Русская вера, или Религиозные войны от Святослава Храброго до Ярослава Мудрого - Сергей Шведов

Итак, мы получили ответ на заданный вопрос: обитатели Причерноморья и Приазовья могли участвовать в Троянской войне. И если римляне сохранили память о своем прародителе Энее, то почему франки должны забыть Антенора? Ответ, разумеется, напрашивается сам собой – римляне представители древнейшей цивилизации, имеющей свою письменность, традиции, культуру, тогда как франки – дикари, не умеющие (согласно Тациту) даже жилище толком построить. Тацит, конечно, авторитет. Во-первых, родился в знатной семье, во-вторых, сделал приличную карьеру, последовательно занимая посты квестора, претора и консула. В данном случае автору вроде бы ничего другого не остается, как почтительно снять шляпу перед высокородным патрицием. Но именно вроде бы, поскольку кроме энциклопедического и хрестоматийного на Публия Корнелия есть и другой взгляд, высокомерно брошенный немцем Уве Топпером. Оказывается, «фоменки» рождаются не только в пределах нашего отечества, но и в Германии. В частности, Топпер в своей книге «Великий обман» отрицает не только принадлежность трактата «О происхождении германцев» Тациту, но и самого Публия Корнелия как историческую личность эпохи цезарей. Мало того, он поднимает руку на самого Григория Турского, утверждая, что «История франков» была создана в промежутке от начала книгопечатания до конца XVI века. И, надо признать, аргументы дотошного немца весьма убедительны. Тем не менее я все-таки рискну их оспорить. Подделать действительно можно все, вплоть до стиля эпохи, сюжетов и почерка. С именами проблема. Я беру на себя смелость утверждать, что имена Меровингских королей не просто славянские, но и несущие в себе глубокий религиозный смысл. Ни Григорий Турский, ни его редакторы из Позднего Средневековья, а уж тем более из эпохи Возрождения не способны были их подделать. Исходя из незнания русского языка и малых познаний в славянской мифологии.

Но вернемся для начала к Сигаберту из Жамблу: «Другие же говорят, что они были названы франками по имени их короля Франтиона, храбрейшего на войне, который, сразившись со многими племенами, направил свой путь в Европу и обосновался между Дунаем и Рейном; там его народ разросся и не желал сносить ничье иго вплоть до указанного времени. По прошествии десяти лет, когда чиновники вновь потребовали у франков дань, те, возгордившись из-за указанной выше победы и целиком полагаясь на свои силы, не только отказали им в дани, но даже дерзнули восстать против римлян. Собрав войско, римляне напали на франков и давили побежденных до полного уничтожения» («Хроника»).

Речь здесь идет о карательной экспедиции императора Валентиниана против франков, закончившейся тяжелейшим поражением последних и истреблением франкской знати. О походе Валентиниана упоминается и в «Хронике Фредегара». Мне остается только добавить, что это печальное для франков событие произошло незадолго до того, как гуннские орды ворвались в Крым, положив начало тому периоду истории, который в дальнейшем назовут Великим переселением народов.

Что случилось после разгрома франков римлянами, мы узнаем из «Хроники Фредегара»: «Затем они поставили на царствие Хлодиона – самого деятельного человека своего племени, который жил в крепости Диспарг в пределах Тюрингии. А в Цизальпинской [Галлии] обитали бургунды, придерживавшиеся арианской ереси. Хлодион послал лазутчиков в город Камбре, а когда они разузнали все, он сам последовал за ними, разбил римлян, взял города и занял [территорию] вплоть до реки Соммы. В эти времена в ходу было язычество. Утверждают, что, когда Хлодион летней порой остановился на берегу моря, в полдень его супругой, отправившейся на море купаться, овладел зверь Нептуна, похожий на квинотавра. Впоследствии, забеременев то ли от зверя, то ли от человека, она родила сына по имени Меровей, и по нему затем франкские короли стали прозываться Меровингами».

Подобные легенды сопровождают рождение многих древних и средневековых царей и правителей. Достаточно вспомнить хотя бы Александра Македонского, которого мать якобы зачала от змея. Однако под обличием подобных мифов часто скрывается смешение династических кровей. Причины этого смешения понятны: после того как были истреблены законные правители франков, им потребовалась новая династия, а утверждению новой династии мог бы поспособствовать брак с представительницей истребленного рода. Более того, подобный брак был явлением сакрального порядка, поскольку новый правитель вступал в брак не столько даже с женщиной, сколько с землей, которую она олицетворяла.

Вот что пишет об этом обычае Лев Прозоров: «Фигура супруги правителя стала предметом внимания исследователей еще в конце XIX – начале XX в. Одним из первых к ней обратился в книге «Золотая ветвь» Дж. Фрэзер. Исследование латинских, скандинавских, греческих и бриттских преданий привело его к выводу, что «у некоторых арийских народов было обычным видеть продолжателей царского рода не в мужчинах, а в женщинах». Несколько позже ряд исследователей вскрыли мировоззренческую подоплеку этого обычая. В супруге правителя видели женское воплощение его земли, страны и одновременно его власти. Любопытно, что древнерусское «волость» объединяет оба эти понятия» («Боги и касты языческой Руси»).

Передача власти через брак отнюдь не было чем-то из ряда вон выходящим и для интересующего нас времени. А речь идет о IV–V вв. н. э. Для примера я сошлюсь на византийских императоров Зенона и Анастасия, которым подобный брак послужил ступенькой к возвышению. Да и взаимоотношения Гонории и Аттилы – это история из того же ряда. Засидевшаяся в девках сестра римского императора Валентиниана заочно воспылала страстью к стареющему вождю гуннов и послала ему письмо с просьбой о помощи. Аттиле это письмо показалось даром небес. Брак с Гонорией автоматически делал его соправителем не шибко умного римского императора, а сама Римская империя становилась легкой, а главное вполне законной добычей кагана. Увы или к счастью, этот брак не состоялся. Жених умер при сомнительных обстоятельствах в объятиях другой своей нареченной по имени Ильдико. У гунна, надо признать, было большое сердце, позволявшее иметь добрый десяток жен и бесчисленное количество наложниц. Однако силы человеческие небеспредельны, в чем Аттила убедился на собственном опыте. Не исключено, правда, что его отравили. О кагане гуннов мы еще будем говорить, а пока вернемся к Меровингам, точнее Вельсунгам, а еще точнее – к Волосатым, как их называли средневековые хронисты. Начнем с загадочного Хлодиона, отца не менее загадочного Меровоя, поскольку именно он был основателем новой династии, главными символами которой стали медведь и пчелы. Подобные символы, конечно, не были случайными, ибо медведь теснейшим образом связан с древнейшим культом славян и русов, культом бога Велеса.

Вот что об этом пишет Петухов: «Вполне возможно, что русы того времени воспринимали медведей как своих предков, грозных, всесильных, диких и даже способных к магии перевоплощения-оборотничества. Культ Велеса-Волоса чрезвычайно сложен и архаичен, но для нас важно, что это характернейший культ русов. Из него, кстати, мы можем сделать достаточно убедительный вывод – русы почти всегда жили по соседству с медведями, точнее, и те и другие сосуществовали – далеко не мирно – в одних ареалах» («История Русов»).

Надо сказать, что за годы своего существования культ Велеса претерпевал существенные изменения. Если поначалу Волосатый был богом охотников, то с течением времени он превращался в покровителя скотоводства и земледелия. При этом он еще и сохранял связь с загробным миром через одну из своих ипостасей. Именно с Велесом связан миф о Чернобоге. Суть его такова: Ярила убивает Дракона, поработившего Землю-Ладу, потом оплодотворяет освобожденную, и в результате его усилий земля расцветает и плодоносит, а сам Ярила со временем превращается в Велеса, покровителя урожая и скотьего приплода. Картина, что и говорить, благостная, если бы не одно «но»: в этом мире все рождающееся рано или поздно умирает, и добрый, щедрый Велес с течением времени становится Драконом или Вием, хозяином Навьего мира, вождем нечистой силы и ждет нового Ярилу, дабы пасть под ударами его меча. В основе этого мифа нетрудно заметить вполне реалистическую основу – смену времен года. Весна – время, когда Ярила борется с Драконом, лето – период его торжества, осень – время Велеса, время сбора плодов, и, наконец, зима, суровая и холодная, пора разгула навьих сил, царство Дракона. Но со временем Велес, центральная фигура триады, становится богом перемен не только природных, но и социальных. Соответственно меняется роль Ярилы, ибо сын Велеса изначально несет в себе драконью суть. Проблема не в том, что Ярила может стать Драконом, проблема в том, что он не может им не стать. Надо отдать должное мудрости наших предков, они, похоже, лучше нас понимали, что любая революция не только приносит плоды, но и сопровождается разгулом нечисти. И неслучайно «навь» и «новь» в нашем языке созвучны. Древняя Русь знала две божественных триады. Кроме триады Чернобога была еще и триада Белобога, куда входили Род, Перун и Даджбог. Путь Белобога – это, выражаясь современным языком, путь эволюционного развития, путь Чернобога – революционного. Путь Белобога, путь эволюционного развития, конечно, предпочтительней, и Ярила – сын Даджбога, смотрится куда привлекательней, чем Ярила – сын Велеса, да вот беда – эволюционный путь развития неизбежно заканчивается энтропией, застоем, а следовательно, гибелью мира Яви и разгулом мира Нави. Вот тогда и возникает необходимость в революционере, способном вырвать Землю-Ладу из рук Дракона и оплодотворить ее. Время короля Хлодиона – это время глобальных перемен. С этим утверждением, думаю, никто не будет спорить. Великое переселение народов завершилось крахом Римской империи, и последствия этого грандиозного события Европа переваривала несколько веков.