Большая книга ужасов – 87 - Елена Арсеньева

перекресток с рю дё Л’Эглиз, Церковной улицей, а также сама эглиз Сен-Маммеˊ, церковь Святого Мама́нта, и кладбище рядом с ней. Оно разделено на две части: старое, появившееся лет четыреста назад, когда церковь только построили, и новое, на котором с недавних пор прибавилось всего несколько могил: жителей во Френе осталось мало.

Разумеется, за мертвым слугой надо идти на старое кладбище! И оказаться там нужно сразу же после полуночи, причем непременно в непроглядной темноте.

Ну, это вообще не проблема. Фонарей на улицах раз-два и обчелся, к тому же они зажигались, только если к ним кто-то приближался. Однако жители Френа расходились по домам еще до захода солнца. Ужинали, сидели перед телевизором или вообще ложились спать: крестьянские заботы рано гонят на поля. Вот разве что промчится автомобиль или мотоцикл по дорогам в сторону ближних деревень. Но после полуночи царили тишина и безлюдье, а приступить к делу Адриану предстояло «когда часы на башне отмерят первую половину четверга».

Часы на всех церковных башнях в округе сначала одним ударом обозначали полчаса, а потом отбивали каждый час. Деревенские жители настолько к этому привыкли, что даже не замечали ночного звона. Особо чувствительные затыкали уши восковыми тампонами. Адриан тоже ими пользовался – но только не в эту ночь! Он спустился с чердака, но даже в кресло не садился – не говоря уж про лечь на кровать или диван: боялся, что проспит, и поэтому ерзал на неудобном кухонном табурете. Кое-как заставил себя съесть половину купленного на вокзале сэндвича (ах, если бы он знал, сколько раз вспомнит потом этот недоеденный багет с ветчиной и сыром, сколько раз будет мечтать о нем с вожделением!), запил остатками воды и принялся повторять заклинание, торопя время.

Наконец часы с особым хрипом пробили полночь. Адриану показалось, что они никогда не хрипели так громко: можно было подумать, что часы вдруг начали дрожать от страха!

Как и он.

«Может, не идти? Нет, зря я, что ли, сюда ехал! Ага, я струшу, а тот писатель потом приедет и найдет сокровище! Нет, хватит трястись! И вообще, еще неизвестно, может, все это вранье!» – подумал Адриан и вдруг понял, что не слишком огорчится, если советы Дэвэна Марсо вообще окажутся враньем.

Взял из чуланчика лопату, погасил фонарик и тихо-тихо вышел из дома.

Вовсю светила луна. А как же насчет кромешной тьмы?! Ну, может быть, луну затянут тучки, которые в изобилии плывут по небу?

Адриан осторожно спустился по ступенькам и вышел на рю Эглиз как раз напротив ворот старого кладбища. Приблизился к ним – да так и замер, увидев слабое бледно-зеленоватое мерцание около огораживающей кладбище стены.

Дэвэн Марсо писал, что Калиго Корней в урочный час подает о себе знак свечением, которое пробивается из-под земли. Но ведь Адриан еще не вошел на кладбище. Наверное, это обычный светлячок.

Не считается!

Адриан тяжело вздохнул, перехватил лопату одной рукой, другую просунул сквозь решетку калитки и поднял крючок, устроенный так, что калитку можно открыть и снаружи, и изнутри. Согнулся (со временем кладбищенская ограда вросла в землю, ну и калитка стала ниже, чем была лет триста назад!) и вошел в это обиталище усопших, досадуя на лунный свет и опасаясь, что из-за него не заметит сигнала. И тут словно по заказу луну прикрыло длинное облако. Но сколько Адриан ни бродил между замшелыми склепами, то и дело натыкаясь в темноте на старые могильные плиты, почти вросшие в землю, никакого свечения разглядеть не мог. Он разве что носом в землю не утыкался, чтобы лучше видеть – но все зря!

Ну конечно, ну что такое необыкновенное могло произойти на этом благочинном, благообразном кладбище Френа, где Адриан в детстве столько раз играл с соседскими мальчишками, пока их не прогонял сердитый Жан-Батист, старый сторож! Значит, Дэвэн Марсо, какой-то там прапрапредок, все-таки наврал…

Адриан уже не вспоминал, как ему только что было страшно и как он почти хотел, чтобы записи старого колдуна оказались выдумкой. Понурившись, волоча за собой лопату, он потащился к выходу, вышел с кладбища, запер за собой калитку и, заплетаясь ногой за ногу, побрел было к дороге – когда краем глаза заметил, что под самой стеной что-то мерцает.

«Светлячок еще не улетел», – подумал Адриан, оборачиваясь, и замер, изумленный, испуганный. Когда он проходил здесь в первый раз, на этом месте было всего-навсего бледное пятнышко, а сейчас… сейчас, казалось, из-под земли пробивается узкий, словно лезвие кинжала, огненный луч, острие которого окаймлено черной полосой. И этот трепещущий луч увеличивается на глазах!

Мгновение Адриан смотрел на него, а потом, потеряв от радости голову, бросился вперед. Дэвэн Марсо не соврал! Луч есть! Значит, есть и все остальное. Теперь осталось только исполнить обряд – и…

Глаза уже привыкли к темноте.

Острием лопаты Адриан нарисовал круг, разделил его на четыре сектора (север, юг, запад, восток) и встал в центр. Теперь надо медленно переступать, обходя подземный светильник против часовой стрелки, и читать слова магического заклинания.

Адриан сделал первый шажок и начал шепотом:

– Приди из-под земли, восстань и помоги!

Заклинаю тебя самым мрачным из всех имен,

Заклинаю самым вечным из всех имен – именем Смерти.

Свет кровавый, свет черный, свет губительный,

Открой мне то, что я желаю узнать,

Покажи то, что я желаю увидеть,

Исполни то, что я прикажу,

Отыщи для меня то, что я ищу,

Но спаси меня от силы ведьмовской,

Призови мне на помощь магический круг и…

Внезапно как раз там, где мерцал красноватый огонек, вспучилась и разверзлась земля.

Следующее слово застряло у Адриана в горле. Согласно наставлениям Дэвэна Марсо, нужно расширить яму лопатой, чтобы выпустить на свободу Калиго Корней, готовую повиноваться своему господину, однако из глубины самой по себе образовавшейся ямы резко пахнуло сырой гнилью, а потом оттуда взметнулись какие-то черные дурно пахнущие птичьи перья. Они закружились над ямой, и ветер, то ли поднятый их полетом, то ли налетевший невесть откуда, быстро развеял источаемое ими зловоние. В воздухе повеяло ароматом гиацинтов. На исходе зимы ими сладко благоухали все цветочные лавки Парижа, но сейчас аромат казался слишком густым, удушающим, гнилостным…

Тем временем перья вдруг свились, скрутились – и перед Адрианом оказалась черноглазая и смертельно бледная дама. Из ее черных волос тоже торчали черные птичьи перья.

Адриан был готов увидеть чуть ли не полуразложившийся труп или вообще скелет, покрытый ошметками