Ричард Длинные Руки – принц-регент - Гай Орловский

Нарушая простоту кельи, в стене напротив довольно большой камин, огражденный изысканно сплетенными в орнамент толстыми железными прутьями, да еще простая деревянная лестница, что наискось над ложем и ведет наверх, словно бы на чердак…

Когда я оглянулся, монах уже уходил, набросив капюшон на голову и спрятав руки в рукава.

Я захлопнул за собой дверь, Бобик уже покрутился в тесной келье на месте и плюхнулся посредине, а я задумчиво посмотрел на деревянное ложе. Вроде бы не видать сюрпризов, хотя помню, как придворные короля Неаполя и Сицилии обвинили Гильома Верчерского, основателя комплекса монастырей Манте-Вирджино, что он втихую распутничает, и подослали к нему самую красивую куртизанку. Гильом ответил, что ляжет с нею, но только в ту постель, где спит он сам. Обрадованная дура торопливо вошла в его келью и увидела ложе с раскаленными углями, на которых и спит всегда Гильом, чтобы бороться с искушениями плоти.

Потрясенная куртизанка тут же продала все свое имущество, принесла деньги Гильому, а тот основал для нее женский монастырь в Венозе и ее сделал настоятельницей. Она стала известна как блаженная Агнесса де Веноза, но это уже неинтересно. Куртизанки нам все-таки чем-то интереснее. Странно, чем?

Никаких куртизанок, напомнил я себе. Здесь все борются с искушениями плоти, вот и ты борись, герой, с самым упорным и опасным врагом, а уступай не так уж и сразу.

Бобик поднял голову и внимательно посмотрел на меня.

– Тебе проще, – напомнил я. – Самые мощные искушения у людей… Несмотря на времена года.

Он удовлетворенно вздохнул и опустил морду на лапы, уже готовый заснуть крепко и чутко. Я опустился на лавку и обратил внимание на лестницу.

Монашеская келья, рассчитанная на одного человека, не крохотный чуланчик, как я представлял в детстве, а система помещений, где на первом этаже рабочие комнаты монаха, а на втором две комнаты, где он молится, читает книги, ест и спит.

Кузнечные мехи, подставка для дров, камин с простой железной решеткой, что не дает вываливаться углям на пол, кочерга, совок, длинный и кривой садовый нож, кирка, ящик с берестой…

На отдельном столике кремень, но это дань традиции, наверняка огонь зажигают от свечей, а также рубанок, им можно настрогать стружку для разведения огня.

Бобик поднялся, скорбно вздохнул, подошел к двери. Во взгляде, брошенном на меня через плечо, читалось неимоверное страдание.

– Понял, – буркнул я. – Только недолго! Ты мне нужен. И не лопни.

Он стрелой выметнулся в приоткрытую для него дверь, а я закрыл и вернулся к ложу.

Меч поставил у изголовья, запрет на ношение оружия не распространяется на гостей, а я так и вовсе брат паладин, воин Господа, для паладинов отдельные правила, надо их поскорее узнать, чтобы отстаивать свои гражданские и прочие права и не давать садиться на голову.

Вообще-то мало кто знает, но если верующий совершает греховное деяние, ангел ждет сто восемьдесят минут, а то и целых три часа. Если человек осознает греховность поступка и чем-то компенсирует его добрым, то грех не будет засчитан и обращен против него в Судный день. Так что очень важно еще и задумываться о том, что совершил, иногда можно успеть отыграть назад.

В дверь мощно поскреблись, я торопливо отворил, пока Бобик не процарапал ее насквозь. Он вошел важно, бока раздуты, без ритуальных кругов плюхнулся посредине и сразу же заснул.

– Молодец, – похвалил я. – Быстро ты там все очистил. Ничего, приготовят заново. Труд из обезьяны сделал человека, а усердность – монаха.

Я готовился лечь, когда в дверь вежливо постучали. Бобик поднял голову и посмотрел строго, но пока что не зарычал.

Я крикнул:

– Открыто!

Вошел очень молодой монах с подносом в руках, посмотрел на Бобика и в ужасе застыл на месте.

Я поднялся с лавки, а он сказал торопливо, все еще не отрывая взгляда от Бобика:

– Нет-нет, брат, помогать не надо. Если ваша собачка не очень возражает, я поставлю это на стол. Такова моя обязанность.

– Хорошо, – сказал я, – не буду. Но я думал, обедаем в общей трапезной.

– Так и будет, – сообщил он, – с завтрашнего дня. А пока вы путник, прибывший из холодного и злого мира. Насыщайтесь, отдыхайте… Испытания начнутся завтра. Но если вы не для вступления в орден, то все будет иначе.

– Как?

– Не знаю, – признался он. – Пока вы просто гость.

Я наблюдал, как он ловко, но без излишней суеты перекладывает на стол хлеб, сыр, с десяток круто сваренных яиц, достаточно крупную и толстую рыбину, при виде которой Бобик приподнялся и облизнулся.

– Сегодня постный день, – сообщил он, словно извиняясь, – так что мясо будет только завтра.

– Ничего, – ответил я, – Христос тоже рыбу весьма любил! А Петр так и вовсе ею промышлял. Как тебя звать, брат?

– Брат Жильберт.

– А меня Ричард, – сказал я. – Пока еще не брат… и вряд ли им стану. Но не возражаю, если так называют.

Он скупо улыбнулся.

– Еще бы.

– Это очень высокое звание? – спросил я. – В этом монастыре? Вроде титула?

– Думаю, – ответил он осторожно, – выше, чем в большинстве монастырей. Возможно, выше, чем во всех остальных.

– Брат Жильберт, – сказал я, – присядь и раздели со мой трапезу.

Он покачал головой и ответил смиренно:

– Брат паладин, я не должен.

– Повинуйся, – сказал я настойчиво. – Я паладин, выше по званию.

– Но вы не из нашего монастыря, – произнес он.

– Мы все из одного монастыря Господа Бога, – сказал я внушительно и перекрестился. – Ибо так рекомо.

Он сказал поспешно:

– Аминь.

Я жестом велел ему сесть, он присел послушно и уставился на меня добрыми и чистыми глазами невинного ребенка.

– Как тут вообще идут дела? – поинтересовался я.

Он ответил быстро:

– Как положено.

– А как положено?

– Согласно уставу, – ответил он. Мне показалось, по лицу скользнула некая тень, однако он продолжал смотреть мне в лицо честными глазами. – И положению о монастырях.

– Ах да, – сказал я, – ну конечно… Это мы, паладины, свободнее в своих действиях и поступках.

– У вас большая ответственность, – ответил он смиренно. – Я предпочитаю по правилам и уставу. Когда слишком свободен… можно ошибиться и совершить великий грех..

– Ну, – сказал я, – мелкий человек не совершит великого греха. Для этого надо быть человеком с большими запросами. У вас все поступают по уставу?

Он ответил чуточку уклончиво:

– У нас очень свободный устав… если сравнивать с уставами других монастырей.

– Вы их читали? – спросил я с интересом.

– У нас в библиотеке много чего интересного, – ответил он так же уклончиво.

Я вслушивался в его мягкую речь, правильно построенные фразы, в какой-то момент он бросил взгляд на меня, когда я смотрел в сторону, и мне показалось, что это другой человек, постарше, поопытнее, и повыше рангом, чем рядовой монах.

– Чем занимаются монахи? – спросил я.

Он ответил уклончиво:

– Работы в монастыре много. И всем занятие находится по их силам и способностям. Отдыхайте, брат паладин.

– Как долго?

– Завтра, – сказал он значительно, – вас примет приор, а то и сам аббат, настоятель монастыря.

– Спасибо, – произнес я. – Это великая честь.

Он кивнул.

– Разумеется. Ведь аббатом у нас сам отец Бенедарий!

– Ага, – ответил я, – сам Бенедарий, кто бы подумал… В самом деле сам Бенедарий? Не шутите?

Он произнес с гордостью:

– Вы убедитесь завтра сами.

Я не стал провожать его к двери, здесь он хозяин, а я гость, прислушался к удаляющимся шагам, сбросил сапоги и рухнул на ложе, чувствуя, как сладко заныло усталое тело, получив наконец-то отдых.

Эту ночь буду спать как бревно, измотался за долгий путь в седле через морозный мир, хоть вот сейчас, когда уже засыпаю, хорошо бы осмыслить увиденное: странные недоговорки брата Альдарена, разнобой при встрече, когда явно две группы собирались меня устроить… Интересно, куда определил бы брат Жак, этот гигант показался простецким и бесхитростным малым; еще надо понять опасливые взгляды любого монаха, встречаемого на пути…

Тело мое вздрогнуло само по себе, по коже прокатилась холодная волна. Я почувствовал, как на обеих руках шевелятся волосы, вставая дыбом.

Где-то близко появилась опасность, нечто огромное и чудовищно сильное вышло на охоту, бесконечно злое, сейчас осматривается, как только что выбравшееся из глубокой черной норы.

Опасность приблизилась, я торопливо выдернул меч из ножен, скатился на пол и, выставив перед собой острие, замер в ожидании. Для замаха не будет времени, а так вдруг да оно само напорется на острие.

Холод прокатился по телу, неведомый враг приближается, приближается… Я задержал дыхание, сейчас распахнется дверь, из коридора метнется нечто ужасающее, точно не люди…

Я покосился на Бобика, но Адский Пес, чуткий к любой опасности, почему-то спокойно дрыхнет, даже ухом не шелохнет.