Волки и волчицы - Андрей Ветер

В следующее мгновение её взгляд возвратился в пиршественный зал. Горячий поток залил её изнутри, Антонии почудилось, будто нечто широкое и длинное, как хобот слона, стало вылезать из неё, увлекая за собой все её внутренности, затем между ног стало свободно, тяжесть сошла с тела.

— Клянусь Геркулесом, у тебя чудесная жена, Траян, — закричал Валерий возле самого уха Антонии, она чувствовала прикосновение его щеки. — Если тебе угодно развестись с ней, то я с огромным желанием возьму её в жёны!

— Ужели тебе не хватает рабынь? Впрочем, если ты хочешь взвалить на свои плечи множество забот, тогда женись! На ком угодно женись, хоть на ней, — ответил Траян. — Мне же больше по душе свободное существование.

Антония открыла глаза и увидела своего мужа на спине. Под головой у него покоилось несколько мягких подушек. Взгляд Траяна блуждал, не в силах сфокусироваться на чём-нибудь одном. Между его ног лежала лицом вниз Цециния, выставив голый зад, по которому елозил толстыми губами Марцел. Вокруг, обмениваясь пьяными поцелуями, обнимали друг друга остальные гости.

— Ладно, мне пора освободиться от лишнего вина, — забормотал Траян, отталкивая от себя Цецинию, — оно слишком булькает во мне, я слышу этот подлый немузыкальный звук.

Он выбрался из-за стола, одёргивая тогу, и направился, сильно раскачиваясь, в сторону сада. Откинув занавес, он шагнул в темноту. За общим шумом не было слышно, как он оступился и упал, яростно проклиная своих рабов за то, что их не было под рукой в нужную минуту.

Прошло лишь несколько мгновений, и он опять появился среди колонн, но выглядел он совершенно трезвым, хотя глаза округлились больше прежнего. В его руке был зажат тонкий длинный клинок. На руках и одежде виднелись красные пятна.

— Все ко мне без промедления! — закричал он истошно. — Слуги! Кто стоит у входных дверей?! Здесь убит Маркус Юний! О боги!..

Перемахнув через ограду, Теций долго бежал, не останавливаясь, и свалился без сил где-то в тёмном проулке на окраине города. Несмотря на поздний вечер, Рим шумел, слышался стук копыт, скрип колёс, безудержная брань возниц, громкий пьяный смех. Прислушиваясь к звукам ночной жизни, можно было решить, что Рим не знает, что такое сон.

Восстановив дыхание, Теций поднялся на ноги и, чувствуя дрожь в коленях, побрёл наугад. Кто-то толкнул его локтем в бок, затем ударили коленом, из окна второго этажа перед самым носом Теция на дорогу выплеснулись помои. Вскоре ноги его полностью покрылись жирной грязью.

— Эй, здоровяк, побереги голову! — послышался голос справа, и перед Тецием ухнуло на землю толстое бревно, сброшенное с крыши вместе с кусками тяжёлой черепицы.

— Ты, быть может, слепой? — остановил кто-то Теция за локоть. — Почему не смотришь перед собой? На твоём пути столько смертей, сколько раскрытых окон. Отовсюду могут вылететь горшки и кувшины. Ты только взгляни на трещины, которые они оставляют при падении на мостовой!

Теций сосредоточенно поглядел на говорившего. Это был коренастый мужчина с крепкими руками и жилистой шеей. Его глаза сверкали в темноте, как два угля.

— Я вижу, ты чем-то сильно озадачен, — проговорил незнакомец, — а в таком состоянии ты можешь сделаться лёгкой добычей ночных разбойников. Или ты не знаешь, что этот город, такой роскошный днём, ночью погружается в полнейший мрак, где правят кинжалы?

Римская империя всегда славилась своими ворами и грабителями, и разбойники, дабы чувствовать себя увереннее, сходились в огромные отряды, наводившие ужас на обычных граждан. Преступность была столь высока, что в своё время император Тиберий был вынужден выслать войска против разбойничьих отрядов в Сардинии. Но справиться с бандитами не удалось, их не пугали даже самые страшные казни. Грабежи нередко совершались прямо перед воротами города, хотя в самом Риме, конечно, разбойничали не крупные отряды, а шайки человек в пять-шесть.

— Пойдём-ка к моим друзьям и пригубим доброго вина, — предложил незнакомец. — Как тебя звать?

— Теций.

— Теций какой?

— У меня нет прозвища.

— Просто Теций? Но это неслыханно! У человека должно быть прозвище. Как же без прозвища? Как же отличать тебя от других[2]? — возмутился незнакомец. — Вот я зовусь Трезубцем, не каким-то Луцием или Квинтом, а Трезубцем. Квинтов и Луциев много, они кочуют из поколения в поколение, а Трезубец один. Это настоящее имя, моё имя, мужское имя, соответствующее моим качествам. Я дерусь на арене с трезубцем в руке, и никто ещё не одолел меня.

— Так ты гладиатор?

— Ну да!

— И ты запросто убиваешь людей?

— Такова моя работа. Я делаю это добровольно, если можно назвать добровольными поступки, совершаемые по принуждению судьбы. С тех пор как толпа потребовала даровать мне свободу после одного тяжелейшего поединка, я выступаю на арене только за деньги. Иногда убиваю, иногда нет. Во мне почти никогда не возникает желания пустить чью-либо кровь. Крови жаждут зрители. Все они полагают, что такая участь никогда не коснётся их. Ха-ха! Они думают, что ходят посмотреть на чужую кровь, но в действительности они ходят поглядеть на то, что может постигнуть их самих в любой момент. Вся жизнь — арена…

— Я сегодня тоже убил человека… клинком в шею, — едва слышно произнёс Теций и сразу недавний ужас вновь охватил его.

— Что ж, такое случается, — Трезубец остался равнодушен к услышанному.

Винная лавка, куда он привёл Теция, была скромным заведением, где стояла невыносимая жара и была грязь, как, впрочем, и во всех местах, служивших местом сборища рабов, которые приходили туда развлечься, в то время как их хозяева пировали где-то в гостях. Почти всё пространство было занято большим столом, сложенным из кирпичей, рядом стояла печь, где пышногрудая женщина готовила кушанья, за печью на стене висели три полки, уставленные разными сосудами, которые служили мерой[3]. Посетители расположились на грубых скамьях вокруг стола, уставленного объёмистыми глиняными горшками с едой, они распивали варёное критское вино и поглощали пирожки с сыром, ячменную кашу, свёклу в соусе из вина и перца — всё то, что предлагали хозяйка и её помощник-горбун.

— Здесь можно насытиться всего за два аса, и тут замечательная хозяйка, — гладиатор начал расхваливать заведение, где они оказались. — Она нередко развлекает нас причудливой сирийской пляской, поворачивая своё туловище на сто разных ладов. Если настроение подходящее, то в пляс пускаются все собравшиеся. А когда случится забрести сюда какому-нибудь музыканту с флейтой, то вот уж настоящее веселье! Мы скачем вокруг стола и по столу, сотрясая воздух восторженными криками ничуть не меньше, чем зрители в цирке.

— Здесь настоящий притон, — негромко заметил Теций, оглядывая лица посетителей. — Сплошные мерзавцы, если судить по их лицам. Каждый из них мог бы быть убийцей.

— А разве ты не замарал сегодня свои руки человеческой кровью? — недобро усмехнулся Трезубец. — Ты такой же подонок, если смотреть на тебя с этой стороны. У каждого найдутся свои причины для совершения преступления. Я не спрашиваю тебя о твоих.

Теций понурился и замолчал.

— Вглядись внимательнее в этих людей, мой друг, — сказал Трезубец, придвигая Тецию чашу с вином. — Здесь есть не только мелкие воришки, гладиаторы, вольнонаёмные матросы с галер и нищие философы. Здесь сидят рука к руке убийцы и палачи, которые без колебаний пригвоздят к столбу сегодняшних своих собутыльников, как только им прикажут, но они и пальцем не шевельнут, чтобы схватить преступников сейчас, хотя отлично знают, кто в чём виновен. Но чаще всего сюда приходят люди из цирка — гладиаторы и бестиарии, то есть те, что присматривают за дикими зверями. Они здесь завсегдатаи. А теперь посмотри на вон тех, которые закутались в грязные плащи. Не думай, что это бедняки, хоть они и натянули на себя такое тряпьё. Это богатые патриции, большие любители игр. Здесь они ищут возможности встретиться с любимыми гладиаторами, потаращиться на них изблизи, посидеть с ними рядышком, пощупать их…

Трезубец замолчал, переключив своё внимание с Теция на плошку с грудой бобов в стручках, приправленных уксусом, луком и чесноком.

— Так ты зарезал человека? — шумно проглотив кушанье, вновь заговорил гладиатор. — Надеюсь, ты сбросил труп в большую клоаку[4], чтобы он не вонял на улице? Нет? А не будут ли тебя искать теперь? Кто-нибудь знает о твоём поступке?

— К сожалению, знает, — тяжело вздохнул Теций. — Мне заказали это убийство. Один очень знатный человек. И убил я не простолюдина, а сенатора.

— О Юпитер! Это очень плохо, — Трезубец внимательно посмотрел на собеседника. — Сенаторов не убивают для потехи. За этим скрывается какая-нибудь грязная история. Сенаторы всегда плетут интриги. Каждый сенатор мечтает стать Цезарем, поэтому любое их слово скрывает тайный умысел… Думаю, что тебя теперь тоже должны прикончить, чтобы ты ничего не разболтал. Твоя история гнусно воняет… А знаешь что? Давай-ка я отведу тебя в нашу гладиаторскую школу…