После медового месяца: Как обратить семейные конфликты на пользу отношениям - Дэниел Уайл

В конце концов страсти утихают. Пол забывает о своей клятве, и они снова начинают вместе выходить в свет. Первые несколько раз проходят гладко. Потом они оказываются на пикнике среди незнакомых людей. Неудивительно, что:

• Элис чувствует себя не в своей тарелке;

• она громко разговаривает и нервно смеется;

• Пол погружается в молчание;

• они спорят по дороге домой;

• Пол дает себе слово больше никогда не выходить в свет вдвоем с Элис;

• следующие два дня они не разговаривают;

• они начинают общаться;

• они снова вместе посещают вечеринки;

• три месяца спустя между ними происходит та же самая ссора.

Легко представить, что Элис и Пол так и проведут всю жизнь в замкнутом круге. Но давайте подумаем, как они могли бы конструктивно обсудить возникшую проблему.

Что, если они сделают несвойственную для себя вещь: заговорят о проблеме не в момент ссоры? Они редко делают это, потому что опасаются спровоцировать перепалку.

Итак, один из них в конце концов набирается храбрости и говорит примерно так: «Любимый, – нерешительно произносит Элис, – мне ужасно тяжело, что ты всегда начинаешь ссориться, когда мы возвращаемся домой после вечеринок». Пол, тут же напрягшись, парирует: «А мне тяжело, что ты каждый раз ведешь себя там так вызывающе».

Как вышло, что обычный разговор воспламенился за пять секунд? Очень просто. Элис начала с обвинения и тем вызвала враждебную реакцию у Пола, поэтому он не замедлил перекинуть ответственность на жену. Чтобы начать плодотворный разговор, Элис следовало выбрать примирительный тон и, например, признать свою долю ответственности в сложившейся ситуации. Но стоит ей лишь подумать о проблеме, как ее охватывают обида и ярость и она теряет способность признавать что-либо.

Положение кажется безнадежным.

Но у Пола и Элис есть шанс договориться – мы поймем почему, если послушаем внутренний диалог каждого из них с самим собой. Сквозь шумовую завесу упреков партнеру, самобичевания и самооправдания можно различить едва слышные зачатки конструктивной беседы.

Обвинение: Черт возьми! Так бы и убила его. Почему он всегда ощетинивается, когда я пытаюсь нормально поговорить?

Порыв: Я вернусь и сейчас же скажу ему об этом. Где он?

Сомнение: Нет, так мы опять начнем ссориться, а у меня еще с прошлого раза голова болит.

Обвинение: Почему он все время так себя ведет? Если бы не дети, я бы…

Порыв: Хорошо, скажу ему об этом.

Сомнение: Но я пообещала, что перестану постоянно шантажировать его разводом… да и речь-то о сущем пустяке.

Порыв: Нет, это не пустяк. Может, мне надо перестать грозиться и правда подать на развод.

Обвинение: Не говоря уже о том, что ему тоже следовало мне кое-что пообещать – например, перестать то и дело набрасываться на меня. Стоит наконец-то расслабиться – испытание позади, – и тут он начинает предъявлять претензии. А ведь вечеринки и правда испытание, их следовало бы запретить законом. Чувствую себя там по-идиотски, как будто опять попала в десятый класс.

Признание: Ладно, Пол прав, я и правда перегибаю палку на вечеринках… совсем как в старших классах школы.

Самообвинение: Иногда я сама себя не выношу.

Обвинение: С другой стороны, с чего Пол решил, что он – само совершенство?

Элис пытается преодолеть чувство беспомощности и разочарования, прокручивая в голове варианты ответов. Она признает, что в словах Пола есть доля истины (она ведет себя экзальтированно, когда они выходят в свет), но тут же снова начинает упрекать мужа. Читая мысли Элис, мы понимаем, что они оставляют мало шансов на примирение, что, как мы увидим, верно и в отношении рассуждений Пола.

Отчаяние: Не могу выносить, как Элис сразу занимает оборону, стоит мне сказать ей то, что должно быть сказано, – ведь она ведет себя как полная дура.

Намерение: Может, она поймет, если объяснить все в электронном письме?

Сомнение: Да ведь я пробовал в прошлом году, и в ответ она прислала мне десять страниц разгромной критики.

Черный юмор: Надо написать письмо в небе с помощью самолета, как делают рекламщики! Хорошая мысль.

Упрек: Как можно до такой степени не обращать внимания, что о тебе думают окружающие?

Самообвинение: А я-то почему всегда так волнуюсь, что подумают другие?

Самооправдание: Дело не во мне. Любой сгорел бы со стыда, если бы муж или жена вели себя подобным образом.

Самообвинение: Особенно я. В такие минуты мне хочется вырыть нору и спрятаться в нее, чтобы никто не увидел. Ненавижу себя за то, что так переживаю.

Самооправдание: С другой стороны, ничего не случилось бы, если бы Элис не выставляла себя такой дурой.

Самообвинение: Конечно, у меня и раньше была эта проблема, задолго до того, как мы стали встречаться.

Самооправдание: Но не до такой же степени. Теперь в десять раз хуже. И это ее вина.

Внутренняя борьба Элис разворачивается между желанием поставить Пола на место и благоразумием (она не хочет его провоцировать). Пол разрывается между самобичеванием и самооправданием; он сражается с сомнением в справедливости собственных претензий. Оба не могут вынести обвинений со стороны друг друга, потому что они только усиливают угрызения совести каждого.

На более раннем этапе отношений Элис и Пол провели бы остаток вечера в агрессивном молчании. Но с годами они обогатились знаниями – о себе, друг друге и о том, что происходит между ними, – благодаря которым у них, по крайней мере, появился шанс на разрешение ситуации. Пары часто привыкают воспроизводить непродуктивный стиль общения, но ничто не мешает им в ходе совместной жизни приобрести мудрость, которая позволит избежать этого. Подслушав мысли Элис и Пола, мы можем обнаружить это новое знание, мудрость, рождающуюся в ходе жизни вдвоем, которую я пометил знаком *.

Упрек: Элис со мной не разговаривает. Очень в ее духе – наказывать молчанием. Она ведет себя как ребенок.

Намерение: Я тоже помолчу. Ты заварила кашу, тебе и расхлебывать.

До сих пор нет и на намека на новое знание. Пол предается подобным мыслям с первого года их отношений. Но на втором году совместной жизни в его внутреннем диалоге появляется новая нота:

*Аргумент против этого намерения: Вот только это я заварил кашу. Она может молчать до конца времен, пока я буду сидеть здесь сам не свой.

Упрямство: Плевать. Не собираюсь заговаривать первым.

Это новое открытие – Пол осознает, что действует себе во вред, – не заставляет его изменить свое поведение; он по-прежнему отказывается разговаривать. Но на третьем году жизни с Элис еще один новый элемент вкрапляется в ход его рассуждений.

*Другой аргумент: А когда мы отправимся в кровать, она заснет, и мне останется только ночь напролет утешаться мороженым.

Решение: Ее высокомерие невыносимо. Ни за что не сделаю первый шаг.

Этот новый кусочек знания – Пол предвидит, что ночь будет испорчена, – все-таки не мотивирует его изменить тактику. Наконец в последний год появляется элемент, который меняет его поведение.

*Признание: Постой-ка, может быть, этот один из тех случаев, когда Элис видит вместо меня своего отца, который всегда говорил ей: «Я не буду разговаривать с тобой до тех пор, пока не извинишься».

То, что Элис иногда видит в муже отца, само по себе не ново. Она говорила ему об этой склонности много лет назад. Новизна в том, что теперь эта мысль переместилась с периферии сознания в самый его центр. Случайная информация пригодилась именно там, где ее не хватало.

Новый план действий: Я не хочу, чтобы она думала, будто я похож на ее отца, и мне надо показать ей это.

Вспомнив слова Элис о ее отце, Пол смог увидеть ранимость за высокомерием жены, и его чувство беспомощности и отчаяния рассеялось. Он понимает, что способен влиять на нее даже больше, чем хотел, и это заставляет его пересмотреть план действий. Теперь он хочет поговорить, чтобы доказать, что он не похож на ее отца.

Новая проблема: Но что я скажу? Я не собираюсь извиняться. Мне не за что просить прощения.

Намерение: Буду вести себя, как будто ничего не случилось, и надеяться, что она поступит так же.

Аргумент против: Рискованно. Она может воспользоваться преимуществом и спустить на меня всех собак.

Решение: Рискну. Я не собираюсь всю ночь бодрствовать, поглощая калории, пока она принимает меня за своего отца.

Собираясь с духом: Ну, была не была!