Нежные признания - Барбара Картленд

– И заслуженно! – вставила Лавина.

– Ты встречалась с ним, моя дорогая? – с удивлением спросил ее отец. – Ты мне не рассказывала.

– Я бы не назвала это встречей, папа. Случилось это три года назад, когда я навещала Брейсвеллов. Он как-то вечером зашел к ним.

– Вот как! – воскликнул герцог. – Не слыхал, чтобы он к кому-нибудь ходил в гости.

– Я слышал, лорд Брейсвелл задолжал ему крупную сумму, – заметил граф.

– Вот оно что. Тогда понятно, – сказал герцог. – И что же, моя дорогая Лавина, вы нашли Элсвика холодным и отталкивающим?

– Думаю, так полагает большинство из тех, кто с ним встречался, – сдержанно произнесла девушка.

– Но это не должно останавливать вас. Вам нужна его помощь.

– Но захочет ли он помочь мне? Я слышала рассказы о том, насколько маркиз Элсвик не любит женщин, и наверняка он не захочет на мне жениться.

– Ни о какой женитьбе речь не идет, – заверил ее Брэдуэлл. – Ему нужно всего лишь сказать, что он помолвлен с вами. А потом, когда все уляжется, вы поблагодарите маркиза за помощь и расторгнете помолвку по обоюдному согласию.

Лавина прижала ладони к щекам.

– О, папа, ты должен спасти меня! Я не хочу покидать тебя. Неужели из этого может что-то выйти?

– Должно выйти, – мрачно проронил граф. – Вот почему нам нужно уехать как можно скорее, пока не явился посыльный от ее величества.

Лавина вскрикнула:

– О да! Едем сейчас же.

Вдруг она повернулась и обняла герцога.

– Спасибо вам за все, дядя Бертрам.

Граф тоже подошел к другу и пожал ему руку.

– Мы перед тобой в неоплатном долгу, – искренне сказал он. – Тысячу раз спасибо тебе за то, что предупредил нас. Если ее величество спросит, где мы, скажи…

– Господи боже, мой дорогой друг! – встревожился герцог. – Я не скажу ни слова. Стоит ей только заподозрить, что я хоть что-то знаю, на этом жизнь моя закончится. – Потом, подмигнув им обоим, он добавил: – И тем не менее я буду сообщать вам обо всем, что происходит во дворце, когда вернусь в Виндзор.

– Передать не могу, как я тебе благодарен, – повторил граф.

– Я тоже, – вставила Лавина. Она обняла Брэдуэлла за плечи и поцеловала в щеку. – Если вы меня спасете, я буду благодарить вас и любить так, как никого еще не любила.

Герцог улыбнулся.

– Ваш отец был чрезвычайно добр ко мне в прошлом, и мне всегда хотелось, чтобы вы были счастливы, – сказал он. – Если вам хоть что-то будет нужно, только скажите. В любое время.

– Какой же вы славный. – Лавина снова поцеловала его в щеку.

Потом она выбежала в зал, надела пальто, которое дворецкий уже держал в руках, после чего бросилась во двор и села в карету, где к ней присоединился отец.

Через какую-то минуту они отправились в путь.

– Спаслись, – выдохнула Лавина. – Но только на время. Папа, надо что-то делать. Ты должен спасти меня!

Граф обнял дочь за плечи и крепко прижал к себе. Брови его сдвинулись, взгляд стал решительным.

Из Лондона до Рингвуд-Мэнора в Оксфордшире путь был неблизкий, и у Лавины было достаточно времени, чтобы подумать.

Отцу о своей встрече с лордом Элсвиком она рассказала правду, только не всю.

Три года назад она, семнадцатилетняя, как раз собиралась впервые выйти в лондонский свет. Поскольку матери у нее не было, леди Брейсвелл согласилась помочь ей в этом, и вечером накануне бала Лавина наведалась к Брейсвеллам в их лондонский дом, чтобы навести глянец.

Брейсвеллы дали ей несколько импровизированных уроков танцев, «чтобы вы поняли, что и как, когда станете débutante»[1], как выразилась ее добрая покровительница. Многочисленные отпрыски Брейсвеллов пригласили своих друзей, и все вместе они очень весело проводили время.

Вдруг в разгар вечеринки, когда все танцевали, дворецкий объявил, что пришел лорд Элсвик.

При первом же взгляде на него Лавина поразилась романтической красоте и печальному виду молодого человека. Высокий, темноволосый; благородный лоб венчал точеные черты лица – он как будто сошел со страниц романа.

Лорда Элсвика провели прямо в кабинет хозяина дома, и Лавина успела увидеть его только мельком, но он произвел на нее огромное впечатление.

Через несколько минут танцы ненадолго прекратились, чтобы молодые люди могли выпить лимонада, и Лавина решила пошептаться с юной леди Элен Брейсвелл.

– Правда, он красавец? – захихикала Элен.

– По-моему, он похож на Чайльд Гарольда, – выдохнула Лавина.

Она знала, что Элен поймет ее, потому что они вместе вздыхали над книгой лорда Байрона о пресыщенном жизнью герое-изгнаннике. В поэме из четырех песен Чайльд Гарольд путешествует по свету и попадает в разные экзотические места, изнывая от скуки и уныния. Преследуемый роком, он ищет спасения в красоте. Мир манит его своими радостями, и он принимает их с полуулыбкой человека, мужественно терпящего боль.

Брат Элен, школьник, презрительно фыркнул:

– Чайльд Гарольд? Этот шут только и делает, что слезы льет да себя жалеет, – после чего был тут же изгнан негодующе кричащими девушками.

Особенно рассердилась Лавина. «Как, – возбужденно думала она, – можно отзываться о прекрасном мученике Гарольде подобным образом?!»

Гарольд преследовал Лавину в ночных снах и не покидал ее воспаленного воображения днем. У нее даже не возникало сомнений, что, оказавшись в обществе, она не найдет там никого, кто мог бы сравниться с этой романтической фигурой.

А потом дверь отворилась, и «Гарольд» появился собственной персоной. Бледный, с глазами, полными скорби, он прошествовал в кабинет хозяина мимо толпы плебеев.

Лавина вдруг увидела в коротком поклоне, который он отвесил леди Брейсвелл, с трудом сдерживаемые чувства, а в том безразличии, с которым окинул взглядом танцующих, – тщательно скрываемую муку.

«Ах, – подумала она, охваченная душевным волнением, свойственным семнадцатилетним, – подобные удовольствия не для него. Они не залечат тайную рану, которая омрачает его жизнь».

Что за тайная рана терзала его, она не догадывалась, но, когда Элен шепнула, что невеста сбежала от него в день свадьбы, все встало на свои места.

Танцы продолжились. Делая па, поворачиваясь то в одну сторону, то в другую, Лавина старалась не упускать из виду дверь, через которую он должен был выйти после разговора с лордом Брейсвеллом.

Она знала, что должно случиться, когда он появится: леди Брейсвелл пригласит его присоединиться к импровизированному балу, и он неохотно согласится. Потом он увидит ее и обомлеет, и небесное озарение снизойдет на него. Они будут долго смотреть в глаза друг другу, чувствуя, что их судьба решена.

Он забудет бессердечную женщину, которая бросила его, и отныне будет думать только о ней, о Лавине.

Это показалось ей настолько чудесным, что шаг ее стал пружинистым и она запорхала по залу. Остальные молодые танцоры, глядя на нее, остановились, и даже ее партнер отступил, давая ей возможность танцевать одной.

Не замечая ничего, кроме своей радости, она восторженно кружилась, и на какой-то восхитительный миг весь мир стал принадлежать только ей и ее безраздельному счастью.

Музыка замедлилась, потом стихла, и она присела в глубоком реверансе под рукоплескания остальных молодых людей. Подняв голову, она наткнулась на прямой взгляд лорда Элсвика.

Да, он смотрел на нее в упор, но вид у него был какой-то отсутствующий. С юношеской убежденностью она истолковала это в свою пользу. Совершенно очевидно, что он потрясен ее красотой и грациозностью.

Леди Брейсвелл начала что-то говорить ему, улыбаясь и показывая на молодежь. Лавина подошла чуть ближе, чтобы получше рассмотреть лорда.

Но тот пожал плечами, повернулся, и до нее долетели страшные слова:

– Моя дорогая Джемайма, у меня есть дела поважнее, чем забавляться с детьми.

Сейчас, с высоты своих двадцати лет, Лавина понимала, что если это и было оскорблением, то очень незначительным. Однако поскольку она тогда была ребенком, – по крайней мере, считалась таковым, – для ее чувств это стало настоящим ударом. Она отметила, что запыхалась, что волосы у нее растрепались, а щеки раскраснелись. Она вела себя как невоспитанная девчонка, а теперь еще и выглядела ей под стать.

О господи! О ужас!

Хуже того: у себя за спиной она услышала смешки.

Лавина, как любая красавица, уже успела обзавестись соперницами. То были девушки ее возраста, которые поддерживали с ней дружбу, но страшно завидовали и в тайне ждали какой-нибудь ее неудачи. Теперь у них появился повод посмеяться над ней. В ту ночь, рыдая в подушку, она дала себе слово, что никогда, никогда не простит лорда Элсвика.

Теперь же, сидя в карете и собираясь просить его о помощи, она подумала, что ей все же придется его простить. Она была готова на все, только бы не выходить замуж за принца Станислава.

И все же ей очень хотелось бы обратиться сейчас не к лорду Элсвику, а к кому-нибудь другому.