Чтобы не зря - Роберт Курганов

разозлился надзиратель и больно пнул Нечаева под ребро ногой. Андрей дернулся и трос ушел далеко в сторону от второй сети. Нечаев так замерз, что совсем ослабел и тянуть веревку стало просто невозможно.

– Дай сюда! – крикнул раздраженный начальник, схватил трос и слегка потянул. Трос не поддавался. Тот дернул сильнее. Нет. Он положил фонарик на лед, свет упал на стены и рассеялся, вся комната будто засветилась. Начальник потянул двумя руками, сильно дернул пару раз, поводил из стороны в сторону. Наконец, смирившись, он хрипло произнес самое страшное слово здешнего рыбака:

– Зацеп! – он замер, поразмыслил, потирая рукавицей затылок, наконец, отчаянье и злость овладели им:

– Ааааа! – заорал он во все свое утробное горло, зарычал, забесился, мечась по комнате, как крыса по клеточной ловушке, и наткнувшись взглядом на Нечаева, выплеснул на него всю ярость.

– Ты-ы-ы! Тварь! – он принялся ожесточенно бить сидящего на полу Нечаева носками валенок. Удары смягчались мягкостью обуви и плотностью зимней одежды, но все равно было очень больно – надзиратель – мужик крупный, к тому же вполне сытый, не истощенный недоеданиями и бедностью быта.

– Раздевайся! Раздевайся давай! Ты зацепил – ты и отцепишь! – и он продолжал наносить удары. Наконец, устав и запыхавшись, он остановился.

Нечаев начал медленно и нерешительно раздеваться. Его худая белая нагота выглядела жутковато. Несколько успокоившийся начальник пояснил:

– Сейчас пойдешь по веревке, зацеп прямо здесь где-то, это хорошо. Дойдешь до места и разберешься. Здесь мелко, метра 3 до дна. Пошел! – и он столкнул несчастливца в черноту ледяной воды.

Нечаев ушел с головой. Старик вскочил, и они вдвоем с начальником уставились в полынью, следя за движениями сети. Через полминуты появилась голова Нечаева. Его лицо было перекошено от шоковой боли, он что-то силился сказать, но не мог: ледяная вода овладела его телом.

– Что? Что? – прокричал начальник в истерике. – Отцепляй! Или отцепишь, или сдохнешь! – И он пнул голову Нечаева деревянной лопатой. С криком тот вдохнул сколько мог и нырнул второй раз. Сеть подергалась и затихла.

Наконец, Нечаев вынырнул вновь и, гребя одной рукой и крикливо вдыхая воздух, подплыл к краю лунки, схватился одеревеневшей рукой за кромку. Сеть потянулась за ним. Корягу, за которую зацепилась сеть, он нашел, но освободить не смог и решил просто вынуть ее на «берег». Силы покидали его.

Надзиратель и Старик свесились над водой, чтоб схватить сеть, но Нечаев выронил корягу и сеть вернулась на место. Не обращая внимания на муки Нечаева, начальник встал, потянул веревку. Нет, не поддается…

– Ныряй! – не своим голосом прохрипел он и с ненавистью ударил ногой по дрожащим пальцам Нечаева. Тот сорвался и ушел на дно, не успев набрать в легкие воздуха.

Теперь было не ясно, что он делает под водой, сеть не дергалась. Встревожившись и заглядывая в лицо начальника, Старик проскулил неожиданно тонким голосом:

– Кажись, все…

В следующее мгновенье с шумным плеском появилась голова Нечаева. Он странно отрывисто и громко вдыхал воздух. Старик и начальник подхватили его под мышки. Вытаскивать такого страдальца не тяжело – кожа да кости. На лед брякнулась коряга с длинным шлейфом зацепленной сети. Упрямец спас-таки рыбалку. Он свалился на свой тулуп и инстинктивно зарылся в него, сжавшись, затрясся такой неестественно крупной дрожью, что казалось, будто он притворяется. В такт тряски из его груди вырывались стоны – одни на вдохе, другие на выдохе.

Начальник взглянул на него:

– Ну ты… – и осекся, наткнувшись на совершенно безумный взгляд Нечаева. Андрей погрузился в то состояние, в котором человека уже не касается ничто внешнее, он полностью отрешен от реальности и зачарованно погружен в созерцание собственной боли.

– Освободи сеть, и тяни, когда будешь готов, – рыкнул начальник Старику и ушел к первой полынье, унеся с собой свет. Комната окуталась чернотой, в которой хрипы и стоны Нечаева звучали особенно жутко.

Старик ощупью подобрался к трясущемуся Нечаеву и стащил покрывавший его ворох одежды.

– Сейчас… Сейчас… – мало-помалу Старику удалось отыскать и натянуть на нечаевские тощие ноги сухие носки. Затем он совершенно раскрыл страдальца и старательно его обтер, своей шерстяной варежкой хорошенько растер его ноги, плечи и спину. Проследил, чтоб нигде бедолага не касался льда голым телом, укрыл его одеждой, разбросанной вокруг, сверху укутал с головой свободной полой тулупа. Прощупал, чтоб ни где не было ни малейших щелей. По опыту Старик знал, что щели делают одеяло почти бесполезным.

Послышался шорох и чьи-то шаги. Засветили фонарик. Это Беглов:

– Что за ЧП? Начальник в бешенстве! – он остановился и оглядел комнату. Старик, прикрываясь от света рукой, полушепотом рассказал:

– Зацеп. Начальник пнул новичка ногой, тот и улетел в сторону. Ну и веревку увел. Вот и зацеп. А виноват всегда кто?

Беглов обернулся, посветил в коридор, убедился, что никого нет и никто его не услышит, и так же вполголоса произнес:

– Проклятый капитализм! Он всех нас добьет. Человек ничего не стоит! – он насветил на гору тряпок поверх трясущегося Нечаева. – Как он?

– Ну… – неопределенно повел плечами Старик, – вроде потише дрожит, да и примолк немного, не стонет уже, видать согревается. Его бы к печке…

– Сеть поставим, и оттащим. Общественное благо выше частного.

Беглов осветил ворох сети на полу, и они дружно принялись ее распутывать. Оказалось, виной происшествия стала не коряга, а старый рыбацкий ящик для снастей.

– Эй, парень, – весело вскликнул Беглов в темноту угла, в котором лежал Нечаев. – Ты слышишь… Как тебя? Андрей! Это ящик рыбацкий, возможно со снастями! Выживешь – станешь успешным рыбаком.

Нечаев не отвечал.

Ящик освободили, попытались открыть. Не тут-то было – замок.

– Рыбацкий, говоришь? – недоверчиво промямлил Старик, достал нож и соскоблил с крышки черный налет ила. Открылся оранжевый пластик.

– Это… Миша… – Старика будто парализовало. – Это… фельдшер… лекарства… Миша! Это ящик врача скорой, у них такие были! Там ампулы, пузырьки! Таблетки, ладно, раскисли в воде! Но то, что в стекле, все пригодное! Это же целое состояние!

Беглов выпучил глаза и крупно задрожал, не хуже Нечаева. Засуетился с замком, поддевал его стариковским ножом, тянул крышку, стараясь вклиниться в ее зазор с корпусом.

– Миша! Пополам! Моя доля! Пополам!

– Да уйди ты, болван! – Беглов схватил железную лопату и принялся сбивать замок.

Старик суетился вокруг и заглядывал ему в глаза:

– Миша! Я в столицу! Сколько мне осталось? Я смогу жить хорошо! Ми-ша! – он схватил Беглова за «грудки» и встряхнул, заглядывая в лицо бешеными глазами. Беглов толкнул его в плечо, и Старик улетел в темноту коридора.

Сгнивший накладной замок поддался острию лопаты, Беглов отбросил ее в сторону. Она ударилась о стену и бухнула Нечаева держаком по спине. Беглов этого не заметил, он открывал бесценный ящик.

– Ми-ша… – Старик уже стоял за спиной Беглова.

Ящик был забит лекарствами. Герметичный и целый, он сохранил