Снежинка для доктора. Исцеление любовью. - Наталья Одинцова

Андрея. Сижу и тискаю его на коленях. Костя, заметив это, только лишь отвечает:

– Нескоро я ещё забуду встречу с твоим котиком, который чуть полноги мне не оттяпал.

На это я ему ответила:

– Ну не переживай, Лерка тебя и без ноги может любить.

И в тот же миг в меня летит салфетка, от которой я успеваю увернуться.

– Ле-е-е-ер? — произношу я, наклоняясь, чтобы поднять упавшую салфетку.

– Что? — она отрывается от разговора с Таней и переводит на меня взгляд.

– А меня вот этот жук обижает, который сидит рядом с тобой.

Лера стреляет взглядом в сторону Костика и отвечает быстро:

– Милый, не обижай девочку.

– Да эта девочка сама кого хочешь обидит.

Закончив диалог, мы дожидаемся молодожёнов за столом и начинаем отмечать. Тосты, песни, анекдоты. Костя пел даже частушки. Всё было прекрасно, пока Оля не отошла в ванную.

Прошло совсем немного времени, как Оля в истерике буквально приползает из ванной и, не дойдя до нас, плюхается в обморок. На ней просто нет лица.

Мы все дружно соскакиваем со своих мест и бежим к ней, понять, что же случилось?

Костя вызывает скорую, а Андрей тем временем переносит Олю на постель. Я судорожно мчусь на кухню в поисках аптечки, чтобы найти нашатырь.

Спустя время приезжает скорая, и Оле делают укол от давления, которое у неё резко подскочило.

Она пришла в себя и отказывается от госпитализации.

Мы с братом провожаем друзей, чтобы Оля успокоилась и пришла в себя.

Через мгновение она садится между мной и братом на постель.

У Оли опять начинается истерика. Она трясущимися руками держит стакан воды и пытается нам всё объяснить:

- Фридрих только что звонил. Папа не дозвонился до меня, и Софи кто-то сделал укол. Смертельный укол.

- Она жива? — опешив, хватает Олю за плечи её муж.

- Не знаю. Фридрих сказал, что он вызвал реанимацию. Её везут в другую больницу откачивать. Сказал, как всё будет известно, он сообщит. Он сейчас с ней.

- Так, значит, прямо сейчас летим в Париж, к твоей сестре,— громко заявляет Андрей, поднимая указательный палец вверх.

Поспешно собрав вещи, мы мчимся в аэропорт.

Мы втроём летим на родину Оли. Мой брат всю дорогу поддерживает свою жену, помогает, утешить пытается, а Оля никак не может прийти в себя. Только успокаивается и опять плачет. Всё же здесь, наверное, больше дело в её положении.

Приземлившись, мы сразу же покидаем здание аэропорта и ловим машину такси, чтобы поскорее доехать до клиники, где сейчас находится девочка.

Оля набирает доктора, с которым она общалась. Он называет адрес, и мы отправляемся в путь.

Андрей злой, как чёрт. Я никогда его таким не видела.

Приехав на место, мы направляемся к доктору, знакомому Оли. У него имя такое интересное. Всё никак не запомню. И так смешно становится, имя немецкое, а работает он здесь – в Париже. Сестра говорила, что у него папа – немец, а мама – француженка.

И вот я постоянно плетусь за этими двумя торопыгами. За ними угнаться невозможно просто. Я скоро либо ноги вывихну, либо без шпилек останусь.

Бегу за ними и понимаю, что хочу в туалет. А даже не знаю, где он. Окликнув Олю, прошу её мне помочь. Она сотни раз здесь была. И поэтому знает каждый уголок. Она показала, куда мне идти, и я побежала. А когда вышла, ни Андрея, ни Оли поблизости не было.

Вот это я попала. И где их теперь искать? Вроде я на нужном этаже. Надо искать кабинет заведующего, если не ошибаюсь. Только французский я, к сожалению, не знаю. А вот немецкий знаю неплохо. Но здесь всё на французском. Ищи Света!

Ощущаю себя Штирлицом, когда иду на цыпочках на этих чёртовых шпильках. Пытаюсь не дышать, чтобы себя не спалить здесь ни перед кем. Если и загляну куда, никто не заметит.

И вот я стою и думаю, а хорошо ли я сделала, что так оделась? Платье короткое красное. Пусть и тёплое, но короткое. Ботфорты белые на шпильке, шубка бежевая по пояс и шапка. Здесь, наверное, таких за легкодоступных принимают.

Прохожу мимо палат и слышу приглушённый голос Андрея и Оли. Вопрос, из какой палаты доносятся их голоса. И начинаю на цыпочках по всему коридору вышагивать, заглядывая в щёлочку каждой двери. И хвала богам. Фу-у-ух наконец-то нашла.

Хватаюсь за ручку двери и резко себя останавливаю. А если опять не та дверь? Наклоняюсь и смотрю в щель двери и подсматриваю, что они там делают? И они ли вообще?

И вдруг за спиной слышу лёгкое покашливание.

- Mit wem sprichst du, Mädchen?(Вы к кому,девушка)— произносит сзади грозно, мужской голос почему-то на немецком.

Упс. Кажется, меня всё-таки заметили.

- Ich? zu Deinem!(Я? К своим!)— отвечаю ему тем же. Выпрямляюсь резко, чтобы поправить платье, которое ещё сильно задралось и почти оголяет мою попу и затылком со всего размаху во что-то врезаюсь.

Хватаюсь за затылок. Чёрт, как больно...не успеваю ничего произнести, как мужской голос сзади начинает материться, да ещё и на русском и так чётко, что я от страха открываю дверь, забегаю в палату и запираюсь. Вот это я попала!

Глава 4

Фридрих

Заступаю на дежурство. Эх, работа работа. Ты лучшее, что могло придумать человечество, чтобы с головой уйти в дела и не думать о прошлом. О несостоявшихся отношениях.

Дурак! И чего я ждал от этого брака? Что, та, без которой жить и дышать не мог, полюбит меня? Насмешил. За три года не полюбила, а здесь полюбит? Да ты безумец. Думал, в благодарность на мою помощь, она забудет его. Отпустит. Примет меня. Поймёт, что я тот, кто нужен ей. А в итоге? В итоге насильно мил не будешь. Фридрих, почему ты вечно строишь замки из песка? Взрослый мужик, а ведёшь себя как мальчик-подросток.

День, как обычно, начинается с обхода пациентов. Осматриваю кабинет и думаю: клиника, конечно, хорошая, и зарплата неплохая. Но...надо искать другое место. Только бы решить один самый важный для меня вопрос, и я отсюда уволюсь. И неважно, кто и зачем меня сюда взял! Я хочу работать по специальности. А не только бумажки писать и рекомендации.

Прошёл примерно час. Своих пациентов от мала до велика обхожу, выслушиваю, даю рекомендации и иду в кабинет.

Возвращаюсь в кабинет, пока разбираюсь с бумагами,