Лоза Шерена - Анна Алмазная

    Рэми застыл, не зная, что ответить, а Бранше, чуть поколебавшись, схватил котомку, да так неловко, что оттуда выкатился завернутый в капустные листья кусок хлеба. Совсем небольшой, Рэми ведь ненадолго в лес уходил.

    Но Бранше при виде еды украдкой сглотнул, осторожно взял восхитительно пахнущий ломоть и затравленно протянул Рэми, всем видом извиняясь за свою неуклюжесть. Лесник, чуть поморщившись, быстро бросил:

    - Ешь. Вижу же, что голодный. Ешь же!

    Бранше с жадностью набросился на хлеб, а Рэми продолжил собирать в котомку испачканные в липком соке цветки. Лишь откусив несколько кусков, лариец спохватился. Покраснел густо, переломил хлеб на две половинки и одну протянул Рэми.

    - Прости меня, оглодал я больно... только о себе думаю.

    - У нас тот, кто хлебом делится, другом называет, - отрезал Рэми, завязывая мешок с травой. - Осторожнее с дружбой-то. Друга уже не обманешь, не предашь, против него не пойдешь, боги этого не любят. Не знаю, как ваши, а наши - даже карают. Оттого люди дружбой и не разбрасываются.

    - Так ты и есть друг, - заметил Бранше. - Не убил меня, и ведешь куда-то...

    Больно уж быстро лариец другом быть захотел, подумал Рэми. Он слабо улыбнулся, подобрал упавший капустный лист. Осторожно, чтобы сок рогатых васильков не попал на хлеб, через лист отломил маленький кусочек, вернув остальное Бранше.

    - Да вот только я не голоден, - Рэми быстро засунул кусок хлеба в рот пережевал его, почти не ощущая вкуса. Потом перекинул мешок с травой через плечо, а котомку оставил нести Бранше, ведя его к кромке болота. - Долго плутаешь?

    - Второй день уж, - с полным ртом ответил Бранше, с трудом поспевая за Рэми со своей больной ногой.

    Рэми пошел медленнее, отметив про себя сгущавшиеся сумерки... Домой до темноты точно не успеют. Да и стоит ли этого незнакомца вести домой? Рэми не знал, но и оставить Бранше дозору, да старшине не очень-то хотел. Отдадут ларийца жрецам, даже не задумаются. Рабы в храмах все время нужны: больно часто там люди умирают от непосильной работы, да не очень хорошей еды. А Рэми почему-то не хотел, чтобы Бранше умер. И бросить его в лесу не мог.

    Когда они вышли на болото, Бранше уже закончил есть, и слегка покряхтывал, неловко прыгая по кочкам.

    Рэми, слушая сопение Бранше за спиной, мог думать только об одном: о недавней находке...

    Несколько дней назад на закате, возвращаясь домой, Рэми заметил что-то в высокой, до пояса траве в двух шагах от тропинки. Чуть позднее стоял он на поросшей чернобыльником поляне и не мог поверить, что лежавшее перед ним тело действительно когда-то было человеком. Что золотистые, слипшиеся от грязи и от крови волосы, еще седмицу назад принадлежали смешливой, симпатичной девчонке из соседней деревни.

    Рэми ее даже помнил. Помнил, как танцевали на чужой свадьбе: ее горящие глаза, манящие губы, ее пламенные слова и будто бы случайные прикосновения бедра. Лия тогда еще смеялась, мол, женится вскорости братишка, а Рэми все более мрачнел, мечтая поскорее убраться с чужого праздника.

    Помнил он и вышитую замысловато голубую ленту, которую и поднял с помятой, так и не сумевшей выпрямиться травы в двух шагах от тела. Вспомнил, как переливалась она на свадьбе в волосах девчонки, как взлетали расшитые бусинками концы, когда она танцевала.

    Лента, перепачканная кровью и чем-то зеленым, выпала из ослабевших пальцев, а ноги сами понесли Рэми к дозорным.

    Потом друг-конюший, Самал, молчаливый, серьезный, долго отпаивал Рэми крепким вином, пока не помутилось в голове, и не забылась искаженное до неузнаваемости лицо...

    - Никому не рассказывай, что видел, - прошептал вернувшийся лишь к вечеру следующего для Жэрл.

    - Они все... так? - спросил Рэми, вспоминая ходившие уже с зимы слухи и пропадавших в деревне людей.

    - Не думай об этом, Рэми, забудь, - повторил старшой. - А теперь иди домой...

    - Это не опасно?

    - Опасно... но чаще чем раз в седмицу оно... не убивает. И... - Жерл положил руку на плечо Рэми. - Помни, мальчик. Эта нечисть... она не чужая, она живет среди нас, в нашей деревне. Потому и прошу я тебя сохранять тайну... Обещай мне.

    Рэми кивнул. Подхватил плащ и... с трудом побрел к выгребной яме, где его, наконец-то, и вывернуло наизнанку.

    Не забыть ему того тела...

    И ленты той проклятой - не забыть.

    Не время сейчас ходить по темноте, когда ходит по лесу убийца. Потому и стремился Рэми быстрее дойти до дома, да толстяк шел слишком медленно.

    В полном молчании спустились они по склону к ручейку, что темной лентой бежал между часто поросших кустов лозы. Вдоль ручья они дошли до шаткого мостика - нескольких бревен, крепко связанных веревкой.

    Рэми в мгновение ока оказался на другом берегу, Бранше заколебался. Лесник чуть вздохнул, протянув толстяку руку:

    - Я тебя ждать не буду... Идешь?

    Бранше неуверенно ступил на брёвна, и тут же подвернул ногу, отчаянно вцепился в руку Рэми. Недобро улыбнувшись, Рэми рывком вытянул Бранше на берег.

    - Не улыбайся, - сказал толстяк, потирая больную ногу. - Ты в лесу хорош, а я в городе. Кухарь я. Готовлю так, что народ в харчевню валом прет. Хозяин, как отпускал, аж плакал, да вот только нельзя мне было там оставаться... убили бы... и так посвящение оттягивали. Куда уж дольше?

    - Может и так, - примирительно ответил Рэми, которому не хотелось спорить. Он вообще не любил ни спорить, ни что-то доказывать. Но пустякам - тем более. - Уже недолго.

    Но дошли они до дома в лесу только с наступлением темноты. Показались между деревьями огни. Пахнуло дымом, сонно замычала в хлеву корова. Скрипнула калитка. Клык, которого привез из города Самал, вылетел им навстречу с заливистым лаем, чуть не сбил Бранше с ног и запрыгал вокруг Рэми.

    Лай сменился радостным скулежом: Клык льнул к рукам хозяина, подозрительно косился на Бранше, но незнакомца, пришедшего с хозяином, трогать не смел...

    Рэми, слегка придержал пса, погладил мохнатые уши. И только сейчас заметил, как сильно припадает гость на больную ногу. Рэми пошел медленнее, замечая краем глаза, как толстяк то и дело прикусывает губу, всеми силами пытаясь сдержать невольный стон.

    Ласково мигнул в темноте желтый прямоугольник распахнувшейся двери, в дверях - мелькнула стройная фигурка. Одетая в скромное серое платье, пахнущая вереском Лия повисла у Рэми на шее.

    - Вернулся! - шептала черноволосая и черноглазая, как сам Рэми, сестренка. - Мама говорила, что ты у нас везучий, тебя не одна нечисть не возьмет, но мало ли что...