Увлечь за 100 слов. С чего начинается бестселлер? - Луиза Уиллдер

мы читаем навязчивую рекламу? Бывают ли сексистские блербы? Каким образом копирайтинг связан с языком, культурой, сценариями, волшебными сказками, объявлениями и – да, даже с мюзиклами?

Это рассказ о внешнем образе книг. Все, что вы хотели знать о блербах и игре словами, плюс всякие анекдоты об эксцентричном, полном слухов и сплетен, блестящем и творческом издательском мире, который был моим домом более двух десятков лет. После стольких лет работы с блербами я думала, что никогда не сумею написать текст длиннее 100 слов, но оказалось, что играть с большим количеством слов даже приятнее, чем с несколькими. Надеюсь, вам это тоже понравится.

Часть 1

Обложка

Первое впечатление

«Один в Берлине»

Магия названия, меняющая жизнь

Вы когда-нибудь слышали о романе, который называется «Любовник, немалых высот достигнувший»? В этих словах слышится похвальба поистине олимпийских амбиций. А еще этот роман носил патриотичное название «Под Красным, Белым и Синим». Также это произведение автор думал было назвать «Трималхион в Уэст-Эгге» – понятно немногим, но зато уже имеется намек на разгадку.

Все эти «отвергнутые возлюбленные» – альтернативные названия одного из романов Фрэнсиса Скотта Фицджеральда, которые отверг его редактор, после чего Фицджеральд решил назвать роман просто «Великий Гэтсби»[22]. И слава богу, что он это сделал, хотя даже после выхода романа жаловался в письмах своему редактору Максу Перкинсу: «И все-таки я считаю, что “Трималхион” было бы лучше»[23]. Но смог бы роман занять почетное место в сегодняшней литературе, если б не это его весьма ироничное название? На одном уровне оно срабатывает, потому что играет с идеей Великого Американского Романа и с представлениями страны о самой себе: как говорит Гэри Декстер[24] в «Почему не “Уловка-21?”», «мечты о величии, богатстве и успехе, составляющие национальную мифологию, были жестоко развенчаны… Фицджеральд объявил охоту на Америку». Но на другом, основополагающем уровне оно просто правильное.

А с чего еще начинать книгу о воздействии литературы, как не с названий – со слов на обложке, которые прежде всего привлекают внимание читателя? Если блербы на задней обложке рассказывают какую-то историю, то название сразу же, мгновенно, «магически, – как говорил Рэймонд Чендлер, – оставляет свой отпечаток в памяти». Название – это вопрос, а весь остальной текст книги – ответ на вопрос. Подобно всем остальным компонентам обложки, название – одно из составляющих гармоничного целого, призванного убедить нас в необходимости этой книги в вашей жизни.

Названия, которые были отбракованы, позволяют нам взглянуть на параллельную литературную вселенную, в которой известные ныне всем произведения могли бы кануть в небытие, не оставив того самого волшебного отпечатка. Таких примеров великое множество. Уильям Теккерей намеревался назвать свою сагу о Бекки Шарп сначала «Эскизы из жизни английского общества», затем «Роман без героя», пока, как он это описывал, «среди ночи, совершенно неожиданно», ему не вспомнились слова «Ярмарка тщеславия» из «Путешествия пилигрима» Джона Баньяна[25]. Подобно Архимеду, он вскочил и принялся бегать по комнате с воплями: «Ярмарка тщеславия, ярмарка тщеславия, ярмарка тщеславия!» (Записей о том, был ли он при этом обнажен, как его древнегреческий предшественник, не сохранилось.)

В 1796 году Джейн Остин начала работать над романом «Первые впечатления» и только потом дала ему блистательное название, под которым мы все его знаем и любим – «Гордость и предубеждение». «Дракула» был «Не-мертвецами». «Повелитель мух» – «Внутренними чужаками». «Мунрейкер» («Лунный странник») носил невыразительное название «Понедельники – это ад». Рабочее название романа «1984» – «Последний человек в Европе», и Джордж Оруэлл вместе с издателем Фредриком Уорбургом до последнего колебались, какое именно оставить. Эти отвергнутые варианты… Как бы сказать поточнее… Не настолько хороши, не правда ли? Да вот недавний пример: роман Иэна Макьюэна «Искупление» – Atonement – назывался до самого выхода An Atonement, однако друг-писатель убедил Макьюэна убрать неопределенный артикль, «а то произносить язык сломаешь».

А что можно сказать по поводу названия «Каждый умирает в одиночку»? Отрезвляющее соображение, что буквально, что в философском смысле. Это также оригинальное название романа немецкого писателя, который был совершенно забыт за пределами своей родины, пока в 2010 году не был переведен на английский под новым названием «Один в Берлине». Эта запутанная, мрачная история о супружеской паре, простых людях, совершивших с виду совершенно не героический акт сопротивления в нацистской Германии, неожиданно стала настоящей мировой сенсацией: только в Великобритании было продано более трехсот тысяч экземпляров. Невероятный тираж для большинства романов, написанных по-английски, а уж о переводных и говорить не приходится[26].

Почему так получилось? Конечно, ключ к разгадке – в словосочетании «нацистская Германия». Но это также реалистичный до жестокости роман о погоне за жертвой, который держит до самого конца, действие его к тому же происходит в городе, охваченном террором. В основе – потрясающая история реально существовавшей немецкой супружеской пары, которая раскладывала по всему Берлину антинацистские открытки, пока их не схватили гестаповцы. Автор – Рудольф Дитцен[27] – тоже фигура трагическая: всю жизнь он боролся с алкоголизмом и наркоманией, написал свой роман за двадцать четыре дня после того, как окончилась война, и несколько месяцев спустя умер. Дизайн обложки этого издания принадлежит известному художнику Джону Грею, а на задней обложке опубликованы хвалебные отзывы таких известных писателей, как Примо Леви и Алан Ферст. И все же для того, чтобы книга стала бестселлером, этого недостаточно.

И хотя это правда, что, как говорил голливудский сценарист Уильям Голдман, первое правило в том, что «по сути никто ничего толком не знает», я убеждена, что по большей части своим успехом роман «Один в Берлине» обязан изменением названия.

Название «Каждый умирает в одиночку» (буквальный перевод с немецкого был бы «Каждый умирает сам за себя»), безусловно, интригует, но создает мрачное и гнетущее настроение. «Один в Берлине» вызывает в воображении нечто совершенно иное. Оно спокойнее, не такое загруженное словами, предполагает повествование, а не сразу предрекает финал. Оно передает ощущение места – такого места, которое у большинства читателей ассоциируется с опасностью и интригами. Оно более специфичное, имеющее определенные корни, но оно также и более универсальное – любой из нас (а не только мужчины) может оказаться в этом городе в одиночестве. Если «Каждый умирает в одиночку» звучит как печальная мелодия из саундтрека к артхаусному кино, «Один в Берлине» звучит как зловещая музыкальная заставка к триллеру. В таком названии есть обещание, а именно в этом и состоит задача хорошего названия.

Как говорит британский редактор книги Адам Фрейденхайм – именно он принимал решение о названии, – оно стало результатом удачного заимствования:

Включение в название слова «Берлин» показалось хорошей идеей: оно сразу