Дом в центре - Леонид Резник

- "Панасоник".

- Как-как? - переспросил отец. - Поросенок?

Я аж взвился. И это мой отец. "Король в изгнании". Человек, владеющий иностранными языками, читающий зарубежные журналы. Не знать такой знаменитой фирмы!

- Ну, папа, ты даешь...

- Ничего я не даю. Уже и пошутить нельзя. Барахло эти ваши "Панасоники", не люблю я их. Ширпотреб.

- Ты не любишь? А много тебе их встречать пришлось?

- Почти все модели. Как только новая появится, я ее обкатываю. Что-то они изображение слишком зернистое дают. Или это предубеждение?

У меня начала отвисать челюсть. Ай да папаша! Когда это он их "обкатывает" и где? А может, у него тихое помешательство? "Болезненное фантазирование" или что-то вроде.

- Ну-ка, ребятишки, - отец обратился ко мне с матерью, - давайте-ка выйдем из комнаты.

Не знаю, что думала мать, но я вышел в коридор недоумевая. Отец тоже вышел, закрыл дверь в комнату и секунд через десять распахнул ее театральным жестом.

- Прошу!

Я вошел. Отец за мной.

- ...! - Он сказал что-то совершенно непонятное, но больше всего напоминающее иностранное ругательство.

Я оглянулся. На отце, можно сказать, не было лица. Словно по комнате бегал живой поросенок и даже не в одиночестве. Но ничего ведь не произошло! Комната как комната.

- Ты что, пап?

- Т-ты ничего не делал? - Отец задал вопрос с оттенком недоумения, словно не верил сам себе.

- Ничего. А что я должен был делать? Ты сказал - я вышел, потом зашел. Дел-то - в комнату входить.

- Да-а-а, - отец потер щетину на подбородке, - в добрую старую привычную комнату. Возможно и такое. Тогда - силен бродяга, отца родного пересилил, детка. Не зря я тебя в невинности держал.

Только я начал обижаться за "невинность" (откуда ему что-то про мою личную жизнь известно?), как отец продолжил свои эксперименты.

- Стань так вот, - скомандовал он мне, - смотри на входную дверь, так... минуточку...

Он отошел, послышался звук открывающейся двери.

- Пожалуйста! Можешь оглянуться.

Я оглянулся. Да, на этот раз папаня меня удивил. Он открыл дверь, о существовании которой я никогда и не подозревал. Фактически это был кусок стены... нет, все-таки потайная дверь, замаскированная обоями.

- Что стоишь? Проходи.

Я оглянулся. Мать безмятежно сидела на диване и читала журнал. Словно мне старый, давно надоевший фокус показывают.

Потайная дверь скрывала не маленький закуток и не жалкую кладовку. Я вошел в огромную светлую комнату, словно скопированную из фильма о роскошной жизни миллионеров. Какие-то невысокие мягкие диванчики замысловатых форм, эфемерные столики, картины (в основном абстрактные) на стенах. Одна из картин меня поразила. Половина человеческого лица на ней было умело смонтирована с половиной собачьей морды. При этом переход был настолько плавен...

- Не туда смотришь, - вмешался отец. - Иди сюда.

Я подошел к окну. За стеклом вместо щербатой серой стены соседнего дома открывался вид метров эдак с пятидесяти. Пейзаж включал в себя некоторое количество очень высоких домов, можно даже сказать небоскребов, а также здания поменьше. В любом случае - не родная ленинградская архитектура. Избежать удивления мне помогла случайная догадка.

- Увеличенный слайд с подсветкой? - спросил я.

- Даже с движущимися людьми и машинами, - сказал отец. - Насколько я знаю, никакая подсветка в этом не поможет.

- Что это за город?

- Город... город, - замешательство отца было искренним. - На какой-то город я не ориентировался. Представил себе общую картину... позаграничней, и чтобы время было дневное. Можно телевизор включить, по программе как-нибудь догадаемся.

Взгляд словно сам по себе скользнул в угол комнаты. Там стоял чудо-телевизор с преогромнейшим экраном. Зрение у меня приличное, и даже с большого расстояния я сумел прочитать столь нелюбимую отцом марку японского ширпотреба.

2. ОТЕЦ ВСЕХ ДОМОВ И МАТЬ ВСЕХ ЛЕСТНИЦ

Я всегда считал себя атеистом. И учеником в школе был послушным, почти примерным, хорошо усвоил, что может быть, а чего быть не должно. Потому-то все рассказанное отцом я воспринял как шутку. Шутливую сказку, если точнее. Нет, все-таки вру. Сказки сказками, но небоскребы за окном, фирменная электроника и роскошный зал в недрах родной коммуналки существовали на самом деле. Это была не шутка и не сказка, а невероятная история типа легенд о Бермудском треугольнике, снежном человеке и Лох-Несском чудовище. С той только разницей, что из категории скептиков-слушателей я резко перескочил в очень малочисленную и очень привилегированную категорию случайных очевидцев чуда. Мне все еще не удавалось воспринимать себя непосредственным участником событий.

История, рассказанная отцом, имела древние корни, теряющиеся в глубине веков. Героем этой истории был Дом. Я жил не в обыкновенном здании, построенном на каком-то конкретном месте раз и... на сто-двести лет. Дом был стар и испытывал охоту перемене мест. Когда и где он возник неизвестно. Отец (без особой уверенности) помнил такие этапы его размещения: Вавилон, Тир, Рим, Константинополь, Мадрид, Лондон. Как правило, Дом находился в самом передовом для своего времени городе (европейской цивилизации). Лондон был покинут в середине прошлого века, а основными кандидатами выдвигались многообещающие Берлин, Петербург, Нью-Йорк. Петербург победил. Как происходил перенос Дома, было для отца загадкой. Ну, а с местными властями проблем не возникало ни в Вавилоне, ни в Константинополе, ни у нас. Штука, кстати, даже более для меня загадочная, чем способность к перебазированию.

Кто и как становился жильцами Дома, отец мне не сказал, намекнув лишь, что наша простая русская фамилия Кононов произошла от английского (или шотландского) имени Конан, после чего я почувствовал себя едва ли ни племянником Конан Дойля. Но пользоваться благами Дома могли только его коренные жильцы (мать моя таковой не была) и то разными благами, в зависимости от этажа.

Блага были серьезными. Действительно, и коронованные особы, и сверхбогачи рядом с жильцами Дома выглядели не такими уж могущественными.

Во-первых, Дом позволял жильцам попасть в любое место мира, где находились хоть какие-то здания. Достаточно было, спускаясь по лестнице, четко представить картину, ожидающую тебя на выходе из подъезда. Открытки и фотографии в этом здорово помогали. Они изображали улицы и площади городов, где жилец Дома никогда не был, но куда хотел попасть. Легко выполнялось и обратное. Зайдя в любое здание мира, обитатель Дома мог подниматься по лестнице и представлять, что следующий пролет - это уже его лестница, широкая, чистая, с решеткой, украшенной маленькими литыми собачьими головками. Если не после первого, так после второго поворота путешественник возвращался домой. Отец сообщил, что возвращение процедура самая трудная для начинающих, давит отдаленность от родных мест. Ему, в свое время, даже рекомендовали нечто вроде простейшей молитвы для концентрации внимания: "Отец всех домов, Мать всех лестниц, помогите мне!"