Кто Зайцев Хочет Кушать - Папашу Должен Слушать - Дмитрий Емец

- Ма-а-ма! - тянет он.

- Ну, ну, ну! - кричит нянька. - Подождёшь!"(5, 85).

Непонимание рождает болезнь:

"Вечером он никак не может уснуть... Он ворочается с боку на бок, болтает и в конце концов, не вынося своего возбуждения, начинает плакать.

- А у тебя жар! - говорит мама, касаясь ладонью его лба. - Отчего бы это могло случиться?

- Печка! - плачет Гриша. - Пошла отсюда, печка!

- Вероятно, покушал лишнее... - решает мама"(5, 85).

В последнем объяснении детского недомогания ("покушал лишнее") определенно чувствуется авторская ирония. Этим же ироническим финалом Чехов сознательно снижает сентиментальный пафос рассказа.

Интересное объяснение приема чеховского юмора в детской прозе приводится В.Б.Катаевым: "Тёплый юмор рассказов Чехова о детях ("Гриша", "Детвора", "Событие", "Мальчики", "Беглец") основан на том же: в детском восприятии и мышлении примелькавшиеся вещи и поступки соотнесены с неожиданной шкалой мерок и ценностей; мир как бы увиден заново, то, что привычно и узаконено во взрослом мире, обнаруживает свою относительность" .

Как видно из примеров, нередко внутренние ощущения детей и их внешние действия неверно истолковываются взрослыми. Это приводит к тому, что сначала в детском сознании появляется сомнение, удивление, что его не понимают. Затем ребенок начинает активно изучать внешний мир, чтобы в нем разобраться и, по возможности, воздействовать на него в своих интересах, избегая или, напротив, стремясь к столкновению с ним.

Мир взрослого стиснут привычками окостенелого сознания, зачастую стереотипен и лишен той гибкости "первоузнавания", которая есть у ребенка. В момент утраты личностью детскости исчезает и способность к развитию.

Именно поэтому Чехов, стремясь показать какую-нибудь новую грань мира, нередко использует для этого взгляд своих героев-детей, даря и читателю радость "первоузнавания". Данный прием несомненно заимствован им у Л.Н.Толстого, неоднократно прибегавшего к нему в своём творчестве.

Эксперимент другого рода, а именно жанровый, совершается Чеховым в рассказе "Репка", имеющем подзаголовок: "Перевод с детского". В "Репке" для усиления иронии писатель широко пользуется канонами жанра для детей, обыгрывая широко известный текст:

"Жили-были себе дед да баба. Жили-были и породили Сержа. У Сержа уши длинные и вместо головы репка... Потянул дед за уши; тянет-потянет, вытянуть в люди не может. Кликнул дед бабку... Кликнула бабка тетку-княгиню... тянут-потянут вытянуть не могут. Не вытерпел дед. Выдал он дочь за богатого купца. Кликнул он купца со сторублевками. Купец за кума, кум за тетку, тетка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут и вытянули голову-репку в люди. И стал Серж статским советником"(2, 64).

Чехов удивителен и тем, что ироническое, игровое отношение к детским жанрам и прозе для детей, совмещается у него с серьезным, подчас даже очень, подходом к тому, что должны читать дети.

В "Осколках московской жизни" он пишет о воздействии на детей беллетристической литературы: "Не так давно наши сызранские и чухломские детеныши, начитавшись Майн Рида и Купера, удирали из родительских домов и изображали бегство в Америку... теперь же в Москве зачитываются пастуховским "Разбойником Чуркиным" и идут в... разбойники"... Далее писатель приводит случай, когда подростки, сбежавшие из дома, убили мужика, который подвозил их. "Теперь малыши сидят в тюрьме и изобретают способы бегства... описываемый случай может служить тысяча первым доказательством тлетворного влияния чтения книг на детские умы - роскошная тема для передовицы в ваганьковском вкусе."

Несоответствие отношения Чехова к литературе для детей и его реального вклада в нее имеет и еще одно вероятное объяснение, а именно хронологическое. Негативные высказывания Чехова о литературе для детей встречаются в основном после 1895 года и усиливаются к 1900 году. Большинство же его рассказов о детях созданы гораздо раньше - во второй половине восьмидесятых годов. Так, "Кухарка женится" написана в 1885 г., "Детвора", "Событие", "Житейская мелочь" в 1886, "Каштанка", "Дома" - в 1887.

Таким образом, тринадцатилетний интервал между Чеховым, пишущим для детей и о детях, и Чеховым, иронично отзывающемся о детской литературе, если не снимает противоречие, то в значительной степени его ослабляет.