Зародыш - Николай Горнов

– Можешь взять все содержимое, – сразу соглашаюсь я. – Но портмоне не трогай. Оно дорого мне как память.

– Сколько здесь? – хмыкает Алик.

– Вчера были две купюры по двадцать евро. И карточка «Виза». На ней примерно пятьсот. Можешь взять всё. Я скажу код. Но больше ничем не могу помочь.

– Странно. – Алик удивленно поигрывает бровями. – У тебя. В портмоне. Живут. Бабки. Ты же страшно не любишь бабки, Жека. Даже в руки их стараешься не брать. Или я что-то пропустил? Что-то изменилось за то время, пока мы не виделись? Тебя же от бабок всегда трясло, как бешеного паралитика…

– От «деревянных» меня и сейчас трясет, – как бы неохотно признаюсь я.

– Ха! А от евро, значит, не трясет? – удивляется Алик.

– Тоже потряхивает. Но слабо. Вообще чем тверже валюта, тем слабее через нее проходит сигнал. Не знаю почему. Но это так. И рубль – еще не самый сильный проводник…

– А это мы сейчас проверим. – Алик по-хозяйски роется в моем портмоне, вытаскивает из него мятую двадцатку и припечатывает ее к столу. – Бери, Жека, не стесняйся. Здесь все свои.

Я со вздохом поднимаю со стола синюю купюру весом в восемьдесят одну сотую грамма. В кончиках пальцев чувствую только легкое покалывание. Алик, кажется, разочарован.

– Так-с, – говорит он. – Первый эксперимент следует признать неудачным. Попробуем теперь с нашими. Мария, давай тысячную. Нет, для начала – сотку.

Девушка снимает с подоконника свою сумочку, долго ищет в кошельке мелкую купюру и со смешком кладет ее на стол. Я напрягаюсь. Мне очень не нравятся рубли. Я не видел их уже два года. А была бы возможность, не видел бы и до конца жизни…

– Давай, Жека, не тяни.

Алик нетерпеливо подвигает сотенную ближе ко мне. Я осторожно притрагиваюсь пальцем к полузабытым очертаниям Большого театра, но поскольку площадь контакта небольшая, то боли почувствовать не успеваю. Так, легкий угол, словно острой иглой.

– Нет, ты деньги в руки возьми, в руки, – настаивает Алик.

Зажмурившись, я буквально на полсекунды накрываю купюру ладонью и сразу же с шипением отдергиваю руку подальше, но кисть все равно успевает занеметь.

– Как ощущения? – живо интересуется Алик.

– А ты не видел? – ворчу я.

– Вот, Маша, как людей от родных осин-то колбасит! – довольно хрюкает Алик над собственной шуткой. – А расскажи мне как другу, какие купюры в руки лучше вообще не брать?

Я коротко пожимаю плечами. Я и сам не все успел попробовать. Мне вполне хватило рупий. Когда я случайно за них схватился, почти месяц руку лечил. Такой сильный ожог был, что никакие припарки не помогали. Кожа почти до локтя слезла…

Девушка Маша демонстративно отворачивается к окну и вяло интересуется:

– И долго мы еще будем здесь развлекаться? Только время теряем…

Задумчивое выражение на лице Алика мгновенно исчезает, словно кто-то стирает его мокрой тряпкой. Теперь у него на лице одна лишь деловая озабоченность.

– Да, Жека, она права. Времени у нас мало. Искал я тебя долго, поиздержался, сам понимаешь, в дороге. Да и Али-Бабе задолжал за два месяца аренды…

– Понятно, – киваю я. – Сколько с меня за беспокойство?

– Не перебивай. Дело не в сумме, а в принципе. – Алик косится на подружку. – Нет, ну и сумма, конечно, имеет значение. В общем, с тебя сто тысяч евро. Это мои прямые затраты, как ты сам понимаешь. И еще моральный ущерб.

– Не многовато? – удивляюсь я. – Сто тысяч евро? Ты в своих поисках на Марс случайно не летал?

Маша хмыкает. Лицо Алика сразу идет красными пятнами. У него это с детства. Когда психует, то всегда краснеет.

– Вопросы здесь задаю я! – взвизгивает Алик. – Ты думаешь, мне в Колумбию мотаться хотелось? Или в Камбоджу?

– Да понял, понял, – примирительно говорю я. – Ты только ничего плохого не подумай, но ни в Колумбии, ни в Камбодже я никогда не был. И деньги, которые ты просишь, я в жизни не зарабатывал. Ты ничего не попутал, Алик? Это же я, твой старинный друг Евгений Титов, простой русский программер. Мне на последней работе платили двадцать пять тысяч евро в год. А четыре месяца назад вообще уволили…

Но Алик меня уже не слушает. Ему кружат голову близость сладкого и теплого тела его подружки Маши и ощущение близкой победы разума над здравым смыслом. Он важен и самоуверен. Он набирает воздуха и небрежно произносит:

– Вот только не надо мне этих твоих ля-ля, Евгений. Я понимаю, что таких бабок в данный момент у тебя нет. Но зато ты знаешь места, где они есть. Ты же у нас гений по части финансовых потоков. Вот и покажи нам место, где эти потоки самые жирные. Там мы и встанем…

– И что потом? – интересуюсь я.

– А потом мы наберем много-много бабосов и быстро-быстро с ними побежим. Грубо говоря, дадим деру!

Алик доволен. Он сегодня буквально фонтанирует тупым юмором.

– Но и это еще не все, Жека. Когда мы возьмем все, что ты мне задолжал, то пойдем искать то волшебное место, где должен вылупиться этот твой Зародыш.

– А-а, ну теперь мне все понятно, – киваю я.

И сразу замолкаю, чтобы потянуть время. Потому что на самом деле мне ничего не понятно. То есть желания Алика – они понятны, поскольку естественны и просты, как у любого одноклеточного организма, которому необходимо питаться и размножаться. Но я не верю, что мысль найти меня и взять в заложники родилась в одноклеточном мозгу Алика сама собой. Не верится и в то, что катализатором такого желания могла стать его одноклеточная подруга Маша…

– Почему молчим? – ехидно интересуется Алик.

– Потому что говорить нам не о чем, – со вздохом произношу я. – С тех пор как мы все слегка разругались – не хочу напоминать причину ссоры, поскольку она тебе может быть неприятна, – темой Зародыша я не занимался. Я вообще думаю, что мы тогда сильно ошиблись. И даже если Зародыш действительно существует, то найти его программными средствами не представляется возможным. Здесь, видимо, нужен какой-то другой метод. Я думаю…

– А ты не думай, – развязно перебивает меня Алик. – Ты нисколько не изменился, Жека. Все время нудишь и нудишь по каждому пустяку. Что, опять собрался меня лечить своим абстрактным гуманизмом? Мы потому и разбежались, что ты все время пытался всех лечить. Но теперь-то я тебя слушать не стану. Я буду действовать. Тем методом, который сам считаю правильным. Ферштейн?

Стайка потомков гордых сельджуков, расположившаяся прямо под козырьком подъезда, дружно поворачивается к нам десятком голов и пристально наблюдает, как мы рассаживаемся в рассыпающийся от старости «мерседес».

– Вот же черти! – возмущается Алик, нервно вжимаясь в водительское кресло. – Весь город заполонили. Куда ни зайди – одни турки!

– Не весь, – рассеянно поправляю я. – По официальной статистике, их чуть больше двухсот тысяч…

– Куда двинем? – Алик уже опять улыбается. Видимо, в мечтах он уже давно обходит вместе с Машей шикарные магазины, сосредоточенные вокруг бульвара Кудамм, и готовится осваивать самые продвинутые бутики на Потсдамерплац и Фридрихштрассе.

– Езжай прямо, а потом вперед. Интересно, где ты таким корытом разжился? Попал на распродажу имущества Тевтонского ордена?

– В Магдебурге купил у какого-то старого фрица, – ворчит Алик. – Прикинь, сначала он за эту телегу три штуки евро просил… Ладно, чего это мы опять о грустном. Пора нам, друзья, наслаждаться жизнью. Сегодня же свезу этого «мерина» на свалку. Или нет, лучше задвину его Али-Бабе в счет аренды. – Алик хихикает. – Слышь, Жека, набрось за разъездной характер работ еще пятьдесят штук. А что? Вполне справедливо будет. А я и тебя на новой машинке покатаю. Как думаешь?

– Думаю, мы справимся, – киваю я. – Только ты на дорогу смотри, а то задавишь торговца кебабами…

Маша взвизгивает. Алик в последнюю секунду успевает выкрутить руль влево, растерянный торговец отпрыгивает, бросает свою громоздкую тележку и еще долго с испугом смотрит нам вслед.

– Твою мать! – возмущается Алик. – Понаехали тут!

Следующие полчаса мы молчим. И мне это нравится. Когда Алик приближается к очередному перекрестку, я на некоторое время задумчиво закрываю глаза, как бы вглядываясь во что-то, видимое только мне, а потом с важным видом показываю рукой следующее направление. На самом деле мы движемся абсолютно произвольно. Просто я жду, когда они намотаются по городу и устанут, а за это время я надеюсь придумать что-то стоящее. Но для этого мне нужно как минимум расслабиться и стать таким легким, чтобы я смог взлететь над крышами Берлина и хорошенько осмотреться…

Проскочив далеко на северо-запад, к Тегельскому озеру, мы делаем крюк по западным районам, заправляемся, перекусываем разогретыми бутербродами в «Бургер-Кинг» и опять поворачиваем на восток. Вообще-то Берлин я знаю отвратительно. Только редкие его куски. Там, где жил и работал. Когда я изредка перемещался по Берлину, то пользовался исключительно метрополитеном. Но сейчас я вижу, что по берлинским улицам передвигаться совсем несложно. И даже приятно…