Как пал Дийнавир - Майра

Но почему в этот раз так трудно дышать?

Глава II

С утра подготовка к пиру была более сдержанной, чем накануне. Слуги двигались чинно и непривычно тихо, сознавая значимость этого дня, который одновременно вмещал в себя и праздник, и длительную пытку ожидания.

Дожди, как по команде, кончились, тучи отступили. Весь день, который здесь принято было называть Днем Присутствия, небо оставалось прозрачным и солнечным, и лучи играли в начищенных до блеска приборах в ритуальном зале, и чем дольше длилась их игра, тем гуще наливалось серебро закатной кровью. Время тянулось очень медленно. Сразу после полудня многие обитатели дома слышали шум, похожий на отдаленный, глухой топот копыт, и над Дийнавиром пронеслась большая тень, заслонив на мгновение солнце. Все выглядело так, как будто призрачное войско проскакало по небу в сторону Алвессинского хребта. Ждали, что оно вскоре вернется, привлеченное запахом курений и пищи, но опустилась ночь, а широкие скамьи вдоль стола и резное кресло во главе были по-прежнему пусты. Чем больше сгущалась снаружи темнота, тем теснее становилось в ритуальном чертоге, потому что даже те, кому не обязательно было присутствовать, кто из благоговейного страха обычно пережидал пир снаружи, теперь собрались здесь, еще усугубляя своим встревоженным видом тягостное предчувствие беды.

Ожидание длилось долго, и когда сутки миновали и над крепостью вновь загудела колоколом полночь, стало ясно, что на дом обрушилось несчастье. Каман Брас, его вельможи и ратники не пришли на ежегодный пир в Дийнавир – впервые за двести с лишним лет.

Слушая тающий в отдалении голос колокола, обитатели Дома на Перевале замерли, в растерянности оглядываясь друг на друга, еще не веря случившемуся, а потом все взгляды скрестились на двух фигурах – высоком и кряжистом хозяине Дийнавира в просторном кресле, и худощавом молодом волшебнике, молча стоявшем позади него.

Треллен Дийнастин поднялся со своего места, и видно было, что это стоит ему усилий, что он сам еще не до конца верит в то, что произошло.

– Все начала нитей – в руках богов, – негромко сказал он, обводя взглядом накрытый стол, ломившийся от нетронутых яств и непочатых кувшинов с вином. – И все концы нитей – в руках богов. Вы знаете пророчество так же хорошо, как и я. Но только небожителям известно, что они имели в виду, когда делали то, что сделали. А наше дело – молиться и сохранять мужество.

Владен согласно наклонил голову, подумав: "Лучше и не скажешь". Слуги по знаку своего старшего господина принялись убирать со стола, а потом все разошлись, унося в сердце тяжесть, а в душе – тревогу.

Напоследок волшебник еще раз прошелся по огромной пустынной комнате. Факелы догорали, и тени ползли из углов, поглощая очертания предметов, выпивая последние лужицы светлых бликов. Он не нашел видимых признаков чужого присутствия, но, раскинув вокруг невидимую чувствительную сеть, на дальней, едва ощутимой ее границе вдруг уловил слабый отголосок чьего-то волевого усилия. Это казалось невозможным, но чужая магия все же коснулась Дийнавира. Могло ли быть простым совпадением то, что это случилось в такой день? Владен горько усмехнулся и покачал головой. Ему пока не удалось установить источник воздействия, но он почти не сомневался в правильности своих догадок. Аар, некогда отделенный от Гарселина Семиречьем, теперь лежал у подножия гор, словно море, вышедшее из берегов. Рано или поздно его властелин должен был двинуться дальше, потому что магия Ночи учила, что все желания должны удовлетворяться, а то, что они стремительно множатся и неудержимо растут, ее приверженцы быстро постигали на собственном опыте.

Спустя три дня дозорные принесли весть о мадорингах. В другое время это не встревожило бы обитателей крепости так сильно, как сейчас. Мадоринги были кочевым народом, их небольшие конные отряды, разведчики Аара, возникали перед противником стремительно и быстро исчезали. С тех пор, как Аарет окончательно покорил Семиречье, их уже не раз видели неподалеку от Дийнавира. Бывало, вслед за ними приходило более сильное войско, но чаще всего не приходил никто. Пока воины Камана Браса являлись в Дом на Перевале на ежегодный пир, эти привычные вылазки врагов настораживали, но не внушали такого суеверного трепета, как сейчас, когда в воздухе, подобно тяжелым болотным испарениям, стояли недоумение и подавленность. По гарнизону бродили сумрачные разговоры. Всем чудилось, что это не простое совпадение, что враги таинственным образом прознали о том, что благословение богов больше не охраняет Дийнавир…

На этот раз мадоринги не исчезли, а встали лагерем в виду крепости, чуть ниже перевала. Утром, когда внизу плавал сырой белесый туман, их походные шатры напоминали насекомых, тонущих в озере молока. Враги не приближались и не уходили, и было что-то издевательски насмешливое в том, как деловито сновали по лагерю проворные фигурки воинов, занимавшихся обыденными делами, как будто вблизи не было мощной пограничной крепости с ее боевым гарнизоном.

В Дийнавире одних это злило, других же еще больше повергало в уныние. За непонятным бесстрашием мадорингов как будто крылся мистический смысл, словно каждым своим действием они участвовали в таинственном и зловещем обряде. Чего они могут ждать, как не подхода других, более крупных и лучше вооруженных отрядов, говорили одни подручные Треллена Дийнастина. Но зачем это странное представление, если врагам выгоднее воспользоваться внезапностью нападения, возражали другие. Волшебник молчал, размышляя.

Он не мог с горечью не признать, что вторжение чужой магии было на редкость изощренным. Ничто так не тешит слуг Ночи, как сокрушение чужих святынь и надломленная воля соперника. Может быть, ради возможности творить такое многие и посвящают себя чудовищному темному божеству… Владен пока не видел способа поправить положение: искусство сумеречных магов не дозволяло ему повелевать призраками вроде Камана Браса, да в Дийнавире и не потерпели бы подобного кощунства. Вынужденное бессилие мучило его тем больнее, чем лучше он понимал, что в дальнейшем все будет только хуже. Волшебник провел время до заката в раздумьях и наблюдениях, но это не помогло. Ночью, оставшись один в своей башне, он вызвал сатту Куллинена.

Сатту появился перед ним почти сразу: лучащееся невидимой мощью естество Дома на Перевале щедро питало заклинания теплой пульсирующей силой. В призрачной, переливающейся перламутром фигуре действительно было что-то от Куллинена, так что Владен вдруг осознал, как сильно тоскует по своему учителю. Но все же это был только воплощенный разум, вернее, один из множества возможных слепков с него, и ни лица, ни души, ни телесного тепла существо не имело. Настоящий, живой Куллинен, который находился сейчас на другом краю Гарселина, наверняка почувствовал, что его ученику понадобился совет, но не мог знать, какой и почему.