Лабиринты памяти - Энн Вулф

Новости, рассказанные Ферелли о пришедшей в сознание девушке, привели Лоу в состояние тупой растерянности. Такого он не ожидал. Полная потеря памяти. Теперь она вряд ли сможет обойтись без его помощи. Как он хотел узнать, что же все-таки с ней произошло, и вот — очередная тайна. Хочет ли он помогать ей? Он, сам постоянно нуждающийся в помощи своего психоаналитика? Хочет ли и может ли? Безусловно, прежде чем решить это, он должен увидеть девушку и поговорить с ней. А дальше — будет видно.

Челла отвела его в палату девушки, сопровождая свой горячий итальянский не менее пылкой жестикуляцией. Видно, просила его не слишком утомлять выздоравливающую и находиться в ее палате недолго. Челле, кажется, он не слишком нравился, хотя ни разу не беседовал с ней — по-итальянски он едва мог выговорить пару фраз. Но, тем не менее, во взглядах ив жестах девушки он чувствовал легкую неприязнь. Впрочем, он редко нравился людям. Нечему удивляться.

Трэвор постучал в белую дверь палаты. Его раздражал, пугал и отталкивал белый цвет. В больницах его всегда было слишком много. Услышав тихое «войдите», он открыл дверь и прошел в палату.

На кровати сидело грустное, худое и бледное существо. А что он, собственно, ожидал увидеть после трехнедельной болезни? Мерелин Монро? Или Синди Кроуфорд? Такова неприятная правда жизни: хочешь увидеть спасенную принцессу, а она оказывается бледным заморышем в больничном халате. Заморыш поднял глаза. Огромные удивительные зеленые глаза. Трэвор вспоминал название камня, цвет которого точь-в-точь передавал оттенок ее глаз. Красивый зеленый камушек с таинственным названием…

Хризолит. У нее хризолитовые глаза, в которые можно нырнуть, как в аквариум, и превратиться в маленькую рыбку. С чего это он сентиментальничает? Ближе к делу, Трэвор.

— Меня зовут Трэвор Лоу. Ферелли наверняка рассказывал обо мне. Это я нашел вас у того злосчастного обрыва.

— Да, врач сказал мне об этом. Я благодарна вам за помощь. Знаете, у меня полный провал в памяти. Словно кто-то взял и стер мое прошлое. — Голос у нее был тихий и грустный, как она сама. — Помню лишь строчку «И только синее, синее небо над нами», но не знаю ни ее окончания, ни откуда она.

Потрясающе! Полностью потеряла память и думает о какой-то ерунде. Строчку она, видите ли, помнит. Лучше бы…

— Лучше бы попробовали вспомнить, кто вы и откуда вы родом. Эта строчка вряд ли облегчит вам жизнь.

Ей явно не понравилось высказанное им мнение. Она нахмурилась и напряженно сцепила руки.

— Конечно, вам лучше знать, вы, наверное, каждый день теряете память! — В тихом голосе змейкой скользнуло раздражение.

— Ладно, не кипятитесь. Попробую кое-что для вас прояснить. Когда я нашел вас, валяющейся у обрыва, (простите уж за неприятную подробность), я обшарил ваши карманы, в поисках хотя бы какой-то информации. В одном из карманов я нашел листок. — Трэвор запустил руку в карман пиджака и извлек из него помятую бумажку. — И вот что было на нем написано: «Амата» — по всей видимости, ваше имя, — название одного из американских городков «Волтингтон» и «Лейвер-стрит» — название улицы. Есть подозрение, что именно там вы живете. Врачам этих данных я сообщать не стал, сейчас объясню почему. — Он жестом остановил пытающуюся заговорить девушку. — Место, где я вас нашел, было отдалено от населенного пункта, непонятно, какого черта вас туда понесло. Этот обрыв трезвый человек заметил бы сразу и не упал бы с него. А вы были трезвы, как показали анализы. То есть, вы не сами дошли до него и не сами в него упали. Вам абсолютно точно кто-то помог это сделать. На попытку самоубийства тоже не похоже, люди обычно выбирают другие способы сведения счетов с жизнью. Кто-то хотел вас убить — зачем и почему я не знаю. Интересно было бы услышать это от вас, но, боюсь, сейчас это маловероятно. Согласитесь, странные обстоятельства. Мне не очень хотелось сообщать о них Ферелли — он мог обратиться в полицию, и я подумал, что это может вам навредить.

Заморыш с хризолитовыми глазами беспокойно заерзал на больничной койке.

— Наверное, вы правильно поступили, Трэвор. Но если я живу в Америке, как меня занесло в Италию? Может, это, конечно, черти, выражаясь вашим языком, но в мистику я не верю.

— Определенный прогресс, — съехидничал Трэвор. — Начинаете припоминать черты своего характера.

— Может, я, все-таки, американка, только живу в Генуе? Правда, совершенно не помню итальянского.

— Сомневаюсь, что вы знали его когда-либо. Я проверил — никаких американских «Амат» в Генуе не проживает. К тому же никто вас не хватился. В розыске вы не значитесь. Более того, вы даже в гостиницах не останавливались.

Девушка изумленно взглянула на него. Как много он узнал за это время!

— Как вам это удалось?

— Собрать информацию? Деньги делают многое. Этот золотой ключик открывает даже самые волшебные дверцы.

— Вы богаты?

— Да. Весьма богат.

— Теперь я понимаю, — в ее голосе послышались язвительные нотки, — почему вы разговариваете со мной в таком тоне. Богатство, видимо, способствует развязности.

Надо же! Оказалась в таком положении, да еще и язвит человеку, который пытается ей помочь! И все же это был болезненный укол по самолюбию Трэвора — уж кем-кем, а развязным он не считал себя никогда.

— Дайте мне посмотреть на листок, который вы нашли в моем кармане. Хотя бы увижу свой почерк.

Трэвор протянул ей бумажку.

— Вы типичная женщина — копаетесь в мелочах, вместо того, чтобы искать главное.

Она оторвала от листка хризолитовый взгляд и выстрелила им в Трэвора.

— К вашему сведению: главное состоит именно из мелочей. И только поверхностный человек не в состоянии этого понять.

Если так продолжится и дальше, стоит сбежать от нее прямо сейчас. Этот заморыш определенно начинает действовать ему на нервы. А нервы — самое уязвимое место Трэвора.

— Амата — странное имя, — задумчиво произнесла она.

— Большинство американских имен — странные. Видимо, ваши родители решили соригинальничать. — Его всегда бесила дурацкая черта женщин искать в самых обычных вещах загадочность и таинственность. Неужели без этого никак нельзя обойтись! Хотя, признаться, было в этой «Амате» что-то нетипичное для звучных американских имен. Какая-то мягкость, что ли. Женственность. Да Бог с ним, с именем. Самое важное в бумажке — название города и улицы.

Итак, что он решает? Отвезти ее в Волтингтон, а там пусть разбирается сама. В конце концов, не бросать же ее здесь одну, без денег на обратный билет. Трэвор, конечно, не подарок, но все же, не последний гад.

— Завтра я собираюсь вылететь в Америку. Италия надоела мне до чертиков. Духота, всякая неразбериха. — Он покосился на девушку. — Я отвезу вас в Волтингтон. Надеюсь, там к вам вернуться воспоминания. Найдете своих родственников, друзей — будет проще освежить память.