Маяк с Драконом. Фант-реал - Татьяна Левченко

– Она… она… – прошептала та сбивчиво, – она… появилась!

– Ну и что? – не понял мальчик и, выпрыгнув из лодки, протянул руку. – Пошли, спросим, может, ей надо помочь уйти отсюда на лодке: через заросли ведь не пройдёшь…

– Нет, ты не понял! – упрямилась сестра – Она появилась в один миг! Только что не было и вдруг – сидит…

– Выдумываешь! – мальчик внимательно посмотрел на женщину, встретился взглядом с её печальными глазами цвета морской волны. В уголках рта её залегли глубокие горестные складки, издали казалось – она печально улыбается. – Обыкновенная тётя… – пожал он плечами. – Тебе просто показалось…

Он взял сестру за руку, и они вместе подошли к незнакомке в длинном золотистом платье. Тёмные косы её, переплетённые зелёными лентами и украшенные яркими цветами, лежали на голове не то короной, не то венком.

– Вам нужна помощь? – спросил мальчик. Что вы здесь делаете?

Женщина посмотрела вокруг грустными глазами, остановила взгляд на детях.

– Жду, – тихо ответила она.

– Чего вы ждёте? – не понял мальчик.

– Когда придут ко мне, учиться добру и согласию, миру и любви…

– А зачем этому учиться? – спросила девочка. – И так все знают: добро беспомощно против зла, согласия можно добиться силой, мира – страхом, а любовь… – она хихикнула, – её по сто раз на день по телевизору показывают!

– Я учу не такой любви, не такому миру и согласию, и не такое добро несу я людям, – объяснила Дивония (а это, конечно, была она). – Я учу тому, что даёт сама природа. Тому добру и миру, что сильны самим своим существованием, не нуждаются в страхе и завоевании. Тому согласию, что поселяется в самой душе вашей. Той любви, что горит в сердцах ваших, согреваемая нежным спокойным светом звёзд.

– Свет звёзд далёкий и холодный, – возразил мальчик. – Он не может согревать. Греет огонь в печи, светят в ночи электрические лампы. И звёзды за этим светом совсем не видны – так далеки они и так слаб их свет.

– Принеси мне цветы, – обратилась Дивония к девочке. – Принеси мне раковин, – попросила она мальчика. – Я научу вас плести венки и нанизывать ожерелья с таким сочетанием цвета, форм и узора, что они будут дарить вам и вашим семьям покой и счастье, радость и любовь. Они будут талисманами в вашем доме…

– Здесь нет цветов, – огляделась девочка. – Ближайшие растут у нас на клумбе, но из них венка не сплетёшь: это садовые цветы с хрупкими или жёсткими стеблями.

– И раковины здешние – крупные, для ожерелий не годятся, – подтвердил мальчик, показывая поднятую с песка большую, обросшую водорослями и губками раковину моллюска-хищника.

– Тогда я научу вас песне, приносящей в ваши души покой и радость, – грустно улыбнулась Дивония. – Птицы помогут мне…

– Здесь нет певчих птиц! – возразили дети. – Только крикливые чайки, да каркающие вороны…

– Может быть, подождём ночи, и я подарю вам свет звёзд? – растерянно предложила Дивония. – Он войдёт в ваши души, в ваши сердца и будет дарить им покой и счастье…

– Вот ещё! – замотали они головами. – Мама с ума сойдёт, если мы не вернёмся до вечера. К тому же, ночью цветы этих кустарников, – кивнули они в сторону рощи – издают сильный ядовитый аромат. Можно уснуть и никогда не проснуться…

Грустно поникла голова Дивонии. Долго молча сидела она. Потом начала медленно расплетать свои косы, снимая с них зелёные ленты и неувядающие цветы:

– Возьмите это… – протянула она скромные дары.

– А зачем они нам? – взяла девочка в руки цветы, но они тут же начали увядать, осыпать лепестки.

А ленты в руках мальчика превратились в длинные зелёные водоросли, быстро высыхающие и рассыпающиеся на солнце в пыль.

– И это – всё чудо?! – саркастически засмеялись дети и пошли прочь от поникшей Дивонии, к своей лодке.

И только когда отплыли от берега, оба оглянулись, но никого не увидели на опустевшем берегу. Лишь на валуне чуть пошевеливались под слабым ветерком увядшие лепестки цветов.

– Она исчезла! – с испуганным восторгом воскликнула девочка.

– Ушла – и ушла, – спокойно согласился брат и покрутил головой: – Тоже мне – чудо!

Дивония ушла, так ничего и не сделав. А что она могла сделать в мире, в котором люди разучились верить в чудо? Что она могла сделать в мире, где люди разучились видеть звёзды?

Что делать Дивонии в мире, где прекрасным и очаровательным считается дикий, заросший ядовитыми растениями, населённый хищными животными и лишённый певчих птиц уголок?

– Странная какая-то! – рассказывали дети маме. – Пришла и сидит, ждёт! Все миссионеры, все апостолы всегда шли к людям и учили их. А она…

Но, наверное, они всё-таки не правы. Веру нужно нести к людям. Но к добру, к любви, миру и согласию люди должны прийти сами.

Зачем спасать чужие миры

фант-реал

Прожить на пенсию инвалида, даже на две пенсии двух инвалидов в постсоветской «незалежной» державе – понятие из разряда фантастики.

И я делаю сувениры. В последнее время большой популярностью пользуются всевозможные парусники, вот я и делаю парусники. Делаю и делаю. Делаю и делаю… делаю и де…

После определённого количества готовых экземпляров я, сначала тихо, потом всё громче, всё выразительнее, начинаю их ненавидеть. Когда мне хочется сгрести их все в кучу и выбросить за окно, – я объявляю перерыв и убегаю с кухни от греха подальше.

Так и в этот день, я недаром отметила его: 28 июля 2004 года. Два часа дня. Жара. Крыса Ёлка тупо озирает из-за стекла аквариума пятнадцать ракушечных конструкций. Котёнок Мишка демонстративно разваливается на спине прямо под силиконовым пистолетом, который я ещё держу навесу, размышляя: вышвырнуть его, горячий, истекающий расплавленным силиконом, за бесполезно распахнутое на обе створки кухонное окно, или же таки мирно выключить и, осторожно отложив в сторону, покинуть поле конфликта.

Мишка решил этот вопрос однозначно: ухватив лапами шнур, он отнимает пистолет у меня, я инстинктивно выдёргиваю шнур из розетки… Конфликт улажен. Я удаляюсь в комнату.

В комнате Лёшка висит на телефоне. Я бреду к нему, конечно же, спотыкаясь о прислонённые к креслу трости. Я всегда о них спотыкаюсь. Я всё время о них забываю. Забываю о коляске, о рычаги которой постоянно стукаюсь, проходя мимо. Я забываю, что Лёшка инвалид.

Он мой муж. Он индивид. Он интеллектуал и опора семьи. При чём же здесь какие-то трости и коляска?!

– Машка звонила из Героевки. Вернётся…

…Больше всего это похоже на состояние глубокого опьянения. Нет, ну что здесь странного, если я знакома с подобным состоянием?! Вы не знакомы? Ой, да ну вас! Может, вы испытывали что-то другое, но у меня это так. Едва касаешься головой подушки, и…

Вот, только что нормально, совершенно свободно несла о чём-то ооочень разумную околесицу, а тут, – причём ведь в абсолютном сознании, ещё даже фиксируя это как бы со стороны! – в одно мгновение, начинаешь падать в глубокую-преглубокую пропасть (?) бездну (?) … Тьму, короче говоря. Падаешь и размышляешь: вот, говорят, при смерти в подобную бездну-тьму возносишься. А тут – падаешь. И какое-то подобие стен у этого «колодца» имеется: уносятся ввысь и мимо, не забывая при этом вращаться каждое – вокруг собственной оси, группами – вокруг некой общей оси, все вместе – спирально по «стенкам», и – мерцают, и – меняют спектральность, и – Бог знает, что ещё сотворяют, – сотни, тысячи, мириады радужных, цветных, ярких и сумрачных пятен.

У этой пропасти-тьмы оказывается, если не дно, то ощущение натяжения строп. Падение прекращается именно таким упругим толчком.

И тогда начинается вращение. Сперва, как и полагается, – влево, потом, слегка притормозив, – вправо, опять влево, вновь вправо…

Короче, весьма похоже на кручение на верёвочных качелях – обожала в детстве! – вращение постепенно сходит на нет, амплитуда уменьшается, одновременно утихомиривается метушня пятен. Они – кто улетел восвояси, кто отстал ещё во время полёта, остальные постепенно угасают, цветность уходит в синий спектр, сгущается до тёмно-фиолетового, и на короткое мгновение полной остановки верчения наступает абсолютная тьма.

Во время обычного опьянения в этот миг наступает сон. И длится во тьме до появления первых сновидений, когда уже приходят нормальные краски, звуки, запахи, короче, обычные сновидения.

Теперь же, замерев в этом тьмы-состоянии, я обнаруживаю, что сон не наступает. Поскольку тверди у меня под ногами не имеется, топтаться растерянно на месте я не могу, потому тупо сучу ногами в пустоте, понимая – абсолютно отчётливо и ясно! – насколько нелепо и глупейше выгляжу со стороны. Я смущённо фыркаю и неожиданно обретаю-таки какую-то твердь под ногами.

…Весьма даже неровную твердь. Ибо при осторожном прощупывании босой ступнёй – мелкие и покрупнее камешки (однако не гравий, совсем не гравий…) покрывают не россыпью, а скорее осыпью довольно твёрдую основу тропы – не тропы, дороги – не дороги… а поскольку спустя миг появилось отчётливое ощущение пространства замкнутого – остановимся на определении «пол», в смысле, «на полу». На основательно холодном, но сухом: пыль так же ощущалась, учитывая, из какого пекла дня я сюда провалилась, – почти блаженной прохладой проникая меж пальцев стопы. Мельком отметила, что не теряю памяти и ориентации.