Ноль эмоций (СИ) - Осянина Екатерина

Я доела свой гамбургер и отхлебнула последний глоток пива из его банки.

— А где мы с тобой познакомились?

— Здесь.

— Как же мы очутились вместе в той больнице?

— Долгая история, — ответил он, вытирая рот салфеткой.

— А мы спешим?

— Да.

— Куда?

— Сам еще не знаю.

Глава 2

сейчас мы вам покажем пятна

скажите что нибудь о них

простите я не аналитик

я псих

Он привел меня в психушку.

Вообще-то это, наверное, была какая-то хорошая клиника, может быть, частная, не исключено, что элитная. Во всяком случае так я решила, когда оглядела внутреннюю отделку тех помещений, по которым мы добрались до приемной главного врача. Теперь я сидела на мягком стуле, пока Константин договаривался о чем-то с хозяином кабинета, вертела головой, постукивала коленками друг о дружку и пыталась подслушать, о чем там они говорят за закрытой дверью. Обо мне, ясен пень. Просто интересно, что именно. Но разобрать не удавалось ни слова, только сплошное «Бу-бу-бу».

Потом дверь открылась, они оба вышли и подошли ко мне.

Константин, держа руки в карманах джинсов, хмуро смотрел на меня и молчал. Главный врач, нестарый еще, сухощавый лысеющий дядечка, приветливо мне улыбнулся:

— Ну, Евгения, поживете пока у нас, я вам обещаю, что здесь вам даже понравится. Вы ведь будете себя хорошо вести? Костя сказал, что вы милая и послушная девочка.

Я взглянула на Костю, сильно сомневаясь, что он говорил обо мне именно в таких выражениях, но кивнула доктору, чтобы он именно так обо мне и думал.

— Я буду тебя навещать, — мрачно пообещал Костя, чмокнул меня в лоб, кивнул доктору на прощанье и удалился, не вынимая рук из карманов своих штанов.

В клинике мне понравилось. Это было тихое и уютное местечко. Можно даже сказать, спокойное. Пациенты здесь буйствовали редко. А может, просто звукоизоляция была хорошая.

Я была милой и послушной девочкой. Приветливо здоровалась с персоналом, завела несколько знакомств с местными обитателями (некоторых из них язык не поворачивался назвать пациентами, выглядели они вполне адекватными, можно сказать, здоровыми людьми). Вот с соседкой по комнате мне не повезло. Это была молодая девица-шизофреничка. Большую часть времени она была тиха, задумчиво бормотала что-то себе под нос, в основном не обращая на меня внимания. Но иногда на нее находило, она начинала злобствовать, расхаживала по комнате, ругала правительство, главного врача, медперсонал больницы, один раз досталось даже мне.

Я наблюдала за ней безучастно, сидя на своей кровати, обхватив колени и положив голову на локти. Она встала передо мной и завела одну из своих бесконечных и бессмысленных речей, которые сводились к тому, что вокруг нее сплошные враги. Когда ее нападки стали касаться только меня, я никак не реагировала до тех пор, пока она не начала тыкать меня кулаком в плечо. Я не отреагировала на первый тычок и на второй, посильнее. Когда же она попала в больное место, в еще не заживший ожог, я встала и хладнокровно, можно даже сказать, спокойно, ни слова не говоря, смачно двинула ей под дых так, что она сначала согнулась пополам, а потом попятилась к своей кровати. После чего я уселась обратно в той же позе, а она забралась на свою койку и закрылась от меня подушкой. Больше она ко мне не лезла.

На следующий день в общей («игровой») комнате ко мне подошел главный врач и мягко пожурил за то, что я не сообщила об инциденте санитарам.

— Вы уж поймите, Евгения, о таких случаях надо нам сообщать, чтобы мы приняли меры, скорректировали Настеньке дозу лекарств. И очень вам рекомендую, если в следующий раз подобные вспышки повторятся, не вступать в рукопашную, а воспользоваться кнопочкой экстренного вызова. Договорились?

Я молча кивнула, он с довольным видом потрепал меня по плечу (тоже попал в злосчастный ожог!) и удалился. Я скрипнула зубами.

— А ты что, Настюхе Буйной заехала? — громким шепотом спросила меня баба Галя из соседней палаты, веселая выдумщица, которая, как говорили, подожгла свой дом и долго смотрела на огонь, что-то бормоча и кивая головой, пока соседи и пожарные суетились вокруг. Мы с бабой Галей частенько шушукались, так что было слышно на всю игровую, перемывая кости пациентам-старожилам и персоналу. Точнее, я слушала, а баба Галя своим громогласным шепотом рассказывала мне свежие сплетни.

Не знаю, кто, что и от кого про меня узнал, но до меня через бабу Галю дошли слухи, что меня в клинике окрестили Женькой Беспамятной. А может, это было ее рук, вернее, уст, дело.

Каждый день я ходила «на собеседования» к доктору Бринцевичу. Отвечала на его вопросы, заполняла анкеты и опросники, рисовала ему всякие картинки, рассматривала кляксы и цветные пятна. Я ждала, что он начнет погружать меня в гипнотический транс или что-то подобное. Но он просто разговаривал со мной, обсуждал погоду, пациентов, интересовался, устраивают ли меня условия проживания в этой замечательной клинике.

Меня все устраивало. Персонал, похоже, это удивляло и поначалу даже напрягало. Мне казалось, что они сами не могли определиться с моим статусом: то ли я пациент, то ли почетная гостья. Мне даже иногда казалось, что они чего-то от меня ждут: буйства, побега, очередной потасовки… Потом ко мне потеряли интерес и стали относиться как к тем из проживающих, кто не доставлял особых хлопот: смеялись, шутили, приветливо здоровались, не настаивали на строгом соблюдении распорядка.

Через пару недель моего пребывания в этом заведении мне разрешили гулять по небольшому ухоженному садику, огороженному высокой каменной стеной, через которую почти не проникал городской шум. Я подолгу сидела на скамейке, грелась на солнышке, вдыхала ароматы петуний и шиповника и слушала, как чирикают над головой птички. Иногда ко мне подсаживалась баба Галя, и мы в компании друг друга наслаждались летней благодатью.

Однажды во время одной из таких безмятежных прогулок я увидела, как из главного здания вышел Константин и направился по садовой дорожке в мою сторону.

Я негромко сказала бабе Гале:

— Бабгаль, это ко мне.

Она сделала большие и круглые глаза, оглядывая стройную фигуру мужчины, решительно шагавшего к нам. Повернула ко мне восхищенное лицо, хитро подмигнула и спросила своим неповторимым шепотом, больше похожим на приглушенный рык:

— Родственник? Хахаль?

Я не ответила и слегка пихнула ее локтем, намекая, чтобы она испарилась. Она суетливо подхватилась и засеменила прочь, то и дело оглядываясь. Я не сомневалась, что, обогнув ближайшие кусты, она займет наблюдательный пост и станет подслушивать.

Константин остановился передо мной, посвежевший и похорошевший с того раза, как я видела его в кабинете у главврача: без синяков, почти без ожогов и царапин он выглядел вполне респектабельно в своей светло-серой рубашке навыпуск, модных потертых джинсах и мокасинах.

Он стоял, сунув руки в карманы, молча смотрел на меня и, похоже, просто не решался ни заговорить, ни присесть рядом.

Я приглашающе похлопала по скамейке возле себя, и он, оглядевшись вокруг, как настороженный зверь, подошел и уселся. Я тоже огляделась и заметила в ближайших кустах бабу Галю в засаде. Я помахала ей рукой, она засмущалась, сделала мне ручкой и поспешно удалилась.

— Привет, — наконец обронил мой гость.

— Привет, — в тон ему отозвалась я.

Он помолчал. Я гадала, зачем он пришел. Идей не было. Я, конечно, помнила его слова о том, что именно я распахала его бок. Но мне даже не было любопытно, при каких обстоятельствах и зачем я это сделала. Да и верилось-то с трудом.

Я снова взглянула на правую ладонь, где вдольлинии жизни розовел едва затянувшийся тонкий рубец. Он тоже кинул косой взгляд на мою руку, потом перевел глаза на меня и наконец спросил напряженным голосом: