз – в ноги. Мысли замедляют свой ход.

Раньше Виктор мечтал стать писателем-романистом. Но даже до повести он так и не добрался. Хотя где-то в папках лежат несколько незаконченных рукописей. Но это их судьба – так и остаться незаконченными. Ему просто не везло с музами. Они почему-то не задерживались в его двухкомнатной квартире достаточно долго, чтобы он мог довести хотя бы одну повесть до конца. В этом-то и была причина его жанровых неудач. Музы были удивительно непостоянны с ним. Или же он сам был виноват, выбирая себе таких ненадежных муз. Но вот, вообще оставшись наедине с пингвином, он все равно занимался коротким жанром, за который, правда, теперь неплохо платили.

Основательно согревшись, он покинул кафе. На улице продолжался дождик. День был серый и сырой.

Перед тем, как вернуться домой, Виктор купил в магазине килограмм мороженного лосося – для Миши.

Перед поездкой в Харьков Виктору надо было решить одну проблему – с кем оставить пингвина Мишу. Наверно, пингвин бы спокойно пережил трехдневное одиночество, но Виктор волновался. Он перебрал в памяти всех знакомых – друзей у него, увы, не было – но все это были люди далекие и обращаться к ним Виктору не хотелось. Он почесал затылок, подошел к окну.

На улице накрапывал дождик. У парадного какой-то милиционер беседовал со старушкой-соседкой.

Виктор вспомнил старый анекдот про пингвина и милиционера и улыбнулся. Он отошел к тумбочке, на которой стоял телефон. Взял в руки записную книжку, отыскал там телефон участкового.

– Младший лейтенант Фишбейн слушает, – ответил четкий мужской голос на другом конце телефонной линии.

– Извините, – запинаясь, подыскивая слова, заговорил Виктор. – У меня к вам просьба… Я живу на вашем участке…

– Что-то случилось? – перебил его участковый.

– Нет. Пожалуйста, не подумайте, что я шучу… Дело в том, что я уезжаю в командировку на три дня и мне не с кем оставить пингвина…

– Вы знаете, – участковый говорил спокойным твердым голосом, – к сожалению, мне негде держать вашего пингвина, я живу вместе с мамой в гостинке…

– Вы неправильно поняли, – заволновался Виктор. – Я хотел вас попросить только прийти пару раз ко мне и дать ему поесть… Я вам оставлю ключи…

– Это можно. Назовите ваш адрес и имя, я к вам зайду. Около трех вы будете дома?

– Да, буду.

Виктор сел в кресло.

Чуть больше года назад тут, рядом с ним, на широком подлокотнике кресла обычно сидела Оля, миниатюрная блондинка со вздернутым симпатичным носиком и вечноукоризненным взглядом. Иногда она ложила свою голову ему на плечо и словно засыпала, ныряла в свои мечты, в которых, возможно, ему места не было. Ему разрешалось присутствовать только в реальности. Но и в реальности он редко чувствовал себя нужным ей. Она была молчалива и задумчива. Что изменилось с тех пор, как она ушла, так и не объяснив ему свой уход? Теперь рядом стоял пингвин Миша. Молчаливый, но задумчивый ли? Что такое задумчивость? Может, это лишь слово для описания взгляда?

Виктор наклонился и отыскал взглядом глазки пингвина. Внимательно рассматривая их, он искал в них признаки задумчивости, но видел лишь грусть.

Участковый пришел без четверти три. Разулся и прошел в комнату. Его внешность не соответствовала его же фамилии – широкоплечий светловолосый и голубоглазый парень почти на голову выше Виктора, мог бы, наверно, оказаться скорее в сборной по воллейболу, чем в милиции, но все-таки именно он был участковым.

– Ну, где ваш зверь? – спросил он Виктора.

– Миша! – позвал Виктор и пингвин выбрался из своего закутка – из-за темнозеленого дивана.

Подойдя к Виктору, пингвин с интересом посмотрел на миллиционера.

– Ну вот, Миша, – сказал ему Виктор. Потом повернулся к участковому. – Извините, как вас зовут?

– Сергей.

Виктор задержал на участковом свой взгляд.

– Странно, – сказал он. – Вы совсем не похожи на еврея…

– А я не еврей, – улыбнулся участковый. – Моя настоящая фамилия Степаненко…

Виктор пожал плечами и вернулся взглядом к пингвину.

– Миша, – сказал он ему. – Этого человека зовут Сергей и он будет тебя кормить, пока я в отъезде.

Потом Виктор показал Сергею, где что лежит и дал ему запасные ключи от квартиры.

– Не беспокойтесь, – сказал, уходя, участковый. – Все будет в порядке!

В Харькове было морозно. Виктор, выйдя из поезда, сразу же понял, что гулять по городу ему скорее всего не придется – слишком легко он был одет.

Устроившись в гостинице "Харьков", он позвонил корреспонденту "Столичной", назвался.

Они договорились о встрече в кафе под Оперным театром.

Приблизился вечер – время встречи – и Виктор все-таки пошел по Сумской до Оперного, чувствуя, как липнет к коже лица мороз и руки немеют в карманах короткой дубленки.

Город серо нависал над тротуаром, прохожие спешили, словно боялись, что дома вот-вот начнут падать или осыпаться балконами, что давно перестало быть редкостью.

Еще минут пять, потом надо будет спуститься в подземные лабиринты под театром, заполненные барами, магазинами и кафе. Найти там двухярусное кафе с эстрадой и усесться сверху у бортика, лицом к эстраде. Да, надо будет взять стакан апельсинового сока и банку пива, но пиво не открывать.

Виктор спешил, хотя время встречи было растянуто на полчаса – с полседьмого до семи. Холод подгонял его.

"Возьму там что-то поесть, – думал на ходу Виктор. – Кусок горячего мяса…"

Подойдя к зданию театра, он увидел вход в цивилизованное подземелье. Из одной темноты, подсвеченной окнами вечернего города – в другую, яркоосвещенную подземными витринами.

На первых ступеньках, ведущих вниз, стояли две старушки с протянутыми руками и довольно молодой пьяница с лицом, потерявшим четкость линий.

Коридоры света вывели Виктора ко входу в кафе. За стеклянной дверью сидел омоновец в униформе и читал книгу. Он отвлекся на входящего Виктора.

– Куда? – спросил он не то, чтобы строго, но по-военному требовательно.

– Поесть… – ответил Виктор.

Омоновец кивнул и показал рукой вперед.

Виктор прошел мимо бара, у стойки которого пили пиво несколько с виду уголовных посетителей. Лысый бармен, встретившийся взглядом с Виктором, криво усмехнулся ему и словно бы откинул взгляд Виктора куда-то в сторону, мол иди и не оборачивайся!

Впереди показалось ярко освещенное пространство, оно словно притягивало к себе и Виктор прибавил шагу.

Остановился перед небольшой эстрадой, по бокам полукругом – два яруса столиков. Верхний всего на полметра выше нижнего.

Подошел к бару, заказал стакан апельсинового сока и банку пива.

– Все? – спросила барменша, крашенная толстая блондинка.

– А из мяса у вас что-нибудь есть? – спросил в ответ Виктор.

– Рыбный балык, яичница… – монотонно ответила она.

– Тогда все, – выдохнул Виктор. – Пока все.

Расплатившись, он уселся за столик в верхнем ярусе кафе, лицом к эстраде. Глотнул сока и еще сильнее почувствовал голод.

– Ладно, – подумал, – уже в гостинице поем, там есть ресторан.

Взглянул на часы – двадцать минут седьмого.

В кафе было тихо. За соседним столиком сидели два азербайджанца и молча пили пиво.

Виктор обернулся, окинул взглядом все кафе и вдруг какая-то вспышка на миг ослепила его. Он зажмурился, потер руками глаза, снова открыл их и увидел уходящего по коридору парня, в руке он держал фотоаппарат.

Виктор еще раз оглянулся, пытаясь понять: кого только что фотографировали. Но кроме него и двух азербайджанцев в этой части кафе никого не было.

– Значит, это кавказцев… – подумал он и снова глотнул жидкого апельсинового сока.

А время шло. В высоком стакане оставалось не больше глотка. Виктор уже посматривал на неоткрытую банку пива, думая взять еще одну и открыть.

К столику подошла девушка в джинсах и кожаной курточке. На голове, показывая безизъянную форму черепа, был туго повязан рокерский платок с узлом на затылке. Из-под узла торчал хвостик каштановых волос.

Она присела рядом и уставилась накрашенными глазками на Виктора.