Лесной клад - Герберт Уэллс

Хукер раздумывал. Взгляд его то растерянно блуждал по чаще, то поднимался к пронизанной солнцем зелени над головой. Он поежился, когда взгляд его упал на труп китайца в синей одежде, и опять начал пытливо всматриваться в зеленые просветы между стволами.

—    Да что с тобой, Хукер? — спросил Ивенс.— Рехнулся ты, что ли?

—    Так или иначе, надо поскорее унести отсюда золото,— сказал Хукер.

Он взялся за воротник куртки, Ивенс — за ее края, и они подняли ношу.

—    Ну, как? — спросил Ивенс.— Пошли к лодке? Чудно, право,— продолжал он, сделав всего лишь несколько шагов,— все еще ноют руки от гребли... Да еще как ноют... черт бы их побрал!.. Придется передохнуть.

Они положили куртку наземь. Ивенс был бледен, и капли пота выступили у него на лбу.

—    Фу, какая здесь духота!..

Внезапно им овладела беспричинная ярость.

—    Ну что толку торчать здесь целый день? Поднимай, говорят тебе... Ты словно очумел из-за этого китайца!..

Хукер внимательно поглядел в лицо другу. Он помог поднять слитки, и шагов сто они прошли в молчании. Ивенс дышал тяжело.

—    Ты что, разучился говорить? — бросил Хукер.— Что с тобой?

Ивенс споткнулся, выругался и отшвырнул от себя куртку. Он постоял с минуту, глядя на Хукера, а потом со стоном схватился рукой за горло.

—    Не подходи! — крикнул он. Он отошел и привалился к дереву; затем добавил более твердо: — Сейчас мне станет лучше...

Но руки его разжались, тело медленно поползло вниз, и он упал, скорчившись, у подножия ствола. Судорога свела его руки. Лицо исказилось от боли. Хукер подошел к нему.

—    Не прикасайся, не прикасайся ко мне! — крикнул Ивенс срывающимся голосом.— Положи золото на куртку...

—    Как бы мне тебе помочь? — спросил Хукер.

—    Положи золото на куртку...

Поднимая слиток, Хукер почувствовал укол шипа в большой палец. Он поглядел на руку и увидел тонкий, в два дюйма длиной, шип.

Ивенс дико вскрикнул и стал кататься по земле.

У Хукера затряслась челюсть. Вытаращив глаза, глядел он с минуту на шип. Затем перевел взгляд на Ивенса, корчившегося в судорогах, потом поглядел туда, где меж колонн могучих стволов и сетей лиан, в сгущавшихся сумерках, все еще виднелось тело китайца в синей одежде. Ему вспомнились стрелки, нарисованные на плане, и сразу все стало ясно.

—    Господи, помоги мне! — проговорил он. Шипы были точь-в-точь как те, которыми даяки заряжают свои пневматические ружья. Теперь он понял, почему Чан Хи уверял, что сокровище его в безопасности. Он понял, что означала его усмешка.

—    Ивенс! — крикнул он.

Но Ивенс лежал тих и недвижим, лишь судорога подергивала его тело. Глубокое молчание окутывало лес.

Хукер принялся с остервенением высасывать кровь из крошечной розовой ранки на большом пальце,— высасывать что было сил, борясь за свою жизнь. Но странная ноющая боль разлилась в руках и ногах, и он никак не мог согнуть пальцы. Он понял, что высасыванье не поможет.

Он перестал сосать, сел возле груды золотых слитков и, уронив подбородок на руки, а локтями упершись в колени, глядел на скорченное, все еще подергивавшееся тело товарища.

Опять ему вспомнилась усмешка Чан Хи. Тупая боль поднималась к горлу и все усиливалась. Высоко над его головой легкий морской ветерок шелохнул листвой, и в сумерках на землю посыпались белые лепестки какого-то невиданного растения.

(Из сборника «Похищенная бацилла», 1895)