Белый шаман (СИ) - Лифановский Дмитрий

Бывает теперь со мной такое. Иду в туалет, а оказываюсь неизвестно где. И хорошо если в соседнем отделении. Как-то раз вообще ушел на улицу. Хорошо медсестричка Женечка нашла, вернула. А то бродил бы, хрен знает где, пока под машину не попал или не влез куда-нибудь. С тех пор за мной персонально стали приглядывать. Из палаты не выпускали почти. Обидно. Но я медиков понимаю. Они за меня отвечают. А сегодня с утра стало лучше, и я понял — пора! Дождался, пока соседи забудутся сном, а постовая медсестра отвлечется на вызов, и ушел, одевшись в спортивный костюм и куртку соседа. Мои-то вещи отобрали, после анабасиса в стиле бравого солдата Швейка. Простите меня девчонки, попадет вам, но безумным овощем доживать не хочу.

Ну, все, вроде отдохнул. С усилием поднимаюсь и, едва переставляя ноги, ползу до шкафа. Уж очень много сил забрал у меня этот побег. Старый потрепанный портфель с документами и фотографиями. На диван его. Отдышаться. Теперь на кухню. Табуретка оказалась практически неподъемной, но я справился. А вот залезть на нее оказалось гораздо сложней. Как альпинист в ненадежный, рассыпающийся под рукой карниз цепляюсь трясущимися пальцами за верхний край шкафа. Отдохнуть, отдышаться. Теперь приподнять кусок верхней панели и достать тряпичный промасленный сверток. Этот тайник я сделал лет пять назад, когда по случаю прикупил раритетный наган образца 1899 года. Просто так взял. Не удержался. Вполне себе рабочий экземпляр. Пару раз даже пострелял из него, выезжая на природу.

Все. Теперь бы слезть с табуретки не переломав кости. Но и с этой задачей я, чудом не убившись, справился. Прямо живчик сегодня. Губы кривятся в ироничной улыбке. Взгляд останавливается на проигрывателе. Denon. Вместе с усилком и акустической системой обошелся мне два года назад в соточку. Но я мог себе такое позволить, а хороший звук и винил — моя слабость. Побалую себя напоследок. По квартире разносятся божественные звуки первого концерта для гобоя с оркестром гениального Алессандро Марчелло. Следующим будет Вивальди, как раз то, что нужно под настроение. Даже головная боль слегка унялась.

А теперь за дело. Документы на квартиру, на машину, завещание набросал от руки, надеюсь, дети не передерутся за наследство. Дачу бывшей, детям не нужна, а она хотя бы будет заниматься. Вроде все. Рука сама тянется за фотографиями. Альбом за что-то цепляется, выдергивая из глубины портфеля памятную безделушку. На сплетённом из кожи шнурке идеальной формы золотистый прозрачный кристалл с каким-то замысловатым узором внутри. Красивый камешек, найденный мной в тайге, на берегу речки… Как же она называлась? Не помню. Как давно это было! Я тогда поперся разнорабочим в экспедицию, вслед за Людочкой, или Любочкой, или Танечкой… Опять забыл. Да и черт с ней. Она все равно предпочла какого-то аспиранта, а не парня с заводской окраины. Вот ведь, совсем забыл про эту безделицу. А ведь собирался показать геологам, узнать, что за минерал, да вот как-то не сподобился, а потом, видимо, забросил на дно портфеля и запамятовал. Не знаю зачем, но нацепил шнурок на шею. Накатившие воспоминания всколыхнули в душе что-то светлое, чистое, давно забытое.

Оттягивая неизбежное, листаю альбом с фотографиями. Дочь. Сын. Совсем малыши. Бывшая. Это мы всей семьей в горах. Вторая моя слабость. Прав Владимир Семенович, лучше гор могут быть только горы. Вечные, величественные, прекрасные в своей монументальной мощи. Опять дети. Выпускной дочери, сына. Отца позвать не соизволили. На свадьбы тоже. Только фотографии прислали. Бог им судья, хоть и не верю я в него.

Грудь зажгло пламенем, виски снова заколотило, в глазах стало темнеть. Нет! Хватит тянуть! Достать и зарядить наган дело нескольких минут. «Надо было шампанского купить», — влезла в голову дурацкая мысль. Какое к черту шампанское⁈ Нашелся аристократ из трущоб! Да что же так жжет грудину⁈ Хреновина эта таежная что ли? Нет ее, как будто и не было никогда. Куда делась? Вроде не снимал. Или забыл надеть? Совсем голова не работает. Да и ладно, плевать!

«Не тяни уже!» — уговариваю сам себя. Страшно, сука! Даже сейчас страшно. Но перспективы еще страшнее. Так что, пора. Но как же чудесен Вивальди! И как же я ненавижу свою слабость! Даже на спусковой крючок нажать получается с трудом. Но, решившись, с каким-то извращенным наслаждением стреляю в эту проклятую опухоль, чтоб ее разнесло к чертовой матери!

Древний Искин просыпался, выходил из режима гибернации. Причиной стал отклик «Модуля экстренной эвакуации старшего офицерского состава». И первичные данные, переданные им, требовали безотлагательного применения «нулевого приоритета». Полностью изношенный организм, разорванная в клочья энергетика, изменения на генетическом уровне и в результате пошедшая в разнос иммунная система. Как при таких повреждениях граф Т’Лин еще жив — загадка. Да и граф ли это? Геном еле читается, будто вместо Его Сиятельства модулем воспользовался его дальний, дальний родственник. Хотя, при имеющих место изменениях в организме 7,68% совпадения вполне приемлемый результат. Значит действия по протоколу «0» оправданы.

Модулю тут же ушла команда на стазис и срочную эвакуацию. Сервисные роботы уже готовили медотсек для принятия крайне тяжелого пациента. В процессе производилась более глубокая диагностика. Кусок металла стремящийся разрушить и так никуда не годный мозг тут же был уничтожен. Параллельно снимались полные мнемо и эмограммы. Граф потом сам разберется, что из воспоминаний оставить, что удалить. Сведения о разведанном мире в архив. Культура, искусство, технологии, языки, обычаи. Абсолютно все, что хранилось в памяти, будет расшифровано и оцифровано. Сведений об Империи в памяти не обнаружено. Но при глубоком внедрении агента во враждебную среду такое возможно. А гвардейский полковник граф Т’Лин именно таким специалистом и считался.

Едва появившееся на портальной площадке медицинского бокса тело, тут же было погружено на антигравитационные носилки и доставлено в медкапсулу. Теперь настало время действовать малому медицинскому Искину. Работа предстояла долгая и кропотливая. Восстановление физического тела, генетики, энергетической структуры. И только потом настанет очередь пораженного недугом мозга. В принципе, ничего невозможного, но очень уж запущенный случай оказался. Почему граф не воспользовался модулем при первых симптомах? Ответ есть в мнемограмме, но вот личные воспоминания высшей имперской аристократии под запретом. Придет в себя Его Сиятельство, сам все расскажет, если пожелает. А пока этот блок памяти будет храниться в зашифрованном архиве, там же, где хранится заархивированная до отбытия на задание память графа.

Личные сведения, полученные Искиным при снятии мнемо и эмограмм, отовсюду, кроме этого архива были сразу и безвозвратно удалены. После восстановления, эти архивы будут загружены непосредственно в мозг. А дальше долгий период реабилитации и восстановления навыков. Методология давно отработана. Если бы Искин мог чувствовать, он бы посочувствовал графу. Невероятно трудный и болезненный путь ждет его впереди. Но такова плата за принадлежность к элите элит — славному офицерскому корпусу Департамента дальней разведки при личной Его Императорского Величества канцелярии.

Сознание включилось, и накатила боль. Невыносимая, всепоглощающая боль, разрывающая каждую клеточку организма. И тут же утихла. Стоп! Какого организма? Я же разнес себе башку из нагана! И снова боль, сворачивающая сознание в кровавую точку и тут же угасшая. Что за глупости? Какой к демонам червоточины наган? Это так по–варварски! Если умирать, то только в бою! Или, в крайнем случае, изысканный утонченный Императорский яд. И смотреть, как ярко переливаются всеми цветами радуги и тут же гаснут энергоканалы. Смерть достойная истинного аристократа.

Вместе с воспоминаниями приходит ярость и боль. И эти качели, кажется, продолжаются вечно. То я потрепанный жизнью, одинокий средней руки бизнесмен–строитель, не выдержавший бессмысленной борьбы со смертельным недугом и пустивший себе пулю в висок. То блестящий гвардейский офицер, граф огромной Империи, включающей в себя сотни миров разбросанных в пространстве и времени и связанных между собой системой порталов. Я мгновенье за мгновеньем, день за днем, год за годом, заново проживаю две жизни, чтобы в конце умереть и опять начать сначала. И все время рядом боль. Наверное, это и есть наказание за суицид. Ведь мы оба запятнали себя грехом самоубийства.