Забери мои страхи (СИ) - Цабур Кристина Михайловна Kristina

– Девять, – отвечаю я тут же, и доктор Крамкай бросает свой взгляд на мою анкету. Она лежит на столе, прямо перед ней. Перед сеансом она попросила ее заполнить.

– Вы несовершеннолетняя, – произносит она и смотрит на меня.

– Да, мне семнадцать, – отвечаю я, не понимая, к чему она это спрашивает. В анкете я указала свой возраст, и она хорошо это видела. – Через три месяца мне исполнится восемнадцать.

Я напрягаюсь и начинаю нервничать. Чувствую, будто в легких что – то сжимается.

– Вы говорили, что Уоррен, то есть ваш отец, принял предложение о переводе в другой отдел.

Я выдыхаю, когда тема о моем несовершеннолетии закрывается.

– Тогда он принял предложение о хорошей должности в Хьюстоне. Он офицер полиции… точнее уже бывший офицер.

– И вы переехали?

Я смотрю на доктора, прищурив глаза.

– Да, мы переехали в Хьюстон. Отец устроился на новую должность, а я стала учиться в новой школе. Тогда мне казалось, что он излечился. Я думала, что работа помогла ему забыть о нашем с ним горе.

– Почему тогда?

Нет, ей не понять…

Я больно прикусила губу, чтобы не пустить слезу.

– Беатрис…

У меня напрягается челюсть, я пытаюсь сдерживать себя изо всех сил. Качаю головой, отказываясь в подробностях рассказывать о своей жизни за последние восемь лет.

Доктор выгибает бровь, давая понять, что мне будто нечего бояться и мне стоит ей обо всем рассказать, но я просто не могу.

Хватаюсь за кулон, висевший на моей шее, как за спасательный круг. Когда я нервничаю, то всегда его трогаю, будто это как – то может изменить ход событий в этот момент. На самом деле он не помогает, но хотя бы просто немного отвлекает.

– Что для вас значит эта подвеска?

Я машинально опускаю руку, будто меня током ударило.

Сердце снова застучало, разрывая все внутри меня.

– Дышите глубже. Беатрис, успокойтесь, – она протянула свою руку, поглаживая мое запястье.

Какого черта она делает?

Я опускаю взгляд на ее запястье, накрывающую мою руку.

Зачем эта женщина трогает меня?

Выдергиваю руку, давая ей понять, чтобы она не позволяла себе подобное.

– Больше не делайте так, – процедила я сквозь зубы.

– Я лишь хочу вам помочь, – успокаивающе произносит она.

Доктор Крамкай снова приняла серьезную позу, уставившись на меня.

– И почему для вас этот кулон так важен?

– Мы с Алексом были почти неразлучны, до того момента, пока Уоррен не решил переехать.

Доктор кивнула и снова начала что – то записывать в своем блокноте.

– Кто он вам?

– Был другом, – ответила я, снова схватив кулон в ладонь. – Не могу сказать сейчас о том же. Мы не виделись восемь лет…

– Вам было тяжело с ним расставаться?

Я замолчала, не зная, что ответить. Но воспоминания разрывали мою душу на части.

Отец с силой заталкивает меня в автомобиль, а Алекс пытается его остановить, отталкивая от меня.

– Папа, прошу, – кричу я, захлебываясь в слезах.

– Нет, вы ее не увезете! – кричит Алекс.

Отец хватает меня, и наши руки с Алексом разрываются.

– Папа, ты не можешь так поступить со мной!

– Все решено Беатрис. Мы же обсуждали это, – прокричал он грубым голосом, закрывая за мной дверь автомобиля.

– Ненавижу тебя! – кричу я, вытирая слезы с лица.

– Не смей со мной так разговаривать! – отец садится в машину и поворачивает ключ в зажигании. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Алекса. Я до сих пор не верю, что покидаю Бостон навсегда. Автомобиль трогается с места, и Алекс бежит за нами, а вслед за ним выбегают на дорогу его родители. Алекс все дальше и дальше от меня. Кажется, теперь я поняла, что больше не увижу его никогда.

– Я не прощу тебе этого, – кричу я на отца и опускаю свой взгляд на свою ладонь. – Никогда!

В руке я держала круглую подвеску, внутри которой было изображено дерево. Алекс успел мне ее передать до того, как наши руки расцепились.

– Беатрис… Трис?

Я посмотрела на доктора опустошенным взглядом. Тогда мне было девять. Я убеждала себя, что ничего не понимаю, но нет, на самом деле я понимала все.

– Если вам тяжело, мы можем отложить наш разговор до следующего приема.

– Мы были очень близки…– выдавила я, прогоняя прочь воспоминания из головы.

– Большую дружбу тяжело разорвать. Я понимаю, что вы хотите донести до меня. Но скажите, Беатрис, отец увез вас в Хьюстон, как давно вы вернулись в Бостон?

Я прикусила губу:

– Честно говоря, вчера утром.

– Почему вы с отцом приехали сюда снова?

Я закусила губу.

Конечно, я не могла ей сказать правду. Не могла сказать, что отца я не видела последние четырнадцать месяцев и без понятия как он живет.

– У него командировка по работе и я напросилась в эту поездку вместе с ним.

Смотрю на недоумевающее лицо врача, затем опускаю голову.

– Вы пережили здесь самые худшие моменты в жизни. Зачем вам это?

Если бы она только могла догадаться, что самое худшее меня ждало в Хьюстоне. Я просто еще не знала об этом.

– Я хотела увидеть это место снова. Ведь столько времени прошло, – я пытаюсь улыбнуться, чтобы казаться более правдоподобной. – Когда я была маленькой, отец будто оторвал меня от дома. Сейчас я будто ощущаю, что я не довела все до конца. Понимаете?

– Не совсем. Вы же были ребенком. В таком возрасте детям легко внушить вину.

Я посмотрела на нее. Доктор Крамкай принялась снова что – то записывать.

– Вы собираетесь встретиться с Алексом?

Я покачала головой.

– Нет. Конечно, нет. После нашего переезда Уоррен сделал все, чтобы мы исчезли.

– Вы чувствуете себя виноватой?

– Да. Все эти годы я старалась оставить прошлое позади. Забыть обо всем, что здесь было, но теперь, когда я снова в Бостоне, это кажется невозможным.

Доктор Крамкай отложила записную книжку, внимательно глядя на меня.

– Что ж, не хочу вас расстраивать Беатрис, но нас с вами ждет большая работа. После смерти вашей мамы вам был необходим детский психолог. Но работа с ним, я так понимаю, не была проведена?

Я отрицательно помотала головой.

– Так же большой травмой для вас стала разлука с лучшим другом. Сегодня я только узнала вас и малую часть из вашей жизни. В детстве вам приходилось сдерживать эмоции, могу предположить, что вы пережили. Но вам нужно было выплеснуть все. Обычно такие дети проявляют себя с творческой стороны. Могут заниматься каким – нибудь направлением в спорте или может…

– Я рисую, – вырывается у меня.

– Хорошо. Что вы рисуете?

– Это картины… большие картины. В основном лица людей, но это не просто портрет. Вся картина раскрашена разными красками и в итоге на полотне можно увидеть лицо человека.

– С помощью красок вы выплескиваете свои чувства и это хорошо, правда. По крайне мере потому, что вам это необходимо. Невозможно держать все в себе. Но, Беатрис, поймите, что следующий сеанс мы не сможем с вами просто говорить. Мы, к сожалению, ходим по поверхности вашей проблемы. Вам нужно научиться принимать свое прошлое и уметь о нем говорить.

– Вы ничего не знаете обо мне, – промолвила я сразу же.

– Да, это так. Но я хочу попытаться вам помочь, и если вы сами не захотите этого, то у нас, к сожалению, ничего не получится. Вы в чем – то себя вините, и я пока не могу понять, в чем именно. Скажите, вы были уже на могиле своей мамы?

Я судорожно глотнула.

– Нет.

– В первую очередь я бы посоветовала вам сходить туда.

– Нет…, – снова повторяю я.

– Что вас так пугает?

Я отвела от нее свой взгляд.

– Я еще не готова.

– Восемь лет Беатрис. Вы не видели могилу своей мамы восемь лет и разве сейчас вы не хотите ее навестить? Я советую вам не как психолог, а как поступила бы я на вашем месте.

Я молчу, потому что этого я боялась больше всего на свете. Если раньше я жила с мыслями, что ее нет, то сейчас я должна навестить ее, как бы сильно мне не было больно.