Посейдон - Пол Галлико

— Мам, нет, ты только посмотри! — воскликнула Сьюзен. — У Весельчака все-таки получилось с этой девушкой! Правда, чудесная пара, да? Но как ей удается так здорово держаться? Я уже после глотка шерри чувствую, как кружится голова!

— Они сейчас ни на что не обращают внимания, — покачал головой Ричард Шелби. — Даже на то, что море превратилось свистопляску бугров и впадин. — Он и его жена сами были превосходной парой и не без оснований гордились своей жизнерадостной симпатичной дочерью. От отца она унаследовала волевой подбородок и темные блестящие волосы, от матери — утонченность натуры и изящество движений. Правда, она в свои семнадцать лет оставалась еще по-юношески угловатой. Что, впрочем, характерно для американской девушки-тинэйджера.

Вновь прибывшая чета уселась за столик, но слишком далеко, чтобы Мэнни Роузен стал кричать им. Хотя он все равно поднялся и приветливо помахал им рукой. Ему нравились эти молодые люди. Весельчак просиял и радостно улыбнулся в ответ.

В зале один за другим появлялись и другие пассажиры. Они осторожно спускались по лестнице и занимали свои места. Тут были греки, бельгийцы, семейство из восьми человек со странной фамилией Аугенблик, из Дюссельдорфа, и еще с дюжину других путешественников: британцы, американцы и закаленные отважные скандинавы. Но все они рассаживались слишком далеко, и Роузен также не стал включать их в свой новоявленный Клуб крепких желудков. Он решил оставить почетное звание членов этого призрачного клуба для тех, кто сидел если не рядом с ним, то за соседними столиками. Дело в том, что за время круиза все они успели перезнакомиться и почти что сдружились.

Обед, по крайней мере с точки зрения Робина Шелби, превращался в нечто восхитительное и необычное. На столиках были установлены специальные сетки и ограждающие планки, чтобы приборы и тарелки не соскальзывали и не падали на пол. Оба стюарда, Питерс и его помощник Эйкр, проявляли талант танцовщиков балета, искусно лавируя между столиками и сохраняя равновесие.

Высоченный господин, преподобный Фрэнк Скотт, прошагал к своему столику с таким видом, будто это он своими ножищами раскачивает пароход, а не качка заставляет его идти, пошатываясь из стороны в сторону.

— Добро пожаловать в… — начал было Мэнни свое обыкновенное приветствие, но в ту же секунду Белль положила ему на руку свою ладонь, и муж послушно исправился: — Привет, Фрэнк! А мы знали, что ты обязательно придешь пообедать, и ничто не сможет тебе помешать.

За время круиза новые товарищи Фрэнка так и не привыкли к тому, что перед ними «преподобный». Скотт не производил впечатления священника. Почти все называли его по имени или вспоминали его спортивное прозвище «Юркий». Разве что мисс Кинсэйл, истинная англичанка, из уважения ко всем американцам, неизменно обращалась к нему «доктор Скотт», да еще Рого звал его то «пастором», то «падре», что казалось несколько ироничным и не могло не вызывать улыбки окружающих.

Для его товарищей по плаванию Скотт оставался фигурой загадочной и непостижимой. Он был так молод, а его недавние спортивные достижения так свежи в памяти, что для американцев он по-прежнему оставался «Юрким» Скоттом, защитником Принстонской команды, двукратным Олимпийским чемпионом по десятиборью, отличным лыжником и превосходным альпинистом, покорителем вершин Анд. В перечнях наиболее популярных спортсменов Скотт всегда шел одним из первых.

Когда Скотт учился в колледже, его имя не сходило со страниц спортивных газет. Даже во время учебы в теологической семинарии Фрэнк продолжал удивлять своих поклонников, совершая восхождения на горные вершины, ранее считавшиеся недоступными. В свои двадцать девять лет Скотт все еще слыл «живчиком и непоседой», удивительно энергичным молодым человеком, к тому же он был потрясающе красив. Коротко стриженный, подтянутый, он неизменно привлекал всеобщее внимание. Разве что перебитый нос несколько портил его лицо. Собеседнику Фрэнк всегда смотрел прямо в глаза, и этот взгляд, с одной стороны, притягивал, а с другой, может быть, несколько смущал. Уж не скрывалась ли какая тайна за откровенностью и бесхитростностью этого красавчика?

А когда уж Фрэнк принимал участие в спортивных состязаниях, то в глазах его загорался такой огонь борьбы, какой чаще можно встретить у боксера-тяжеловеса, нежели у священника.

Во время круиза Скотт успел завоевать всеобщее признание. Особенно он отличился на поле для игры в сквош, поражая зрителей потрясающе меткими ударами. В сопровождении восхищенных юнцов он совершал ежедневные пятимильные прогулки по палубам, без промаха стрелял по глиняным мишеням и считался лучшим противником как на теннисном корте, так и в зале пинг-понга.

Когда он появлялся у бассейна, его бронзовое накачанное тело выглядело образцовым. Каждый день Скотт подолгу просиживал в гимнастическом зале, занимаясь на всевозможных тренажерах. Иногда он надевал боксерские перчатки и, забавы ряди, тренировался в спарринге с инструктором, экс-чемпионом Великобритании в среднем весе.

Джейн Шелби как-то заметила своему мужу, что, по ее мнению, Скотт развил слишком уж бурную спортивную деятельность. На его месте, дескать, вести себя следовало бы поскромней. Правда, она ничего не рассказала супругу о глазах Фрэнка. Ей не верилось, что такая спортивная знаменитость сумела бы полностью отдаться религии. Хотя, с другой стороны, он мог перенести свою страсть к спорту и в свое личное вероисповедание и вкладывать его, например, в проповедь Евангелия.

Во время воскресной проповеди, которую Скотт произнес по просьбе устроителей круиза, он всех очаровал, доказав присутствующим, что его влечение к спорту нисколько не противоречит его служению Господу.

Произнося речь, Фрэнк выдал буквально следующее:

— Господу нужны победители! Бог любит тех, кто выкладывается полностью, кто старается из всех своих сил. Он создал вас по образу и подобию Своему вовсе не для того, чтобы вы оказались вторыми в гонках. Ему не нужны слабые люди, те, кто только жалуется на жизнь, скулит и просит помощи у других. Каждое испытание, которое Он посылает вам, требует от вас всей вашей энергии и способностей. Цените себя, умейте постоять за себя, и тогда вы станете еще больше ценить Его и стоять за Него. Пусть Господь узнает о том, что если уж Он не сумеет помочь вам, то у вас найдется достаточно мужества помочь самому себе и вы справитесь с этим самостоятельно. Бейтесь за себя, и Он тоже станет сражаться за вас и явится к вам на подмогу без вашего зова. А когда вы победите, знайте, что вы победили потому, что поверили в Него, и Он будет всегда пребывать в вас самих. Если вы проигрываете, значит, вы отвергли Его.

Конечно, это была не совсем такая воскресная проповедь, какую привыкли слушать собравшиеся у себя дома, в местных храмах, но сейчас каждый чувствовал искренность проповедника. Подкупала и его страсть, тот пыл, с которым он рассказывал о своей вере. По окончании службы каждый честно признавался себе: во-первых, было интересно послушать такую знаменитость, во-вторых, теперь у них появилась тема для обсуждения.

Покидая помещение, где читалась проповедь, Джейн Шелби воскликнула:

— Вот это да! Меня теперь так и подмывает одолеть кого-нибудь в каком-нибудь виде спорта! — Потом она добавила: — А вы знаете, этот молодой человек разговаривает так, будто сам верит в то, что подписал контракт с Господом и теперь работает главным тренером Его сборной.

Хотя муж и отвечал ей несколько небрежно, в его голосе звучало невольное уважение к Скотту:

— Он считался самым лучшим игроком футбольной команды в Принстоне.

— Наверное, Господь доволен этим, — понимающе кивнула Джейн Шелби.

Мистер Шелби бросил на нее быстрый взгляд, чтобы определить, шутит она или нет, но лицо Джейн оставалось вполне серьезным. Иногда получалось так, что Ричард никак не мог понять, что же на самом деле думает его весьма непростая, а такая на вид прямодушная супруга.

Затем она неожиданно спросила:

— Как ты думаешь, что он вообще делает на этом пароходе?

— Ну, об этом он мне уже говорил, — успокоившись, выдохнул Шелби. — У него отпуск между двумя назначениями.

— Какими еще назначениями?

— Не знаю, — пожал плечами Шелби. — Я не спрашивал.

— А как ты считаешь, — не отставала супруга, — что заставило такого человека, как он, посвятить себя церкви? — И добавила: — Он ведь тебе очень нравится, если не ошибаюсь. Да?

Джейн Шелби было хорошо известно, что ее муж, в сущности, боготворит молодого Скотта, считая его чуть ли не героем. Она понимала мальчиков, которым уже не суждено вырасти, и относилась к ним с приличествующим снисхождением. Однако Скотта никак нельзя было назвать таким юношей. Вот это больше всего и тревожило Джейн. Она волновалась и за мужа, которого достоинства Фрэнка буквально зачаровали.