Та, что подарила жизнь - Кистяева Марина

Вера прикрыла глаза, не замечая, как комкает листок с номером.

Одно лишь имя, произнесенное вслух, и весь мир задрожал, уходя из-под ног. Пришлось активировать последние силы, чтобы безвольно не рухнуть на колени и не завыть раненой волчицей.

Вере давно казалось, что слезы все выплаканы. И давно.

Сколько их было? Много. Очень… Целый океан. Отцу пришлось насильно ставить ей капельницы, чтобы она пришла в себя и начала есть. Вера даже от еды отказывалась. Сначала винила всех.

Потом – только себя.

Тогда Вера ещё не знала, что под сердцем носит маленького человечка. Чье сердечко вот-вот начнет биться.

И ради которого она начнет жить. Есть, пить, двигаться. Принимать витамины и даже улыбаться.

Почти искренне.

В восемнадцать лет все воспринимается слишком остро. Иногда возвращаясь в прошлое, Вера спрашивала себя: могла бы она тогда поступить иначе? Однозначно, да.

Если бы была чуть смелее… чуть мудрее…

Если бы не была папиной дочкой, витающей в розовых облаках.

Если бы…

Сколько всяких ограничений, рамок, которые она в восемнадцать принимала, как естественный ход жизни. Почему бы и нет? Её любили, баловали. Правда, и требовали безоговорочного подчинения. Но зачем бунтовать, если Вера имела всё, чего бы ни пожелала?

Невозможно отмотать время назад и что-то изменить.

Отец даже психотерапевта ей не пригласил.

– Ещё не хватало, чтобы за моей спиной шептались, что у Барисова дочь – псих! – огрызнулся он и сплюнул. Прямо на только что вымытый паркет…

Тогда впервые Вере захотелось его ударить.

Вера вынырнула из прошлого и провела рукой по лицу, сбрасывая наваждение.

Тетя Рая продолжала выжидающе на неё смотреть.

Чувство вины снова хлестнуло Веру по щекам. Один раз. Второй. Было ощущение, что девушку вздернули кверху, подняли на высоту многоэтажки, а потом пустили в свободный полет. И она падала и падала… Без парашюта. Без страховки. А земля всё приближалась… И вот Вера рухнула на неё.

Но не разбилась. Боль оглушала, деморализовала.

Вера была уверена, что научилась с ней жить, что спрятала её настолько далеко, что уже ничто никогда не будет способно вытащить ту боль на свет божий.

А как легко оказалось это сделать!

Два слова…

Наш.

Тарас.

Видимо, Раиса увидела в глазах племянницы некую осознанность и готовность принять информацию, потому что, поцокав языком, наконец, ответила ей:

– Он жив, Вера. И неделю назад вернулся в Россию.

Глава 3

Вера никогда не жаловала алкоголь.

Но сейчас он ей был попросту необходим.

На негнущихся ногах, ничего не замечая вокруг, она направилась к бару.

– Будешь?..

– Давай. Надо мне было самой тебе налить. Знала же, дура, что ты отреагируешь хреноватенько, но не думала, что настолько.

Иногда тетя Рая знатно ругалась. А уж когда она спорила с отцом, там в ход шел отборный и могучий.

Было время… Да.

Вера же так и не научилась спорить с отцом, даже тогда, когда перестала быть для него его принцессой.

А стала подстилкой.

Вера не спорила. Смысл? Раздражать отца ещё сильнее? Пусть считает её, кем хочет.

Их семейная идиллия рухнула.

Нет больше любящего отца и не менее любящей дочери…

Нет.

– Виски?

– Что хочешь.

Вера достала два стакана, плеснула в них жидкость. И сразу же выпила.

Для храбрости…

Раиса подошла к ней и отобрала у неё бутылку.

– Докатились… Девочки наливают себе сами.

Вера закашлялась, когда жидкость опалила горло.

– Откуда ты знаешь, что… – она даже имя его не могла вслух произнести без замирания. – Тарас жив?

– Ох, – тетя шумно вздохнула. – Иногда новости, девочка, надо смотреть. Иногда… Прости, я и сама нервничаю. Вроде бы меня не держат в доме взаперти, а такое ощущение, что в клетку посадили. Помнишь, я тебе рассказывала про нового любовника? Тимофеев. Очень интересный чел. То есть мужчина. Владелец крупной риелторской компанией. Занимается только элитным жильем. Вот он мне про нашего Тараса и рассказал.

Мало Вера выпила…

Очень мало.

– Он… выбирал себе жилье? Покупал?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Боже, что она несет? Что спрашивает…

– Пока снял.

Вере хотелось спросить тетку, почему она молчала. Почему не рассказала раньше.

С другой стороны, разве Раиса должна была её во что-то посвящать? Вера дотронулась пальцами до середины лба и потерла кожу. Она вспомнила, как тетка подходила к ней, хотела о чем-то поговорить, но Вера отмахнулась, попросив отложить разговор.

Не о Тарасе ли он был?

Да и что сейчас сетовать.

Надо действовать.

Вера облизнула губы и негромко сказала:

– Тетя, ты не можешь выйти? Я бы хотела остаться одна…

Женщина, что последние годы заменяла ей мать, понимающе улыбнулась.

– Конечно. Если вдруг он не ответит, дай знать. Будем дальше думать, как с ним связаться.

С языка Веры готов был сорваться вопрос: с чего тетя решила, что Тарас им может помочь; но вовремя тормознула.

Значит, может.

Тетя Рая не дала бы ей непроверенную информацию.

Значит, Тарас здесь.

Живой…

Господи, он живой!

Спасибо… спасибо…

У девушки от неверия сводило горло. На минуту даже собственные проблемы отошли на второй план.

За тетей Раей почти неслышно прикрылась дверь, и Вера пришла в себя.

Наивные они…

С какой стати Тарас Дольник будет им помогать?

Вера не знала.

Она ничего не понимала.

Но сомнения отбросила прочь.

У него есть право сказать «нет».

Но сейчас…

Хотя бы голос его услышать, убедиться, что любовник Раисы не ошибся, и их Тарас на самом деле живой и здоровый.

Но как…

Отец сказал, что всё. Нет его больше. Что они его похоронили. Глумился, что на могилку отвезти не может, потому что её штормом смыло. Веру охватила злость.

Смыло, значит. Великолепно.

Расправив несуществующие складки на черном платье – она всё ещё носила траур по близкому человеку, – вернулась к столику и решительно взяла сотовый телефон. Расправила листок и вчиталась в цифры.

Обычный номер, ничем не отличающийся от других. Российский.

За окном послышался приглушенных смех мужчин. Вот кто в их доме чувствует себя хорошо.

Чужой смех, каждый раз воспринимаемый Верой очень остро, почти болезненно, придал ей решимости и ускорил действия. Вроде бы перестала быть мямлей, а сейчас чего медлит?

Пульс зашкаливал, отдаваясь в ушах.

Она набрала десять цифр и приготовилась.

Вера не заметила, как выпрямилась. Как легкая испарина покрыла кожу.

Секунда сменялась второй… Шли гудки.

Многие люди не отвечают на звонки от незнакомых абонентов. Например, Вера в последнее время так и делала. Потому что кто ей только ни звонил и чего только ни говорили. Иногда одно случайно оброненное слово приводило к бессонной ночи.

Гудки шли недолго. Хотя в сознании Веры воспринимались вечностью. Каждый гудок, как топорная игра новичка на струнах, только вместо струн её нервы.

– Слушаю.

Низкий мужской голос с легкой вибрирующей хрипотцой ввел Веру в замешательство.

Она не узнала его.

Шесть лет. Много или мало для того, чтобы человек настолько изменился?

Вера сглотнула подступивший к горлу ком и быстро, опасаясь, что люди Сивакова заглушат каким-то образом и спутниковую связь, проговорила:

– Добрый день. Можно услышать Тараса?

На этот раз ей ответили не сразу.

Или Вере снова так показалось?

Она не заметила, как уперлась свободной рукой в стену, комкая ночные занавеси. Если бы в этот момент где-то рядом взорвался снаряд, Вера и на него никак не отреагировала бы.

Пусть это будет Тарас.

Пожалуйста…

Пожалуйста…

– Я слушаю, – повторил мужчина.

Вера силилась разобрать в его интонации какие-то эмоции, хотя бы их отблески и… ничего.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Она облизнула губы и продолжила: