Выбор смерти - Пол Андерсон

Казалось, к ним спустилась гора и удивляется обретенной земле.

Фрэзер осмотрелся в бессознательном желании увидеть что-нибудь знакомое. К западу простирался залив Америки, исчезая за горизонтом и где-то там, сливаясь с Морем Навигаторов. В этой же стороне, низко над кратером Навахо, висело солнце, окруженное крыльями зодиакального света. Его угловой диаметр уменьшился до одной пятой обычного, но яркий свет не позволял смотреть прямо на сверкающий диск. К востоку лежала лавовая равнина, пустая и темная на всей протяженности, кроме светящейся полосы монорельсовой дороги, ведущей к ледовым рудникам; но за ней виднелись величайшие вершины Джона Гленна. На север вздымалась зазубренная стена Гуннисона, чьи склоны отражали солнечный свет. Над ними, над всем этим изогнулась космическая ночь. Созвездий виднелось немного. Хотя Ганимед получает лишь около четырех процентов света, падающего на Землю, человеческий глаз смог к этому адаптироваться, и местность уже не кажется столь сумрачной. Днем зрачок сужается настолько, что пропускает свет лишь ярчайших звезд. Но Юпитер, конечно, был виден ясно, огромный и облачно-яркий в своей полу-сфере, чуть к югу от зенита.

— В ата-а-ку! — крикнул он, отскакивая длинными, низкими прыжками, характерными для малой силы тяготения. Втайне он гордился легкостью своих движений в столь зрелом возрасте. Не го, чтобы он находил удовольствие в регулярной гимнастике. Перед каждой тягостной тренировкой ему приходилось глотать пилюлю эйфориака. Однако выбор у вас невелик, если вы хотите сохранить здоровье в поле тяготения, составляющем едва 10 процентов от земного.

Проходя мимо корабля, Фрэзер заметил кольцо из вооруженной охраны в доспехах.

«О, дьявольщина», — подумал он, — «может у них просто слишком осторожный капитан». Пытаясь стряхнуть озабоченность, Фрэзер взглянул за их спины, вниз, на западный край поля. «Олимпия» все еще была там. Ее большой неуклюжий силуэт внушал спокойствие и надежду.

Тем не менее… Его взгляд переместился на планету, висящую в небе.

— Пока меня не было, получали вы что-нибудь с Юпитера? — спросил он.

— Да, — ответила Лоррейн. — Пат Махоуни сказал, что твой друг, князь или кто он там есть, вызывал тебя примерно пятьдесят часов назад и срочно хотел с тобой поговорить. Кто-то из чужих передал это Пату, и никто не знает — почему.

Она говорила с отсутствующим взглядом, не отрывая взгляда от окружавших ее ружей. Фрэзер выругался.

— Это может означать большую заваруху. Лучше мне связаться с ним прямо сейчас. — Его кулаки сжались. — И все же, что я могу?

Пройдя поле, они пересекли наискосок портал защитной стены и оказались напротив Авроры. Кроме нескольких специализированных сооружений снаружи, город состоял из четырех отдельных длинных секций высотой в 8 этажей. Они образовывали четырехугольник, внутри которого главная радиомачта вздымала вверх свой вычурный скелет с сигнальными огнями вместо таз. Строительным материалом служил местный камень, облицованный белым изоляционным пластиком. Здесь не было смысла закапываться в грунт, как на Пуне. Солнечная активность проходила слишком далеко и не представляла опасности, а если вы принимали антион по расписанию, то и космические лучи ничем не могли вам повредить. Метеориты несли теоретическую угрозу, но крупных не падало по соседству уже лет тридцать, с тех пор, как началась колонизация. Если один из них и попадал в купол, то система изолированных отсеков делала потерю воздуха минимальной. Небольшой риск вполне оправдывался экономией энергии. Тепло уходило в вакуум в гораздо меньшем количестве, чем мог бы забрать каменный грунт Ганимеда при температуре 200 градусов по Фаренгейту.

— Когда-нибудь мы разогреем этот камень ядерной энергией, раздробим его на частицы почвы, укроем атмосферой, и сделаем весь этот мир зеленым.

— Ироническая часть Фрэзера считала, что это не следует делать из исключительно идеалистических побуждений. В системе Ио было еще столько неизвестного, что существовала необходимость в постоянной научно-исследовательской базе. Это предполагало крупный завод по жизнеобеспечению, что, в свою очередь, требовало увеличения штата техников и ученых, которые, конечно, ни за что не осели бы здесь без своих семей. Так разрасталась колония. Большую часть своего рациона каждый выращивал на гидропонике, а также добывал и плавил для себя металл, потому что корабли снабжения не могли прилетать часто. И каждое последующее обретение экономической независимости означало значительную экономию на стоимости перевозок. Отсюда логически вытекала конечная цель: сделать Ганимед второй Землей.

И все же мотивы были не суть важны. Практическая политика последнего поколения была мертва — мертвее не бывает. Имела значение сама планета и то, что на ней остается: голубое небо, сверкающие озера, леса, шумящие на ветру при свете Юпитера. Иногда Фрэзеру снился океан его детства, им он просыпался на мокрой подушке.

Он стряхнул с себя наваждение:

— Хватит грезить, ты, мечтатель.

— Что? — не поняла Лоррейн.

Он понял, что говорил с собой вслух и покраснел.

— Ничего. Хотя это следует обдумать… возможна ловушка… Проклятие! Если люди Теора проиграли, это значит, что работа двадцати лет — псу под хвост.

Какое-то время она смотрела на него, пока они не подошли к входному люку.

— Не пытайся меня обмануть, — спокойно сказала она. — Я наблюдала, как ты забегал взад-вперед, услышав плохие новости. Эти иовиане значат для тебя больше, чем любой научный проект.

Он удивленно и пристыжено выдержал ее взгляд. Лоррейн была высокой блондинкой с чертами лица слишком резкими, чтобы казаться хорошенькой, но фигура ее могла приковать взгляд любого мужчины. Фрэзер находил ее приятным человеком и хорошим специалистом. Даже ее политические взгляды устраивали его, потому что она владела редким качеством не путать расхождение во мнениях с предательством. Было у нее и чувство юмора: она не возражала против сверхурочной работы и… до тех пор, пока революция не разделила людей по признаку лояльности, она гораздо больше сердца вкладывала в общественную деятельность для города, чем Фрэзер, с его книжным педантизмом. Но это было практически все, что он знал о ней до сегодняшнего дня.

— И я так думаю, — промямлил он и повернул колесо, чтобы открыть наружную дверь. — А об этом корабле не тревожься, все будет хорошо. Не могла бы ты сложить мои пожитки и шепнуть моей жене, что я немного поговорю по Ио-связи? Я должен позвонить Теору. Одному Богу известно, что там стряслось.