Клинок ночи - Райан Кирк

восприятию; но он всегда отрицал свою склонность к подобному и никогда не проходил тесты, которые монахи устраивали детям во всех Трех Королевствах. Крестьянин знал, что нажил себе врага в виде купца, по крайней мере на время. Торговать с ним будет невыгодно, и ему придется продавать продукты в других деревнях. Эти мысли он отложил в сторону – к остальным крупицам информации, которые держал в голове.

Взгляд крестьянина задержался на купце еще на мгновение, а затем вернулся к семье. Все его тревоги растаяли, как снег у костра, когда он увидел своего сына. Мальчик был еще слишком мал, чтобы понять суть этого спора, и довольствовался тем, что сидел между матерью и огнем. Крестьянин гордился своим сыном. Ребенок был необычайно одаренным, и это было очевидно всем, кто с ним встречался. Он научился говорить гораздо раньше, чем любой ребенок, которого помнили старейшины. В возрасте пяти циклов он задавал вопросы всем и обо всем, а его память была безупречной. Крестьянин сначала не решался везти сына в Нью-Хейвен, но его опасения оказались необоснованными, а сделки, которые он заключил, были гораздо выгоднее, чем то, что он бы получил, продавая свой товар через купца.

Крестьянин всегда охотно потакал любопытству сына, с искренней радостью поддерживая любые его увлечения и интересы. Он никогда не лгал ему и позволял спрашивать обо всем, что тому взбредет в голову. По городу они почти не ходили, потому что мальчик останавливался через каждые два шага, чтобы засыпать вопросами каждого, кто бы его ни слушал, и некоторые из них были почти неуместны. Тогда крестьянин впервые попросил сына повременить с вопросами, чтобы они могли заняться делами. Мальчик, как и всегда, спросил почему, и его отец не мог решить, плакать ему или смеяться от неуемного любопытства сына. К счастью, мальчик послушал отца и спрашивал только о важном, пока они не покинули городские окраины. И как только они миновали последние дома, он вновь начал сыпать вопросами.

Крестьянин заставил себя сосредоточиться на настоящем. Их лагерь пришел в движение, готовя убежище на ночь. Поскольку главный вопрос был решен, им потребовалось совсем немного времени, чтобы разжечь посильнее костер и собрать побольше дров из запасов каравана. Время караула определили для каждого из солдат, купец с крестьянином тоже согласились нести стражу.

Вскоре путники улеглись вокруг костра, закрывшись повозками и скотом. Ночь прошла без происшествий, и темнота уступила место мягким, но настойчивым лучам восходящего солнца. По привычке вся семья крестьянина проснулась, чтобы встретить рассвет. Дома у них было много работы, и солнечный свет был самым ценным из ресурсов. Следом проснулись солдаты, привыкшие к гарнизонному распорядку, семья купца и старейшины пробудились последними.

Рассвет нового дня поднял настроение всем путникам. Сомнения в том, выживут ли они, отступили, когда сквозь облака пробился набирающий силу солнечный свет. Мужчины сохраняли самообладание на протяжении всей ночи, но каждый из них хотя бы раз задумывался, не одолеют ли снег и ветер их костер и смогут ли они согреться.

Но надежды сменились тревогой, когда выяснилось, что кузнец покинул лагерь. Солдат, который дежурил последним, сказал, что кузнец проснулся рано, еще до восхода солнца, и ушел искать дорогу. Крестьянин и купец отложили свои разногласия и пришли к выводу, что, даже если это и так, он должен был вернуться к тому времени, как они проснулись.

Эта новость вызвала новые споры между торговцами. Старейшины считали, что кузнец нашел дорогу домой и решил, что уют домашнего очага важнее, чем благополучие путешественников. События последних нескольких дней убедили их в том, что они сделали неправильный выбор, назначив этого человека проводником. Деревня должна была быть неподалеку, и кузнец мог предположить, что остальные смогут легко дойти до нее сами.

Также была вероятность, что кузнец сам заблудился. Старейшины не преминули заметить, что то, что кузнец не добрался до дома, – это наиболее логичное объяснение. Хотя они и не знали, что случилось с кузнецом, но были уверены, что виной всему произошедшему стала его неумелость. С этим мнением быстро согласился купец.

Последнее предположение, озвученное крестьянином, вызвало у всех ужас: он считал, что на кузнеца напали разбойники. Старейшины и купец быстро отбросили эту идею – к вящей радости солдат. Ни один разбойник не стал бы промышлять в такую погоду. И во всех проблемах, конечно, был виноват сам кузнец.

Крестьянин не стал спорить, но видел, как забегали глаза старейшин. Он пришел к выводу, что страх всегда основан на неизвестности, а неизвестного тут было достаточно, чтобы напугать любого. Крестьянин сочувствовал кузнецу – он был знаком с ним много циклов, и хотя тот не отличался сноровкой в работе с металлами, крестьянин признавал, что никто не ориентируется в их местности лучше. Потому ему казалось гораздо более вероятным, что кузнецу причинили вред, случайно или умышленно. Он надеялся, что ошибается, но сердцем чувствовал, что это не так.

Обсудив все варианты, старейшины решили, что крестьянин, знающий местность лучше остальных, должен отвести их домой. Тот возражал, утверждая, что он не знает этих земель и уходить было бы опаснее, чем остаться. Однако старейшины настаивали, все хотели вернуться домой. И крестьянину не оставалось ничего другого, как согласиться стать проводником.

Крестьянин тихонько поделился своими опасениями с женой, но она ему ничего не сказала. Он всегда ценил это в ней. Его жена не жаловалась на тяготы в повседневной жизни – или даже на те трудности, что выходят за рамки повседневности. Вместо того чтобы жаловаться и давать оценки, она действовала. Она часто слышала замечания и становилась свидетельницей споров мужа с самим собой. А потом резким жестом заставляла его замолчать и спрашивала: «Что ты собираешься делать?»

Она не позволяла ему слишком много размышлять и, каким бы ни было его решение, тут же начинала воплощать его в жизнь. Так было и сегодня. Оставаться или уходить, даже если неподалеку бандиты, – они не будут в безопасности. В ее глазах не было ни недовольства, ни явного страха. Она невольно провела правой рукой по поясу, поддерживающему ее зимнюю одежду. За ним был ловко спрятан маленький, невероятно острый кинжал. Крестьянин знал, что она не училась с ним обращаться, но был уверен, что жена без колебаний воспользуется им, если того потребует ситуация.

Караван, состоящий теперь уже из одиннадцати человек, продвигался вперед – туда, куда указывал крестьянин. Он знал, в какую сторону они шли вчера вечером, и решил, что лучше всего будет следовать в том же направлении. Он был уверен,