Единственное условие - Денис Луженский

— Чёрт, — с досадой бросил Шпагин. — А такого, что предварительно варить не нужно, у вас нет?

— Утром была вчерашняя каша, но я её съел. Там есть фасоль консервированная. Есть бананы, манго, пара яблок… Ах, да, ещё галеты в палатке. И сгущённое молоко.

— И так — все четыре года?

— Я не делаю культа из пищи… Знаете, чтобы вас утешить, признаюсь: вы немногое потеряете, не попробовав мою стряпню. Честно сказать, повар из меня никудышный.

— Остаётся надеяться, что как проводник вы компетентнее, — проворчал Шпагин, забираясь в палатку.

Прислонившись плечом к стволу пальмы, хозяин острова наблюдал, как гость копается в его припасах.

— Почему местные называют вас «док»? — спросил вдруг Георгий. — Вы разве доктор?

— Нет. Просто когда сюда ехал, здорово боялся, что на острове может прихватить какая-нибудь болячка. Обидно было дать дуба из-за пустяка и банальной невозможности с этим пустяком быстро добраться до больницы. Вот и набрал лекарств столько, сколько через таможню разрешили провезти. Здешнюю аптеку тоже осчастливил — уже до кучи. Вот рыбачки вроде Самира и решили, будто я врач. Потом разобрались, конечно, что к чему, но «доком» называют по-прежнему. Привыкли.

— Забавная история. А я почему-то думал, что вы соврёте.

— Зачем мне врать? — удивился Ян. — Не вижу смысла. Ночью мы расстанемся навсегда.

Пятясь по-рачьи, математик выбрался из палатки. В правой руке он держал банку фасоли. В левой — пакет с сухарями. Придирчиво покрутив жестянку перед глазами, Шпагин глянул поверх неё на Яна.

— Люди вообще делают много бессмысленных вещей. Ложь — далеко ещё не самая нелепая.

— Тогда ответьте откровенностью на откровенность. Как вы меня отыскали?

— Вычислил. Не верите? Напрасно. Когда полгода назад стало ясно, что человечеству приходят кранты, причастные к открытию люди вели себя по-разному. Одни в панику ударились, другие принялись расчёты перепроверять, начали искать средства к спасению мира и прочие глупости творить. А я… Один человек — это не весь мир, одного человека спасти проще. Убеждён, для одного человека выход есть всегда… Чёрт! Где у вас консервный нож?

— Вон там, возле катушки для спиннинга.

— Ага…

Сталь с жалобным скрипом врезалась в жесть. Математик вскрывал банку неловко — похоже, ему давненько не приходилось этого делать. Отгибая изувеченную ножом крышку, он оцарапал палец и снова помянул чёрта. Ян вздохнул.

— Давайте, помогу. Не то моим же примусом спалите мне палатку.

— А на кой она вам? — огрызнулся Шпагин. — Вещица-то сугубо материальная, небось с собой забрать не сможете.

— Я и не думал ничего забирать. Я никуда не собираюсь.

— Останетесь здесь?

— Останусь, да.

— Врёте, — заявил гость со спокойной уверенностью. — Вот сейчас точно врёте.

Ян ему не ответил, и над маленьким лагерем надолго повисло молчание. Шумел прибой, в кустах кричала какая-то пичуга, брякала о края банки пластмассовая ложка.

— Кто такой доктор Мосгер? Он тоже из вашего… как его… Чистилища?

— Мосберг, — Шпагин поморщился. — Да, имел неудовольствие работать с этим индюком. Он биолог и этот, как его… парапсихолог. Шарлатан, в общем. Всю последнюю неделю кричит на пресс-конференциях, будто Т-грипп смогут победить. Мол, «лучшие умы человечества единым фронтом… бла-бла-бла». Ещё у него есть забавная и нелепая теория про «эффект Спасителя»: дескать, в момент кризиса эгрегоры Земли непременно объединятся в единый всепланетный эгрегор и породят гения, который сможет найти решение проблемы. А может вообще сам господь бог вмешается — в последний момент спрыгнет с тучи и всех спасёт.

— Это тоже ваш Мосберг говорит? — удивился Ян. — Про бога?

— Это я говорю. По моим расчётам вероятность божественного вмешательства определённо имеет преимущество перед любыми другими благоприятными вероятностями. Бредни массачусетского шарлатана не стоят выеденного яйца.

— Но слушают его, а не вас.

Математик кольнул Яна неприязненным взглядом.

— Слушают, да. Люди всегда предпочитают правде беспочвенные надежды. Верят в чудеса больше, чем в себя.

— В надежде на чудо нет ничего дурного.

— А что в ней хорошего, скажите на милость? Вместо того, чтобы мобилизовать собственные силы, собрать в кулак волю и по-настоящему включить мозг, человек ждёт чудесного спасения. Надежда расслабляет. И ослабляет.

— И помогает выстоять, когда совсем тяжело.

— Костыли нужны только тем, кого собственные ноги не держат, — холодно сказал Шпагин. — А вы, уважаемый проводник, видать книг перечитали. Романтических.

Он отставил в сторону опустевшую жестянку, допил воду из кружки и поднялся.

— Ну, до вечера протяну.

— Далеко собрались?

— «Далеко» — это не про ваш клочок земли, — съязвил гость. — Пойду на берег, искупаюсь.

Ян решил в долгу не оставаться.

— Вы в курсе, что такое скорпена? Рыбка занятная — по виду от камня не отличишь, плавники у неё жутко колючие и ядовитые. Их в здешних водах, между прочим, немало обитает. Наступите случайно — и никакая дверь уже не понадобится.

— Ничего, я буду осторожен, — Шпагин усмехнулся… и вдруг спросил, секунду помедлив: — Мой двойник за дверью — он тоже математик?

— Какая вам, в сущности, разница?

— Ответьте.

Яну захотелось соврать. Очень захотелось. Но в затылок снова вонзился ржавый гвоздь и с языка само собой сорвалось:

— Не знаю. С большой вероятностью — нет.

Гость открыл было рот, поперхнулся на полуслове и несколько раз глухо, мучительно кашлянул. Потом всё-таки выдавил из себя:

— Так и думал.

И скрылся среди кротонов.

День, наполненный запахом океана и тропической жарой, всё тянулся и тянулся. Будто там, наверху, кто-то медлил возле солнечного рубильника, не решаясь выключить свет.

Ян починил маску, отмыл от пригоревшей каши котёл, потом залез в палатку и включил радио. Сидя на раскладушке, долго крутил ручку настройки. Десятка два станций перебрал… В основном передавали новости — тревожные, панические, сумбурные, полные то отчаяния, то безумной надежды. Сообщали про толпы людей, давящих друг друга в больничных очередях, про карантины в крупных городах, про массовую истерию и беспорядки. В одном из репортажей промелькнула фамилия Шпагин, но говорили по-немецки и Ян не понял толком, о чём шла речь. Трижды он натыкался на проповеди, в которых звучали цитаты из Библии, дважды слышал стихи из Корана. Между вдохновенными призывами к богам и пророкам гремела музыка и пьяные, укуренные вусмерть ди-джеи призывали аудиторию «жить последним днём». Мир лихорадочно метался в поисках выхода.