Политическое животное - Александр Евгеньевич Христофоров

– почему-то я упорно цеплялся за это жилье. Именно туда я приехал из надоевшей столицы с ее пылью, машинами и метро…

В столице шла к концу зима – и уже уверенно пришла весна в город у моря. Все мои мысли были о пляже и тепле, и мне казалось, что именно поэтому светило яркое солнце. Вместе с оператором я ползал по заледеневшему тротуару широкого проспекта – нам нужна была низкая точка, чтобы «взять» крупный план шин, идущих по свежему снегу. Я снимал сюжет для утреннего эфира пятницы – «что делать женщине, если у машины пробито колесо». Сегодня был четверг, вечером в студии – монтаж, а в кармане – билет на пятничный автобус, и уже ранним вечером пятницы я планировал быть в весне. Выходные в родном городе у моря – и снова в зиму.

– Давай возьмем еще вот блик на солнышке, – сказал оператор. Я уважал его академическое образование, позволяющее совершать чудеса на съемках, и злился из-за его же обстоятельной медлительности, без которой это было невозможно. Я достал свою «Практику» и, чтоб не скучать, сделал несколько кадров.

– Все, тебе должно хватить, – небрежно сказал он, – без интервью минут семь, не больше!

Здесь надо пояснить, что он очень гордился своей способностью снимать без «мусора». Так называемая «монтажная» съемка, позволяющая положить «на линейку» все подряд, как снято, и отсутствие испорченных кадров делали монтаж очень быстрым. «Так что напрасно я нервничаю, пусть возится – смонтируем быстро, – подумал я. – А в шесть утра на автобус и в весну!»

Мы ехали в студию, с пассажирского места я рассматривал спальные районы, освещенные зимним солнцем. Но скоро я увижу совсем другие пейзажи: об отъезде я договорился с редактором еще в начале недели. В студию домчали за десять минут – обеденные пробки в этом направлении были «в нашу пользу», и я отправился в буфет поесть.

Все места были заняты: новостийщики держались своей группкой, программщики приветственно помахали и сдвинулись, позволяя присесть: в новостях конкуренция высокая, а вот авторы программ настроены друг к другу благожелательней, делить нам нечего. До поры до времени, конечно. Я хлебал горячий суп и слушал разговоры о выборной кампании одного из национально-озабоченных политиков. Часть национально-озабоченной группы авторов рьяно и люто поддерживала все мысли, высказанные этим «деятелем» в своем последнем выступлении.

– Те, кому не нравится – могут и уехать, – рассуждала светловолосая девчушка. Она специализировалась на добрых сюжетах о больных собаках и покинутых сиротах, «давила слезу», как говорила она сама. Девушка была совсем юной, и от этого такие речи казались еще жестче.

– Да как же ты, тебе же сколько лет, как ты можешь так говорить! – горячился краснолицый оператор лет пятидесяти, который забрел сюда случайно, – обычно операторы обедали в своем кругу. Девушка продолжала доказывать, что все идеи политика верны, мужчина нервничал и спорил.

Я уже знал все доводы и этапы этой надоевшей дискуссии и торопился доесть кашу с мясом до того момента, когда страну начнут делить на две части – вообще, наш телеканал занимал не самое последнее место в пропаганде националистических настроений.

– Да будет вам! Идем вечером в «Джунгли»! – сказал кто-то.

Оказалось, вечерний монтаж назначен большинству журналистов, и в баре решили собираться по мере освобождения каждого участника попойки. Монтаж мне назначили на пять, я планировал управиться минут за сорок и хорошенько отметить свою поездку, пусть даже и буду трястись в автобусе с похмельем. Я доел и отправился в ньюс-рум – в помещении было несколько человек, они работали над пятничным эфиром. Коллега напротив уже успел приехать со съемки и корпел над своим сюжетом.

– Хэллоу! – сказал мой визави и опустил взгляд в монитор. Я «разбудил» компьютер и сорвался по клавишам в галоп – еще по дороге я все продумал, а кое-что даже записал в блокнот. Через кабинет стрелой промчалась редактор проекта.

– Всем привет! Что у нас с пятничным эфиром? Все успевают? Как гости в студию – все будут, никто не сквозит? Что зоопарк, записали ветеринара? Как там «женский» сюжет? Перебивки готовы? – И, не слушая ответов координатора, семенившей за ней, хлопнула дверью в свой «аквариум». Из-за стекла я видел, как она обсуждает с помощником завтрашнюю передачу. А впрочем, что еще им обсуждать… Я дописал текст, отправил на почту и через стекло махнул ей рукой. Она сразу придвинулась ближе к компьютеру и наморщила лоб. Спустя семь минут она махнула мне рукой – «Зайди». Если бы просто нужно было внести правки в сюжет, она бы не просила, чтоб я подошел. Я открыл дверь.

– Слушай, сюжет идет, все правки отметила, а монтаж перенесем на завтра, на утро. Отдохнешь завтра без сюжета, а я тебе поставлю съемку, как скажешь, – прищурив глаза, сказала она. Это уже был далеко не первый раз, когда мне вот так, с бухты-барахты приходилось менять планы по отъезду домой. Но сейчас…

– Послушай, если я не смонтирую сегодня сюжет, завтра уеду в любом случае. Уволюсь. – В общем-то, я не шутил.

– Да, я знаю, я помню, что мы договаривались. Но на первую часть…

Оказалось, монтаж расставили в следующем приоритете – мой коллега напротив, потом ее подруга-журналистка, вечно занятая сюжетами об одном и том же поэте. Так бывало уже не раз, и я знал причину.

– Я уезжаю утром. Если сегодня смонтируются все твои озабоченные языковыми проблемами, а я не успею – оставлю материалы на монтаже. Разберешься. Я в «Джунглях».

Я вышел от нее, взял из ящика стола большую кассету и распечатал текст сюжета. В лифте – популярные исполнители, по коридору носятся журналисты с такими же кассетами. Я зашел в кабинку начитки, и в наушниках зашипело. Звукорежиссер махнул: «Пишем». Я читал и часто сбивался, он неудовлетворенно качал головой, отматывал назад, чтоб я услышал темп речи, и записывал с нужного места (кто-то решил, что центральное телевидение будет вещать на языке, неродном для большей части страны – в том числе и для меня). В голове крутился разговор с редактором. Сама по себе она была неплохой девчонкой, но боялась пойти против «этих», а их активно поддерживало руководство канала, они ходили в любимчиках. Естественно, редактор дорожила своим местом и не хотела вызывать огонь на себя, в то же время понимая все эти интриги.

Я расписал монтажный лист, взял материалы и отправился в монтажку номер четыре. Вновь лифт со знаменитостями, коридор с кассетами и журналистами. Я остановился перед большой стойкой с магнитофонами всех стандартов, носителями, дисками и