Убойный сюжет - Александр Тюрин

2.

Степа тогда еще немного покочевряжился для приличия, но все дела мы обстряпали в течение двух часов. А уже через неделю я половину денег перечислил, вторую половину, как нынче водится, собирался пустить по предъявлению сигнального экземпляра.

Я думал, деньков через двадцать позвонит радостный Стив и будет взахлеб щебетать, что держит в руках сигнальный экземпляр своей книжульки, такой пахнущий, такой яркий. Но Неелов не прозвонился. Тогда я, плюнув на солидность, набрал номер этого лоха. Степа откликнулся сопливым скудным голосом.

— Леня, они даже не приступали к работе.

— Но я проверял, проплата произведена, денежки поступили на их счет две недели назад.

— И с моей стороны все тип-топ. Техред из газеты произвел разметку рукописи. Когда я ее притащил, директор типографии кинулся меня поздравлять и чуть ли не обнимать, дескать, наконец, у нас в городе писатель объявился, текст-де немедленно пойдет в горячий набор… А потом началась всякая ерунда, наборщик то болеет, то пьяный лежит, то в декрете, печатная машина то неисправная, то несмазанная. Короче, кто-то меня тормозит, Шварц.

— Все ясно, кто. Дуректор хочет еще и на лапу получить… Погодка сегодня хорошая стоит, значит, сегодня и приеду. Этот гад типографский будет у нас с тобой еще за водкой бегать.

Несмотря на погожий день, настроение было поганое. Не дали мне красивый жест красиво сделать. У этого директора рефлексы как у грызуна — обязательно надо что-нибудь урвать под прилавком. А в Свердловске-66 никуда, кроме него, не сунешься. В Екатеринбурге же печать устраивать — хлопотно и дорого.

Радио тоже портило настрой. У меня дома или на работе табу на всякие масс медиа и медиа для масс, особенно на болванский телек и газеты. Теперь ведь репортерам можно собственную дурь беспрепятственно качать наружу.

Но в разъездах я все-таки радиоголосами пользуюсь, чтобы не отключаться от такого монотонного дела как вождение.

"…Директор фонда "Спасем Урал" Алексей Гуняков-Бессерглик заявил, что в условиях, когда правительство удушает налогами заводы и фабрики, его организация остается единственным спасительным плотом для детских домов и домов престарелых…"

Поменьше бы таких "плотов". Гуняков-Бессерглик — это наш, из Свердловска-66. Когда Михаил (который не архангел) дал партейцам добро на коммерцию, то скромный научный сотрудник Алексей Гуняков, показал секретарю горкома свой иностранный паспорт на Алекса Бессерглика и они совместно организовали этот самый фонд, через который потекли на биржу цветные и потихоньку редкоземельные металлы, а также всякие запасы с госпредприятий, ну и пошла обналичиваться безналичка. Тут как раз законы подоспели, превращающие директоров в капиталистов, а государственные предприятия в гасиенды и фазенды. В прекрасном новом почти латиноамериканском мире жить стало лучше и веселее не только Гунякову-Бессерглику, но и десятку других товарищей, обратившихся в господ. Но на то они и самые демократичные и либеральные представители народа, первыми осознавшие в нашей провинции необходимость перехода к рынку и капитализму. Правда, за всю свою историю Гуняков-Бессерглик и копейки налога не заплатил, если он к детдомам подберется, то там даже горшки исчезнут, и не престарелым он помогает, а своей вилле на Каймановых островах, где он тоскует по уральской зиме.

"… известный писатель Вячеслав Цокотухин заканчивает книгу под названием "Гоморра местного значения", в которой рассказывает о том, как начальник городской милиции вступает в схватку с преступным миром и грозными явлениями природы…"

Как-то проезжал я мимо особнячка Цокотухина — мне Степа пальцем указал на изящное строение стиля "замок мини-феодала". Раньше там успешно проживал главный местный борец против тех, кто честно жить не хочет – Остапенко (некоторыми прозываемый Остапенко Бендер), Цокотухин же у него часто гостил. Сидя на веранде с бутылкой джина писатель читал Остапенке главы из своего романа "Брильянтовые революционеры" о том, как камушки-брюлики попадали на амстердамскую биржу при товарище Якове Свердлове (конечно же, для дела мировой революции, а не для обогащения западных банкиров). Ну, а Остапенко рассказывал писателю о своих схватках с преступным миром, что выглядело особенно правдиво на фоне нынешнего повального выхода на биржи местных консумольцов. Потом гуняковский фонд улучшил Остапенко жилищные условия, за то, что показал места, где осмий и рений растут, а тот, в свою очередь, приватизировал и загнал свою прежнюю хатку любимому писателю.

"… известный английский ученый профессор Джейсон Хок считает, что персональные компьютеры превратились в заповедники, где эволюционизирует враждебная человечеству цифровая жизнь, причем скорость этой эволюции превышает скорость биологической эволюции на два порядка. Только антивирусные программы "Доктор Кашпировски" могут обезопасить наше будущее…"

Дж. Хок — профессор кислых щей, раз дает использовать свое имя в мелкокалиберном рекламном ролике.

А это что за зараза! Толпятся гаишники, один другого внушительнее, стоят запрещающие знаки. Безропотно замер разный транспорт от груженых фургонов до катафалков. Проезд закрыт?

— Проезд закрыт,— всунулся усатый лик, мигом втянув в себя все пространство и всю атмосферу.

— Что ж мне теперь — разворачиваться в обратную сторону?

— Вот именно, и побыстрее,— лениво подтвердил гаишник.

Я все-таки выбрался полюбоваться ситуацией.

С двух сторон от дороги — овраги, буераки, еще дальше — лес, а участок шоссе метров в двадцать превратился в ямину, на дне которой бултыхаются обломки асфальта и плещется мутная водичка.

— Говорят, подземные воды размывали-размывали и вот, наконец, размылили насыпь,— пояснил кто-то из шоферюг.— А у меня пять тонн курятины для Свердловска-66. Ее подземные воды не волнуют, протухнет назло, а мне потом зарплаты не видать.

— Товарищ лейтенант, дайте мне справку, что здесь не проскочить было,— обратился другой водила к гаишнику,— я ведь яйца в Свердловск-66 должен доставить.

— У тебя их сколько?— вежливо спросил офицер.

— Пять тысяч,— с готовностью отозвался шофер.

— А по-моему, двух тебе вполне достаточно,— громыхнул гаишник.

— Землю продали, оттого она и проваливается,— вмешался какой-то старичок из местных.— Я вообще не по шоссе хожу, а левее по тропке.

— Ну и иди по своей левой тропке как можно дальше,— посоветовал кто-то местному жителю.

— А широкая ли тропка?— поинтересовался я.

— Ага,— старикан охотно заобъяснял,— по ней две коровы рядышком, не задевая друг дружку боками, прогуляться могут.